Вслед за героем
Шрифт:
— Опять Андронов свою историю рассказывал?
Василий поднялся ему навстречу, веселый и радостный:
— Историю рассказывал, да только не я, товарищ сержант. Я на этой истории уже поставил точку. Но спасибо тебе за то, что все эго случилось с твоей помощью, Мадраим-Приклад.
Он сгреб сержанта в медвежьи объятия и крепко трижды поцеловал.
К концу этого рассказа более половины слушателей спало крепким сном. Видно было,
Чтобы не злоупотреблять гостеприимством саперов и словоохотливостью Шкуракова, я поблагодарил рассказчика и слушателей за приятно проведенный вечер и направился к выходу. Однако у выхода мне пришлось остановиться и призадуматься над тем, как я теперь доберусь до своей штаб-квартиры: дороги в темноте не найду, пароля не знаю.
Саперы догадались о моем замешательстве, и Шкураков пошел уже за шинелью, чтобы одеться и меня проводить, но в это время дверь открылась и на пороге появился ординарец Вахаб.
— А я за вами. Старший лейтенант велел быстро идти, что-то сказать надо.
Мы с ординарцем Вахабом пришли домой к шапочному разбору. Пожалуй, точнее не выразишься, так как буквально на наших глазах офицеры, видимо, созванные Головней на совещание, надевали фуражки и расходились по своим ротам, взводам и командам.
От прежнего Головни ничего не осталось. Стерлась улыбка, острее выдались скулы, пристальнее стал взгляд стальных глаз с пронзительными черными зрачками. Исчез даже под надвинутой на лоб фуражкой веселый чуб светлых льняных волос.
— Что-нибудь случилось? — задал я вопрос. Последовал очень спокойный ответ.
— Все в порядке. Обычная военная операция… Впрочем, — он помолчал, — не совсем обычная: нужно ликвидировать кольцо вокруг роты Александрова… Очень сложная ситуация! Прямо парадокс! Гитлеровское кольцо, которое сейчас сжимает роту Александрова, — само в кольце. Командование полагало, что гитлеровцы будут благоразумны и капитулируют. Но обычное прусское твердолобое упрямство оказалось сильнее всякой логики… На рассвете начнется операция по ликвидации окруженной немецкой части.
Наш батальон должен лишь поддерживать выступление основных сил, которые будут действовать с северо-востока.
— А где же все-таки майор Абдурахманов? — не удержался я от вопроса.
— Майор должен был бы уже возвратиться. Но если он задержался со своими автоматчиками, то значит — не по пустякам, а по серьезной причине… — Головня посмотрел на часы. — Уже — три. Скоро начнет светать. Я пойду проверю, как идет подготовка. А вы подкрепитесь: есть чай и консервы.
Пока я пил чай и закусывал, Вахаб собирал разбросанные командирские вещи в два небольших чемодана. Вероятно, в эти чемоданы входили все пожитки командира. Что касается постели и утвари, то об этом ординарец меньше всего проявлял беспокойства. Отступавший в панике враг не успевал ничего захватить с собой. Поэтому в каждом немецком фольварке, каждый, даже самый нерадивый ординарец мог быстро оборудовать для своего командира и спальню, и кухню, и даже ванную комнату.
— Куда же вы собираетесь, Вахаб? — спросил я ординарца, когда он закончил сборы и только посматривал по углам, заглядывал под кровати, столы и стулья: не забыли ли чего нужного.
— Дальше наступать будем.
— А откуда это известно?
— А как же! На месте стоять будем, — когда домой придем!
Вахабу, видимо, понравилось его собственное выступление, потому что он громко засмеялся.
— Вот! — ординарец вынул из кармана гимнастерки какой-то сверток, завернутый в засаленный носовой платок. В платке оказалась аккуратно сложенная пачка писем, свернутых треугольником.
— Вот, — повторил Вахаб, — дочка Мухаббат, сын Махмуд пишут: ждем, дорогой папочка, скорее домой с победой. Они у меня оба — студенты… Нам сейчас стоять на месте нельзя… А у майора Абдурахманова тоже сын и дочка, только они еще пионеры. Так вы думаете, майор не торопится? Очень торопится! Все — вперед, вперед, вперед… Он вот сейчас, наверное, уже у немцев в тылу все дороги проверил и нашему батальону хорошую позицию нашел. Он такой!.. А когда устанет, приляжет, вынет из кармана такую книжечку, а в ней фотокарточки: жена, дети, — и долго, долго смотрит. Много раз видел.
Сколько на войне неоконченных разговоров! К их великому множеству прибавился еще один — мой разговор с Вахабом. Причина ясна: грохнул залп, задрожали стекла, и воющий звук летящих снарядов замер вдали. Началось! Я быстро встал, попрощался с Вахабом, поблагодарил по нашему узбекскому обычаю за гостеприимство и вышел на улицу.
Светало. Прямо над нашим хутором плыли легкие перистые облака, еще едва тронутые первыми лучами рассвета. Над далекой рощей поднялась стая грачей. Против света отлично было видно, как они метались, вспугнутые канонадой. В роще сейчас базировались танки, пробившие путь к отрезанному батальону Абдурахманова.
В сумерках раннего утра я видел, как спокойно и деловито действовали люди. Пробежала группа связистов, сматывая на катушку провода. «Значит, — подумал я, — в самом деле, батальон будет менять позицию».
Из-за длинного и низкого сарая, погромыхивая на кочках, гнедые кони быстро вынесли повозку. Ездовой, коренастый солдат с большой рыжей бородой, только помахивал вожжами и заливисто посвистывал. Под этот свист умные кони неслись, как ветер. Следом за ними промчались два «козла» с противотанковыми пушками на прицепе.
В общий гул канонады вливались новые звуки. Они особенно были слышны со стороны рощи. Наверное, в дело вступила артиллерия танков.
— Двину-ка туда, — решил я. — Танкисты, наверняка, пойдут в атаку, и я с ними доберусь до роты Александрова. Здесь теперь не до меня. И интервью мне давать никто не будет. Что же касается встречи с майором Абдурахмановым, то она, по моим расчетам, должна состояться после боя.
Оказалось, что я ошибся в своих расчетах. Танки были не в роще, а, вытянувшись в линию, занимали оборону вместе с гвардейским батальоном. Однако мне посчастливилось снова встретиться с Мадраимом и Андроновым. Хотя они и спешили, но Мадраим успел сообщить, что они зачислены в команду, которая пойдет под прикрытием танков, если будет на то приказ. От них я узнал, что Головня — в третьей роте, на левом фланге, метрах в трехстах за рощей. По слухам, там сейчас и майор Абдурахманов, вернувшийся из разведки.