Встретимся через 500 лет!
Шрифт:
– Вы правы, Эркюль, такой уверенности у меня нет, - ответил Гастингс.
– В частности, я никак не разгляжу переулок, по которому ночами бродит висельник Клодель.
– И я не могу разглядеть, - стряхнул Пуаро снег с котелка.
– И потому, уверен, очень скоро мы столкнемся с тем, что перелопатит все наши представления, все добытые нами сведения и факты.
– С Клоделем столкнемся?! Не пугайте меня, Пуаро, - испуганно посмотрел Гастингс по сторонам, ничего, впрочем, не увидев, кроме статуй. Они заснеженными слепоглухонемыми
– После «Дома с Приведениями» вряд ли можно чему-либо испугаться. Мурашки по коже бегают, когда представляешь, что в одну ночь Потрошитель убил Катэра и татуировал его жену.
Они помолчали, вспоминая растерзанную куклу, падение «Железопрокатного завода и остальное.
– Потрошитель – сумасшедший, - сказал, наконец, Гастингс. Он воочию увидел, как преступник, сорвав платье с удивительного тела мадам Пелльтан, потирая руки, стоит над раскрытым чемоданчиком с татуировочными принадлежностями.
– Несомненно. Если, конечно, мадам Пелльтан не вводит нас в заблуждение, - согласился Пуаро, видя перед глазами ту же картину.
– Мне казалось, на счет «ноль» обратного отсчета должно было произойти нечто ужасное, - помолчав, сказал Гастингс.
– А то, что сделала молоденькая девушка со своей куклой – это не ужасно?
– Это событие, на мой взгляд, не ужасно, оно неприятно. Знаете, мне посчастливилось знать одну очаровательную молоденькую особу, которая иезуитски уничтожала кукол - варила в выварке, четвертовала, поджаривала на раскаленной плите, - едва сказав дарителям спасибо. Я склонен думать, что этот игрушечное зверство было обусловлено хребетной нелюбовью к будущим соперницам.
– Девочка была южных кровей?
– Пуаро остановился передохнуть
– Да, - повернулся к нему Гастингс.
– Они такие, - сказал Пуаро.
– Кстати, цифра «ноль» на лбу куклы, на мой взгляд, говорит о том, что Люсьен напрямую связана с Потрошителем. Или находится в курсе его деяний.
– Если, конечно, эту цифру нарисовала она, не Потрошитель - усмехнулся Гастингс.
– Вы уж меня извините, Эркюль, но несколько кадров преступления я попытаюсь восстановить, хотя до вершины горы под названием «Great Enlightenment», мне еще шагать и шагать. Попытаюсь восстановить с вашей подачи...
– Какой подачи?
– Две минуты назад вы сказали «Мне кажется, их татуировали одновременно». И тут же я увидел то, что до сих пор стоит перед моими глазами.
– Рассказывайте, - Пуаро прикрыл перчаткой демонстративно зевнувший рот.
– Я увидел, как их татуировали... Николь и Катэра. Они лежат рядом, рука в руке, Потрошитель татуирует. Он совершает мистический ритуал воссоединения пары, что-то вроде повторного венчания. Потом гости отступают в темноту, а «новобрачные» совокупляются...
– В присутствии гостей?
– продолжил путь Пуаро.
– Да, - пошел за ним Гастингс.
– И еще кого-то. Маленькая Люсьен не приглашена, она подсматривает. В окно или замочную скважину... Что-то в ритуале выводит ее из себя, она бежит домой, готовит кровь, убивает куклу, рисует «ноль» на ее лбу. Да, рисует ноль, подводя под чем-то черту.
– Ну и фантазия у вас, Гастингс! Вам стоит взяться за перо. Уверен, как только ваш труд опубликуют, Герберт Уэльс перевернется в гробу от зависти.
– Я подумаю когда-нибудь над вашим предложением, Эркюль. Когда-нибудь подумаю, потому что сейчас я в который раз думаю, что мы с вами участвуем в фарсе, задуманном и поставленном только лишь для того, чтобы посмеяться над нами...
– Вы хотели сказать - надо мной. Вы давно хотели это сказать...
– пристально посмотрел Пуаро на друга.
– Я - всего лишь капитан Гастингс, я - тень вашей великой фигуры.
– Вы недооцениваете себя, мой друг. С некоторых пор моя сыщицкая муза с интересом на вас поглядывает. Что ж, видимо, старине Пуаро пора на покой, да, пора.
Пуаро увидел себя на покое. Точнее, в покоях Генриетты. И улыбнулся.
Минут пять они, отходя от пережитого, постояли у статуи Афродиты, бывшей в роскошном снежном боа и такой же шляпке. Последняя была с рогами, что дало повод Гастингсу проявить знание мифологии.
– А вы знаете, прародительницей Афродиты была финикийская Астарта[63]?
– сказал он Пуаро.
– И у нее были коровьи рога и четыре груди?
– Богиня любви с коровьими рогами? Бог мой, что только не приходит в вашу голову!
– Ну, ее изображали с коровьими рогами и четырьмя грудями. А еще у нее были жрицы, точнее, в ее храмах были жрицы, которые обязаны было заниматься любовью с чужестранцами, за пожертвования, разумеется.
– С чужестранцами?
– Да, с ними. Видимо, этот обычай возник, как способ обогащения генофонда небольших племен.
– Интересные сведения...
– задумчиво посмотрел Пуаро на снежные рога.
– Что-то в этом мне кажется чрезвычайно интересным...
– Может быть, вам вспомнился Пигмалион?
– Гастингсу не хотелось возвращаться в свою комнату, после «Дома с Приведениями» ему казалось, что и она переваривает его еженощно.
– Пигмалион? Причем тут Пигмалион?
– Пуаро спросил механически, он о чем-то думал.
– Помните, он без памяти влюбился в Галатею, высеченную им из камня. Если бы вы знали, как влюбился...
– Как?
– Он плакал и мучился подле нее. Он сочинял стихи и рассказывал чудесные сказки, покупал роскошные одежды и увешивал драгоценностями - она оставалась каменной. Он играл ей на лире и на свирели, он говорил ей комплименты, ласкал и целовал в уста - они оставались холодными. И вот однажды, не зная уже, что делать с этой женщиной, как оживить ее, он... он лег с ней в постель...