Вслед за героем
Шрифт:
— Ну, что? — спросил Андронов, когда Мадраим вернулся.
— Кричит в телефонную трубку, а что — непонятно, говорит по-немецки.
— Ну, значит, в чинах, раз по-ихнему лопочет. Непременно брать надо, — заключил Андронов.
Разведчикам пришлось совещаться недолго. Дверь неожиданно открылась, и на крыльце появилась знакомая фигура.
— Никаких приказаний не будет, господин комендант? — спрашивал кто-то.
— Нет. В четыре разбудите Мартынова и пришлите ко мне.
Видимо, разговор по телефону оказался приятным. Офицер спустился с крыльца, весело посвистывая.
Две фигуры отделились от разрушенной изгороди и, тихо приминая бурьян, пошли следом. Но, как ни старались разведчики ступать тихо, комендант услышал шорох и, остановившись в нерешительности, тревожно спросил:
— Кто идет?
Одна секунда гробовой тишины разделяла вопрос и ответ, но она тянулась долго; Мадраиму показалось даже, что Василий струсил.
Но вот он услышал спокойный, твердый голос товарища:
— Так что это — я, господин комендант!
— Кто это — я? — Комендант повернулся всем корпусом, который хорошо был виден на сером фоне дальней постройки.
— Я — Андронов.
Дальше спрашивать комендант уже не смог. Мадраим верно рассчитанным ударом опустил на его голову приклад автомата, и комендант свалился в бурьян.
Разведчики опустились рядом. Послышались чьи-то быстрые шаги возле длинного сарая. К ним приближался солдат с папироской — яркой красной точкой она плыла над землей.
«Вот когда еще только каша заваривается», — подумал Мадраим, наблюдая за солдатом. Тот, видимо, слышал подозрительный шум и сейчас пересекал площадь, зорко осматриваясь по сторонам.
Друзья сжимали рукоятки ножей, ожидая солдата. Он прошел совсем недалеко, тихо позвав:
— Господин комендант!
На его голос откликнулись патрули у сарая:
— Ты чего там?
— Кто-то здесь разговаривал. А сейчас никого не видно.
Солдат повернул в сторону того дома, откуда вышел совсем недавно.
Сквозь густую листву, маскировавшую овраг сверху, пробился первый вестник начинающегося дня — серый, неясный свет.
Комендант со связанными руками и большим кляпом во рту уже шел сам. Андронов, несший его бездыханное тело до оврага, сейчас шел сзади, громким шепотом приказывая:
— Ты шагай тихо, не то я тебя поучу, как ходить надо. Снотворного ты уже попробовал… как, понравилось?
Местами на дне оврага стояла вода. Тогда Андронов начинал снова язвить:
— Не надобны ли галоши, господин комендант? Опасаемся — ноги промочите, у вас язык отсохнет, что нам тогда делать?.. Да не брызгайте, не брызгайте! Вы же не белый медведь.
Когда
— Смотри! Смотри! Так это же он! Он, мерзавец! — Андронов держал коменданта за горло и так тряс, что голова у него болталась как у болванчика.
— Кто он? Зачем убиваешь? — спросил Мадраим, отдирая руки товарища.
— Так это же Гришка Дудка!
— Дудка?
Тут пришел черед удивляться Мадраиму. Он вынул кляп изо рта коменданта и строго спросил:
— Дудка? Верно?
Тот, опустив выцветшие серые глаза, молча смотрел в сторону.
— Чего спрашиваешь? Я его через сто лет узнаю! — Возбужденный Андронов сел в стороне, свернул папироску и закурил.
Мадраим резко сказал:
— Отвечай! Все равно узнаем!
Наконец, после долгого молчания, комендант ответил, не поднимая глаз:
— Да, я — Григорий Дудка…
Глаза Мадраима сверкнули гневом. Он замахнулся, но сдержал себя, проговорив сквозь зубы:
— Не хочу руки пачкать о всякую падаль. За все ответишь…
И, повернувшись к товарищу, повторил:
— За все ответит. Правильно, Василь-ака?
Василий с удовольствием вдыхал запахи родного солдатского блиндажа. Вокруг сидели близкие люди. Сизый дым махорки плотно маскировал темные углы, куда даже не проникал свет самодельной коптилки.
Разомлевший от тепла, пищи и табаку, а еще более от дружеской беседы, в которой он был центром внимания, Андронов уже в который раз, под одобрительный смех товарищей, вспоминая, как Мадраим, самым аккуратным образом привел власовца в бесчувственное состояние прикладом своего автомата.
— Я думал — капут гаду. Ждать было некогда. Взвалил его на спину и волоку. Но вот, смотрю — дышит.
— Ай да Мадраим-Кундак, — послышался из дальнего угла землянки возглас приятеля Мадраима, туркмена Кулмамедова, молодого смуглого парня с первым пушком на губах вместо усов.
— Как ты говоришь?
— Мадраим-Кундак, то есть Мадраим-Приклад. Поняли?
— Как не понять! Это здорово! — Отдельные голоса были покрыты дружным взрывом смеха.
— Смех-то, братцы, смехом, а ведь здорово получилось, что мне своими руками пришлось поймать этого проклятого Дудку. Не палить ему больше наших хат, не топтать ему нашей земли, не проливать ему нашей крови, — закончил Василий.
Все замолчали. Каждый углубился в свои думы. Мадраим, вернувшись из штаба после доклада командиру полка, увидев наши задумчивые лица, не отходя от порога, спросил: