Все себя дурно ведут
Шрифт:
А Хемингуэй мгновенно пленился зрелищем.
«Это страшная трагедия – и самое прекрасное, что я когда-либо видел», – писал он другу. По его мнению, коррида требовала «больше решимости, умения и вновь решимости, чем можно представить». Это как «сидеть в первом ряду у арены на войне и знать, что с тобой ничего не случится» [222] .
Как отмечал Билл Берд, Хемингуэй немедленно начал вести себя, будто его только что приняли в тайное общество, а он прилагал старания, чтобы стать в нем знатоком [223] . («Если ты когда-нибудь захочешь узнать о корриде, спроси меня», – писал он отцу через несколько недель, добавляя, что из этой поездки привез материал для «нескольких превосходных рассказов» [224] ). Но терпение Хемингуэя иссякло, и он стал беспощадно глумиться над Макэлмоном, хотя и путешествовал за его счет [225] . Неспособность Макэлмона смотреть на что-нибудь неприглядное и жестокое, будь то гниющий собачий труп или лошадь со вспоротым брюхом, отталкивала Хемингуэя, вдобавок ему казалось, будто Макэлмон считает его позером [226] . Ничто не могло быть более далеким от истины. Его увлеченность корридой была неподдельна, и он намеревался доказать это [227] .
222
«Это
223
«Хемингуэй немедленно начал…»: Билл Берд Карлосу Бейкеру, июнь 1962 г., процитировано в Карлос Бейкер, «Эрнест Хемингуэй: история жизни» (Carlos Baker, Ernest Hemingway: A Life Story, New York: Charles Scribner's Sons, 1969), стр. 110.
224
«Если ты когда-нибудь…» и «нескольких превосходных»: письмо Эрнеста Хемингуэя Кларенсу Хемингуэю, 20 июня 1923 г., в «Письмах Эрнеста Хемингуэя, 1923–1925 гг.», том 2, под ред. Альберта Дефацио-третьего, Сандры Спаньер и Роберта У. Трогдона (eds. Albert Defazio III, Sandra Spanier, Robert W. Trogdon, The Letters of Ernest Hemingway, 1923–1925, Volume 2, Cambridge: Cambridge University Press, 2013), стр. 24.
225
Хемингуэй глумится над Макэлмоном: в интервью в июне 1962 г. Билл Берд рассказывал Карлосу Бейкеру, что на самом деле Хемингуэй «сыпал чудовищными оскорблениями», процитировано в Карлос Бейкер, «Эрнест Хемингуэй: история жизни» (Carlos Baker, Ernest Hemingway: A Life Story, New York: Charles Scribner's Sons, 1969), стр. 111. Другие представители парижского «сборища» также выражали возмущение тем, как Хемингуэй якобы обращался с Макэлмоном: «Все счета, разумеется, оплачивал Боб, – писала Кей Бойл, – но когда дело доходило до выбора мест на корриде, Хем… выбирал себе лучшее, возле самой арены, потому что он „изучал искусство корриды“, а Боб… полагаю, как человек, не имеющий представления ни о каком искусстве, мог посидеть и на дешевых местах». Она добавляла, что виски «Джонни Уокер», который пил Хемингуэй, тоже записывали на счет Макэлмона. (Источник: Кей Бойл, Роберт Макэлмон, «Вместе с гениями» (Kay Boyle, Robert McAlmon, Being Geniuses Together, 1920–1930, San Francisco, North Point Press, 1984), стр. 313).
226
Хемингуэй писал в своей книге 1923 г. «Смерть после полудня», что Макэлмон явно считал его позером, а его увлечение корридой притворным.
227
Источник: Кей Бойл, Роберт Макэлмон, «Вместе с гениями» (Kay Boyle, Robert McAlmon, Being Geniuses Together, 1920–1930, San Francisco, North Point Press, 1984), 1984).
Странно, но когда вся троица вернулась в Париж, у Хемингуэя появился не один новый издатель, а два: и Берд, и Макэлмон приняли решение опубликовать его работы. Макэлмон задумал опередить Берда, сразу по возвращении из Испании публично объявив, что первым издаст книгу Эрнеста Хемингуэя. Ведь талант есть талант, и неважно, целует он кольцо или кусает руку дающего.
То, что первая книга пройдет незамеченной, можно было бы догадаться по названию, которое в конце концов ей дали: «Три рассказа и десять стихотворений». Два из этих трех рассказов были уцелевшими от «великого ограбления поезда» – «Мой старик» и «У нас в Мичигане».
Третий рассказ Хемингуэй написал той весной после поездки в Рапалло, когда катался с Хэдли на лыжах в Кортине. Для него этот рассказ «Не в сезон» явился стилистическим достижением: он был не только четким и ритмичным, но и служил образцом новой «теории айсберга», какую Хемингуэй как раз «обкатывал». Он упрощал не просто язык, но и материал, побуждая читателей додумывать события, не описанные напрямую. Когда речь заходит о сюжетных линиях, талантливому писателю достаточно показать лишь верхушку айсберга: «Если автор пишет достаточно правдиво, [у читателя] возникает ощущение того, что пропущено, такое же отчетливое, как если бы автор описал его», – добавлял Хемингуэй [228] . Благодаря этому подходу читатель глубже вовлекается в сюжет, становится его активным участником.
228
«Если автор пишет…»: Эрнест Хемингуэй, «Смерть после полудня» (Ernest Hemingway, Death in the Afternoon, New York: Charles Scribner's Son, 1932).
Рассказу «Не в сезон» предстояло стать своего рода ситуационным исследованием. Позднее Хемингуэй признавался, что это практически дословное изложение того, что случилось с ним и Хэдли во время поездки в Кортину [229] . В центре рассказа – напряженная семейная жизнь молодого мужчины и молодой женщины, названной Тайни (малютка) – одним из прозвищ, придуманных Хэдли для Хемингуэя. Герои рассказа в отпуске, между ними вспыхивает ссора. В разгар конфликта они соглашаются, несмотря на неподходящий сезон, побывать на незаконной рыбалке со старым пьяным гидом Педуцци. Небольшая поездка проходит неудачно по вине гида; в конце рассказа читатель продолжает размышлять о причине ссоры между супругами и о том, что стало с пропащим Педуцци.
229
Хемингуэй признается, что рассказ «Не в сезон» – почти достоверное изложение событий, произошедших с ним и с Хэдли в Кортине: письмо Эрнеста Хемингуэя Ф. Скотту Фицджеральду, 24 декабря 1925 г., в издании «Избранные письма Эрнеста Хемингуэя, 1917–1961» под ред. Карлоса Бейкера (ed. Carlos Baker, Ernest Hemingway: Selected Letters, 1917–1961, New York: Scribner Classics, 2003), стр. 180.
В действительности Хемингуэи побывали в подобной поездке, а потом Эрнест пожаловался на «пьяного гида» управляющему отеля, и тот немедленно уволил деревенского старика. Этот «отчаявшийся» Педуцци вскоре повесился в конюшне [230] . Повествуя о случившемся другу года два спустя, Хемингуэй явно не испытывал угрызений совести, думая о том, какую роль сыграл в самоубийстве этого человека, – он лишь деловито объяснил, почему суицид не годится в качестве литературного приема для рассказа с данной последовательностью событий. Он просто «полагал, что в рассказе это ни к чему» [231] . Несомненно, это был принцип самозакалки в действии.
230
«Пьяного гида…» и «отчаявшийся…»: там же.
231
«Считал, что в рассказе…»: там же.
Здесь оказались весьма кстати репортерские навыки Хемингуэя. Инцидент с Педуцци был лишь одним из множества реальных событий, которые он счел пригодным для художественной прозы. Раз за разом Хемингуэй распознавал литературную ценность того или иного события, а затем буквально мчался к ближайшей ровной поверхности, на которой мог описать это событие, преобразив его в прозу, – как правило, в слегка беллетризованной и явно стилизованной форме. Рассказ «Не в сезон» Хемингуэй сочинял лихорадочно, как репортер, старающийся успеть к сроку, начав сразу после возвращения со злополучной рыбалки. Уверял, будто писал его так быстро, что даже не расставлял знаки препинания.
«Слух всегда обостряется, когда ты взбудоражен каким-либо скандалом», – позднее объяснял он [232] .
Хемингуэю также требовалось представить новый материал для книги, какую планировал издать Билл Берд. Как и издательство Макэлмона, недавно основанное издательство «Three Mountains Press» Берда было независимым и специализировалось на ограниченных тиражах экспериментальной литературы [233] . Но в отличие от книг Макэлмона, которые один экспат называл «уродливыми пачками бумаги с печатным текстом», малотиражные издания Берда были приятными на ощупь объектами ручной работы, отпечатанными на ручном печатном станке XVIII века. Весь процесс производства происходил в тесном, но колоритном переоборудованном винном погребе [234] . Незадолго до того Берд вместе с Эзрой Паундом приступил к изданию шеститомной серии «Исследование состояния современной английской прозы». Берд просил Хемингуэя пополнить шестую и последнюю книгу серии [235] . По замыслу издателя, вкладом Хемингуэя должен был стать ряд зарисовок – таких, как отрывок на 183 слова о матадоре, убитом быком [236] . По счастливой случайности Хемингуэй как раз работал над подобными текстами, и шесть из них были напечатаны в «Little Review» ранее той же весной. Один из них состоял всего из 75 слов:
232
Отсутствие пунктуации и «слух всегда…»: там же.
233
Тремя горами, упоминающимися в названии издательства Билла Берда Three Mountains Press, были три парижских холма: Сен-Женевьев, Монпарнас и Монмартр.
234
«Уродливыми пачками…»: Форд Мэдокс Форд, процитировано в Карен Л. Руд, «Уильям Берд» (Karen L. Rood, William Bird, Dictionary of Literary Biography: Volume 4, American Writers in Paris, 1920–1939, Karen Lane Rood, ed., Detroit: Bruccoli Clark, 1980), стр. 39. В типографии издательства Three Mountains Press на набережной Анжу хватало места только для ручного пресса и самого печатника-издателя, как вспоминала Сильвия Бич. Все встречи Берд проводил вне помещения, на тротуаре. (Источник: Сильвия Бич, «Шекспир и компания» (Sylvia Beach, Shakespeare and Company: Bison Book Edition, Lincoln: University of Nebraska Press, 1980), стр. 132). Писатель и редактор Форд Мэдокс Форд, который позднее пользовался тем же помещением, вспоминал, что Берд складировал напечатанные им книги в импровизированной кухне. (Источник: Форд Мэдокс Форд, «Это был соловей» (Ford Madox Ford, It Was the Nightengale, Philadelphia: J. B. Lippincott Company, 1933), стр. 322).
235
Согласно одному источнику, Хемингуэй сыграл некую роль в контракте Берда с Паундом. Берд упомянул о своем новом печатном станке Хемингуэю, когда они встретились по пути на Международную экономическую конференцию, проходившую в Генуе в апреле 1922 г., и тогда «Хемингуэй предложил, чтобы Эзра Паунд разрешил Берду напечатать фрагмент длинной поэмы, которую тот как раз писал. Берд встретился с Паундом, а Паунд предложил, чтобы Берд вместо этого опубликовал серию из шести книг». Как писал Берд одному биографу в 1956 г., «он говорил, что желательно публиковать серии книг, сочетающихся друг с другом, а не просто публиковать вещи по мере их написания». (Источник: Карен Л. Руд, «Уильям Берд» (Karen L. Rood, William Bird, Dictionary of Literary Biography: Volume 4, American Writers in Paris, 1920–1939, Karen Lane Rood, ed., Detroit: Bruccoli Clark, 1980), стр. 39–40). Позднее Берд утверждал, будто именно он, а не Макэлмон, должен был стать издателем первой книги Хемингуэя, но также заявлял, что Хемингуэй проявил слишком сильное нетерпение в связи с окончательным решением по поводу «искомой» серии и решил отдать материал Макэлмону, который обещал издать его гораздо быстрее. (Источник: там же, стр. 40).
236
Ни Макэлмон, ни Берд, видимо, не пытались убедить Хемингуэя написать роман или другую крупную форму на первом этапе сотрудничества.
«Мы попали в какой-то сад в Монсе. Бакли возвратился со своим патрулем с другого берега реки. Первый немец, которого мне довелось увидеть, перелезал через садовую ограду. Мы подождали, пока он перекинет ногу на нашу сторону, и прикончили его. На нем имелась куча разной амуниции. Он раскрыл рот от удивления и свалился в сад. Затем через ограду в другом месте начали перелезать еще трое. Мы их также подстрелили. Они все так появлялись» [237] .
Хемингуэй согласился на предложение Берда, получившийся сборник зарисовок был назван «В наше время» [238] . Заголовок звучал декларативно, подразумевая, что читатели найдут на этих страницах из грубой бумаги литературный zeitgeist [239] .
237
«Мы попали…»: Эрнест Хемингуэй, «В наше время» (Ernest Hemingway, in Our Time, Paris: Three Mountains Press, 1942, Глава 4).
238
В названии этого сборника на языке оригинала каждое слово было написано со строчных букв – в отличие от более позднего сборника Хемингуэя, названного так же, но с прописных букв, In Our Time. – Примеч. пер.
239
Дух времени (нем.). – Примеч. пер.
Тонкая книжка выглядела несолидно, но была отнюдь «не слабой». Объемом всего 3500 слов, она содержала 18 «глав», большинство которых длиной не превышали отрывок о «саде в Монсе». Однако все эти слова были скрупулезно выбраны и расположены в определенном порядке. Каждая из зарисовок сборника «В наше время» – многие из них были основаны на материале, собранном Хемингуэем во время выполнения журналистских заданий по всей Европе, – создавала в воображении собственный захватывающий мирок. Роберту Макэлмону принадлежала честь стать первым издателем Хемингуэя, но его «Три рассказа и десять стихотворений» представляли собой преимущественно переработанный для другой цели материал потерянных «ювенилий» писателя.
А истинная ценность досталась Биллу Берду. Сборник «В наше время» намекал на то, что произойдет дальше – не только в будущем самого Хемингуэя, но и в будущем литературы. В новой формуле Хемингуэя все встало на свои места, появилась насыщенность лаконизмом, на котором настаивал Паунд, и относящимися к потоку сознания повторами Стайн. Однако зарисовкам была также присуща уникальность: столь же динамичные и увлекательные, как любая статья Хемингуэя, и такие же литературные, как тексты Паунда и Стайн, они однако, были более доступными для понимания.