Всеобщая история
Шрифт:
По смыслу ахейской организации верховная власть в союзе принадлежала всей совокупности ахейских граждан, достигших тридцатилетнего возраста; органом этой власти были общенародные собрания ахеян, очередные и чрезвычайные. Вопросы о войне и мире, о заключении союза, о принятии новых членов в союз, устроение отдельных общин в их отношениях к союзным властям, сношения с иноземными государствами через посольства, выборы союзных должностных лиц, проверка служебной деятельности их и т.д. и т.п., — словом, все дела, касающиеся целого союза, подлежали ведению ахейского народа, свои верховные права осуществлявшего непосредственно, постановлениями в народном собрании, или при посредстве должностных лиц, избираемых в тех же собраниях. Сам Антигон Досон после первых успехов в войне с Клеоменом явился на осеннее собрание ахеян в Эгий, дал здесь отчет в своих действиях и тогда же выбран был в вожди всех союзников (222 г. до Р.X.). После несчастной битвы при Кафиях в 219 г. ахейский народ явился в установленное законом собрание и здесь привлек к ответу стратега своего Арата. Из рассказа Полибия явствует, что судьба стратега была в руках «толпы ахеян», падение его или превознесение зависело вполне от настроения массы собравшихся ахеян: перед ними он защищается, обвинения их покорно выслушивает, от них же получает признание заслуг и высокое положение в союзе. В 218 г. до Р.X. Филипп V, нуждаясь в съестных припасах и в деньгах для войска, созвал ахеян в собрание через должностных лиц; что под ахеянами разумеется масса населения, показывает употребленный Полибием термин, «толпа». Подробно описано у историка то собрание ахеян, на котором мегалопольцы по внушению Арата выступили с предложением призвать Антигона на помощь. Народ охотно выслушивает их и соглашается. Под предлогом недовольства народной массой Арат отказывается от должности стратега. Когда в 146 г. до Р.X. стратег Критолай предложил уничтожение долговых обязательств и безнаказанность должников, народ поддержал его, и этого было достаточно, чтобы
Мы остановились на этой стороне ахейской организации не только ввиду важности предмета, но и потому еще, что в последнее время сделана попытка доказать, во-первых, представительный характер союзных собраний ахеян, во-вторых, перенести решающую роль в делах союза с общенародных собраний на сенат, или думу ахеян, которая будто бы была не чем иным, как палатою депутатов от союзных общин (chambre representative) 260*. По смыслу ахейской конституции верховное направление всей политики союза определялось народными собраниями с прямым, а не представительным участием каждого ахейского гражданина начиная с тридцатилетнего возраста. То же собрание является в роли верховного судилища; оно назначает судей и произносит окончательный приговор. Так по крайней мере можно заключать из рассказа Полибия о суде ахеян над Сосикратом, Лагием, Андронидом и Архиппом (146 г. до Р.X.), когда первый из них был осужден народом на казнь, а прочие помилованы потому, между прочим, как объясняет историк, что толпа была слишком возмущена учиненным над Сосикратом истязанием. Сохраненное орхоменскою надписью постановление ахеян гласит, что виновные в покушении отторгнуть Орхомен от ахейского союза будут осуждаемы на казнь союзным собранием ахеян 261*.
Напротив, все имеющиеся у нас сведения об ограниченном по составу совете ахеян не позволяют сомневаться в том, что в политике союза ему принадлежала лишь самая скромная, второстепенная роль.
Полновластный по смыслу союзного устройства народ ахеян стеснен был на деле в постоянном деятельном осуществлении присущего ему права верховности. Если городок Дима удален был от места обычных собраний ахеян, Эгия, более, чем самый далекий поселок Аттики от Афин, если и в афинской республике в пору высшего развития ее требовались особые меры к поощрению политической деятельности граждан и возмещению сопряженных с нею тягостей, то легко понять трудности, какие создавались для ахейской демократии самыми успехами союза, расширением его территории: по мере возрастания численности ахейских граждан тем труднее становилось участие их в союзной политике, прямое, непосредственное, какое только и было известно древним политиям. Очередные собрания ахеян, ведению коих подлежали все дела союза, происходили не чаще двух раз в год, в половине мая и позднею осенью. Собрания чрезвычайные созывались по мере надобности стратегом и демиургами по одному из трех поводов: для решения вопросов о войне или мире, о союзе или для постановления ответа на письменный запрос римского сената; при этом чрезвычайное собрание, продолжавшееся не более трех дней, не могло касаться в своих занятиях никаких иных вопросов, кроме одного, точно обозначенного в приглашении на собрание. И все-таки участие беднейших классов населения в союзных собраниях бывало весьма ограниченно. В 145 г. до Р.X. в союзное собрание в Коринфе явилось, по словам Полибия, небывалое дотоле множество земледельцев и ремесленников, которые и определили роковой исход собрания. Обыкновенно эти классы населения если не отсутствовали на собрании, то по численности и значению уступали людям богатым или по крайней мере весьма зажиточным. По свидетельству Полибия и Плутарха, выбор в стратеги зависел главным образом от благорасположения всадников, которым поэтому должностные лица ахеян льстили и угождали. Демократическое в теории, собрание ахеян было аристократическим на практике, замечает Фримен 262*.
Рассеянные на обширной территории по городам и селениям, из коих многие разделены были большими, нередко трудно переходимыми пространствами, граждане ахейского союза никогда не представляли собою народа единого хотя бы в такой, например, степени, в какой все жители Аттики составляли народ афинян. Могущественного общественного мнения, которое воплощалось бы в каком-нибудь постоянно действующем учреждении, здесь не было; не было и такого культурного центра, руководящее или объединяющее влияние коего распространялось бы на все части союза. Ни один город не пользовался здесь даже таким значением, как Ферм в этолийском союзе; многие города были гораздо значительнее и влиятельнее, нежели Эгий, обычное место союзных общенародных собраний. Для совместного обсуждения и решения общих дел ахеяне в обыкновенные, спокойные времена сходились редко, и трудные обстоятельства, когда требовался единодушный, быстрый образ действий, застигали их раздробленными и разъединенными. Самый способ голосования в союзных собраниях не мог ни поощрять ахеян к более деятельному участию в союзных собраниях, ни содействовать образованию из них единого народа, в каждый данный момент одушевленного одинаковыми стремлениями и чувствами. Здесь подавались и считались голоса не по лицам, присутствующим в собрании, но по городам или народам. Каждый союзный город без отношения к его населенности и к лежащим на нем тягостям, как на члене союзной организации, имел всего один голос, был ли это Коринф или Сикион, Абия или Асея, десятки ли и сотни участвовали в голосовании от того или другого города, или немногие единицы. Такой порядок решения дел засвидетельствован показаниями Т.Ливия, относящимися, правда, к позднейшим временам ахейской федерации и впервые правильно разъясненными Нибуром. В собраниях 198 и 189 гг. до Р.X. участвуют в союзном постановлении о союзе и войне или воздерживаются от голосования не отдельные личности, но народы или государства, populi, civitates 263*. Мы полагаем, что подтверждение показаний Ливия содержится как в тех преувеличенных похвалах, какие воздает Полибий равенству всех членов в ахейском союзе, так равно и в том, что не раз присутствующая в собрании «толпа» обозначается у него словом «тoлпы», означающим в таких случаях, вероятно, то же, что populi или civitates у Ливия.
Разумеется, такой порядок голосования не соответствовал действительным отношениям, в каких находились различные члены союза, малолюдные и многолюдные города, богатые и бедные, промышленные и исключительно земледельческие и т.п. Помимо этого, он не только не ослаблял, скорее поддерживал и как бы закреплял те партикуляристские стремления, которые были особенно живучи в больших городах. Пригодный, быть может, для поселений собственно ахейских, первоначально образовавших союз, близких между собою по расстоянию, по интересам и настроению, этот спрос решения дел мало отвечал понятию единого ахейского народа, когда союз обнимал собою большую часть Пелопоннеса или даже весь Пелопоннес. Таким способом голосования восполнялся весьма несовершенно недостаток двух собраний наподобие тех, какие существовали в союзе этолян или в афинской демократии. В Афинах наряду с общенародным собранием был сенат 400 или 500, состоявший из представителей фил, чему в этолийской федерации соответствовал многолюдный совет старейшин, апоклетов. Едва заметные следы существования думы или сената в Ахае сохранились в показаниях Полибия, Ливия и Павсания, прежде всего в таких терминах, как совет, члены совета, старейшины: principes, и в противопоставлении совета, как ограниченного по составу собрания, другому собранию, соединявшему в себе всех граждан с тридцатилетнего возраста 264*. Выше мы говорили, что под сенатом ахеян никак нельзя разуметь коллегии должностных лиц со стратегом во главе, хотя о составе и роли его в союзном управлении нам ничего более неизвестно. Мы склонны допустить, что в организации союзного управления по мере расширения союза произведены были некоторые изменения, вызывавшиеся потребностями времени; изменения эти имели в виду и более удовлетворительное представительство отдельных общин в федерации. В первоначальном ахейском союзе таким союзным учреждением могла быть коллегия десяти демиургов от десяти союзных общин, damiurgi civitatium у Ливия 265*. Но так как число этих должностных лиц оставалось и впоследствии неизменным (damiurgos — decem numero creantur), то коллегия их утратила представительный характер. Неравномерность в распределении прав между
Во всяком случае, у нас имеются положительные известия о том, что ахейский народ нередко оказывался осведомленным о положении союза весьма недостаточно. Когда Филопемен в 185 г. до Р.X. возобновил дружественный союз с Птолемеем, народное собрание невзирая на предшествовавшие объяснения Аристена, недоумевает, о каком союзе идет речь. В звании посла Калликрат объяснял в Риме, что народ ахейский совсем не знает того, что творится относительно его в римском сенате. Когда Аттал добивается получить для своего брата Эвмена отнятые почести, собрание ахеян колеблется и не знает, на чем решить; то же повторяется в собрании ахеян в Коринфе, когда требовался ответ на просьбу Птолемея о помощи (168 г. до Р.X.). По словам того же Калликрата, народ покорно пойдет за своими правителями; римскому сенату следует только предоставить власть в городах своим друзьям, и ахейский союз будет в его власти 266*. Ахейская война, кончившаяся разорением Коринфа и покорением Эллады римлянами, была поднята ахеянами, как рассказывает Полибий, больше всего вследствие совершенного непонимания ими своего положения, действительных сил своих и противника. На этом неведении массы и держалась сила позднейших вождей, которые увлекали народ в безнадежные предприятия; оно же, по словам историка, и погубило эллинов 267*.
Но не только последние, смутные времена обличали беспомощность народа в собственных делах. Мы знаем, как искусно, целые годы вел Арат двусмысленную политику по отношению к союзу и Антигону, как удалось ему отвлечь народ от примирения с Клеоменом путем напрасных обвинений противника в посягательстве на свободу эллинов 268*. Ни в чем так не обнаружилась пассивность ахейского народа, как в выборе Аристомаха, бывшего тирана Аргоса, в стратеги и в самом присоединении Аргоса к союзу. По рассказу Плутарха Арат не желал оставлять за Лидиадом чести привлечения к союзу столь важного города, как Аргос, а потому, когда Лидиад в свою стратегию (230 г. до Р.X.) предложил собранию принять Аргос в состав союза, народ отвергнул предложение по настоянию Арата; в следующем году Арат в звании стратега вошел в собрание с тем же предложением, и народ не только принял аргивян в союз, но через год выбрал самого Аристомаха в стратеги 269*. Не чем иным, как слабостью почина в народе объясняется и то, что Арат при своей неспособности к военным действиям выбирался в стратеги и в такие годы, когда высшую добродетель союзного вождя должны были составлять храбрость и военное искусство.
Вообще союзное управление ахеян отличается таким усилением главы исполнительной власти, какого не знали древние демократические республики.
Стратег опирался в своем управлении на богатые классы союзных городов, менее всего склонные к переменам в политике; народ оставался в стороне от деятельного участия в управлении, а в трудные времена проявлял непокорность своим вождям и, не обладая достаточным пониманием окружающего, тем самым усиливал трудность положения. При обозрении федерации этолян мы указали на то, что в союзных делах нередко влияние отдельных личностей парализовало верховную власть народного собрания. И в этом отношении союз ахеян не представляет противоположности этолийскому. Напротив, более известная нам история ахейской федерации раскрывает перед нами поучительнейшее явление в древнеэллинской истории, вскоре повторившееся на более обширной арене и окончившееся образованием мировой римской империи. Разнородность состава ахейского союза, трудность постоянных деятельных сношений между составными общинами и их гражданами, отсутствие учреждений, которые на деле обеспечивали бы за народом его верховные права и неослабный контроль над поведением выбранных им должностных лиц, — все это неизбежно приводило к представлению главе исполнительной власти таких полномочий и такого влияния на дела, какие приличествовали не выбираемому на один год и во всякое время ответственному перед народом вождю, но полновластному единоличному правителю. В союзной политике получались вследствие этого преемственность и постоянство направления. Шестнадцать или семнадцать раз выбираемый в стратеги через годичные промежутки, Арат в течение тридцати трех или тридцати двух лет руководил союзной политикою «на деле и советом» (245—213 гг. до Р.X.). Полибий, а равно Плутарх в жизнеописаниях Арата и Клеомена дают обильный материал для подтверждения замечания, что после присоединения Коринфа к союзу «Арат все время до конца жизни непрерывно оставался во главе ахейского народа, стараясь направить к единой цели все его помыслы и действия» 270*. «Вся власть над ахеянами принадлежала Арату, — замечает Плутарх по поводу стратегии Гипербата 226/225 г. до Р.X. — Не оружием и насилием, но правдою и добродетелью приобрел себе Арат непрерывную власть» 271*. «Хотя Арат выбирался в стратеги не иначе как через год, однако наделе и советом он непрерывно властвовал над ахеянами». Однажды Арат вступает в должность даже раньше срока и набирает войско по собственному почину, помимо действующего еще стратега, Тимоксена 272*. Сторонниками и проводниками политика Арата были также стратеги промежуточных лет Гипербат, Тимоксен и Арат младший.
Не входя в фактические подробности управления Арата, мы не можем не отметить и невыгод такого порядка. Условия ахейского союза на протяжении 33 лет менялись настолько, что дарования Арата много раз оказывались недостаточными и не соответствующими требованиям времени. Более счастливым был выбор Филопемена в руководители союзной политики. Он тоже восемь раз был стратегом на протяжении 24 лет (208—183 гг. до Р.X.); ради него нарушен был основной закон ахейского управления, по силе которого одно и то же лицо не могло занимать должность стратега два года кряду, и стратегия Филопемена 189/188 г. до Р.X. была продолжена на следующий год, чем, разумеется, усиливалась его власть в союзе 273*. Выбрать кого-либо в стратеги значило доверить выбранному верховное управление делами союза; стратег управлял союзом и был его главою 274*. Когда Полибий рассказывает, что Ликорт предпочел дождаться народного решения относительно меры наказания Мессены за восстание и насильственную смерть Филопемена, то тем самым историк дает понять, что стратег мог действовать и по собственному почину 275*. Организация ахейского союза, недостаточно согласованная с потребностями разнородного, многолюдного населения на обширной территории, при осуществлении своих задач утрачивала некоторые отличительные черты демократического устройства: полновластный народ как бы добровольно уступал долю верховных прав избраннику своему, стратегу; благодаря чему этот последний являлся в действительности не столько верным исполнителем воли народного собрания, сколько властным правителем, лишь в чрезвычайных случаях привлекаемым к ответу перед народом. Когда-то Фукидид говорил об афинской республике в пору высшего могущества ее, что демократией она была только по имени, на деле же власть в ней принадлежала достойнейшему гражданину 276*. В то время Афины стояли во главе обширного союза, превратившегося мало-помалу в афинскую державу. Обширность пределов господства, рознь союзников, недостаток определенности во взаимных отношениях содействовали усилению Афин и вместе с ними единоличного влияния достойнейшего афинского гражданина. Нечто подобное случилось с ахейским союзом. Правда, здесь не было преобладающего или господствующего города; зато значение первого гражданина, председателя народного собрания, увеличилось еще больше, и Арат или Филопемен более походили на единоличных правителей Пелопоннеса, нежели Перикл в афинско-делийском союзе. Демократия приближалась к монархии. 147/146 годом до Р.X. Критолай провел в народном собрании «нечестивое» предложение, чтобы лица, выбранные в стратеги, были полновластны, и «через то приобрел власть, можно сказать, монархическую». В одном из последних своих сочинений Магафи жалуется на равнодушие английских ученых и публики к историческим судьбам Эллады в македонский и римский периоды 277*, каковому времени принадлежат и история эллинских федераций, и деятельность Полибия. Сочинение самого Магафи показывает, как много в этой области остается невыясненного для специалистов или даже нетронутого критикой в западноевропейской литературе, как часто подлинный смысл древних текстов затемняется поверхностными аналогиями и сближениями разнородных явлений. В трудах новых историков о последних временах независимой Эллады можно наблюдать частые случаи перенесения готовых понятий и терминов, сложившихся в позднейшие времена и при иных политических и общественных порядках, на отношения в древнеэллинских общинах. В настоящем очерке мы старались держаться возможно ближе свидетельств историков и надписей и довольствовались установлением исторических фактов и частными выводами там, где для более широких обобщений не располагали фактическими данными. В русской литературе начало самостоятельному изучению занимающего нас исторического периода положено В.Г.Васильевским.
Ф. Мищенко
Казань
ПРИМЕЧАНИЯ
* В первом издании (1890—1899 гг.) «Всеобщей истории» Полибия (в переводе Ф.Г.Мищенко) данный очерк был помещен в начале I тома, в качестве вступительного.— Ю.Ш.
** Thuk. III 82.
*** Биографический очерк и общую характеристику Полибия мы дадим впоследствии. Теперь заметим, что в новой литературе по вопросу о времени написания и издания его истории существует разногласие: Швейггейзер, Лукас, неизвестный автор статьи в Quarterly Review (1879 г.) отделяют по времени составления две первые книги от остальных и считают их написанными до 146 г.; Ницш, Брандштеттер, Маркгаузер, Ларош, Гилль и др. приурочивают составление всей истории ко времени после этого года.