Встретимся в Эмпиреях
Шрифт:
Если бы всего этого не случилось, если бы всему этому я не оказался прямым свидетелем — тогда это стоило бы придумать, вот что я теперь думаю. Но жизнь и без подтасовок изощреннее любой выдумки. Потому что она сама — один большой Вымысел…
Налет на «Волшебный Икар» остался для нас с Демоном безнаказанным. У «мундиров», похоже, не нашлось ни одной зацепки, кому и с какой целью понадобилось осуществить это дерзкое нападение. Меня и Демона тревожили только по поводу исчезновения Сливы. Мы устали повторять, что ничего не знаем, и от нас мало-помалу отвязались. Единственным, кто мог круто вмешаться тогда в общий ход событий, был куратор Нарожалло. Но Нарожалло, равно как и его брат (позже я случайно узнал, что «десятым», которого подстрелил Слива, был брат Нарожалло, тот самый владелец «Икара»), выбыли из стана живущих… Мы не говорили о кураторе после случившегося. Тему эту и не поднимали. По сей день не могу даже определиться, как поступил бы я, будь на месте Демона тогда, залезь я в его шкуру, начни расценивать происходящее его мозгами. Произвел бы я тот хладнокровный выстрел? А если нет — как бы все повернулось? Поддаваясь подобным размышлениям, потихоньку сходишь с ума.
Итак, обстоятельства позволили нам почувствовать себя в безопасности. Но что нам с этой безопасности? Зачем она была нам нужна? После всего, что случилось, она только отягощала, разрывала душу на части. Хотелось исколоть себе руки, изрезать лицо, очутиться в толпе незнакомых людей и кричать в полный голос, кричать до хрипоты и отупения. Кричать одно и то же: «Что теперь?! Что дальше?!»
Что дальше…
22 августа
— Не так все должно было получиться… Да, Гоголь?..
— Ведать бы, как, Демон.
— Неправильно все.
— «Неправильно»… Это слово преследует меня теперь постоянно.
— Хочешь сигарету?
— Я завязал, ты же знаешь.
Демон закуривает в одиночестве.
— Мы всегда жили против шерсти, — выпуская табачный дым носом, вновь подает голос Демон, — во всем и с упрямым постоянством выбирали окольные пути. Называли себя другими именами, разговаривали на другом языке, в головах блуждали другие мысли, в сердцах гнездились другие чувства.
Я не пытаюсь вставить ни слова — пусть, думаю, выговорится.
— Из двух, казалось бы, возможных вариантов всегда умудрялись выбрать замысловатый третий, что ни в какой бы нормальной голове больше не зародился! И всегда проигрывали… Может, хоть иногда и следовало принять чью-то сторону, а?.. — Демон нервно выкидывает окурок. — Ты не подумай! Я ни о чем не жалею. Все, что связывает меня с нашим прошлым — все это было здорово и удивительно. Слива и Виктория… время, которое мы провели вместе… это… все это… космос. То, что мы затеяли со своими мечтами… это… тоже космос. Я даже не знаю… Порой я ловлю себя на мысли…
У Демона мученическое выражение лица. Он ощущает непреодолимую потребность говорить, говорить, говорить — говорить о чем-то значимом, — но слов, чтобы облечь в них неуправляемый поток мыслей, предательски не хватает. Мне знакомо это состояние.
— Тебе в последние дни, Гоголь, не представлялось такое: Виктория и Слива наблюдают за нами откуда-то сверху и с замиранием сердца ждут, какой же мы предпримем свой шаг следующим, а?
Теперь я должен что-то ответить — но я теряюсь.
— Конечно, я думал об этом, Демон.
— И-и? — замер и ждет.
— Ответа у меня нет, Демон.
— Нет?
— Нет.
Демон долгое время, расфокусировав взгляд, смотрит «сквозь» меня, а я случайно наталкиваюсь на догадку, которую тут же хочу проверить.
— Я хорошо знаю тебя, Демон. Еще я прекрасно помню, какое сегодня число и сколько времени осталось до призыва. Что ты там решил? Выкладывай. Еще один налет?
— Промахнулся.
— Что же в таком случае?.. Только давай без тумана. Начистоту.
Демон кивает и придвигается ко мне вплотную.
— Знаешь, кто был моим осведомителем по «Икару», кто достал мне пушку?
— Кто?
— Навигатор.
— Навигатор? — зачем-то изображаю я удивление, будто бы это представляет теперь какую-то важность.
Но раз коснулось, несколько слов об этом парне скажу. Навигатор учился с нами в параллельной группе. В каких-то мужских качествах Демону он уступал, но в целом очень на него походил. Разве что интеллектуально подкованней был, не в обиду другу. Людей умел сплотить. Не раз уводил с занятий из училища целую группу. На орехи за срыв учебного процесса доставалось всем, но даже отпетые стукачи никогда не смели выдать главного зачинщика. Скажу больше. Языки поговаривали, Навигатор состоял в какой-то тайной организации, но я подобным россказням никогда, если честно, особо не доверял. Это что-то уж слишком, казалось мне.
— Ну и к чему ты? — предлагаю развить Демону начатую мысль, поскольку всплыла она явно неспроста.
— Слушай меня. Как-то так получилось, что мы сошлись с Навигатором, и он кое-что мне поведал, — Демон тянет внушительную паузу, но я всем своим видом показываю: если ты даже передумаешь сейчас рассказывать, развернешься и уйдешь, я не заскулю от разочарования. Попытав меня взглядом, Демон все-таки не может не продолжить: — 25-го числа, то есть через три дня уже, как ты понимаешь, по всей стране, во всех крупных городах пройдут демонстрации и погромы с участием курсантов и всех прочих единомыслящих в этой теме! Погромы в знак решительного несогласия с политикой государства и ведомой им войной! В знак решительного несогласия умирать ни за что!!
У меня, сознаюсь, в первый момент, когда услышал, о чем Демон толкует, сперло дыхание.
— Гм… ты серьезно?!
— Спрашиваешь! Все это время, оказывается, существовали люди, которые делали реальные дела! Я выменял у Навигатора ствол на девичью благосклонность… Мог ли я подумать! Он… главный организатор, главный революционер нашего города! Он отвечает за наш город, когда все это начнет происходить! А?! Каково?!
— Сильно, — соглашаюсь я, — даже не верится.
— А ты поверь! Вот что я имел в виду, Гоголь: выбрать сторону. Сколько, скажи, энергии мы спалили ни за грош, впустую, пытаясь непонятно что доказать! И если сейчас Виктория и Слива…
— Не надо, Демон, — перебиваю его, — это уже лишнее. Я все понял, что ты хотел сказать.
— Дать сигарету?
— Нет.
— А я, пожалуй, еще закурю. Эмоции, знаешь.
Вид у Демона и вправду донельзя возбужденный, точно в памятный день перед налетом на «Волшебный Икар». И это очевидное наблюдение отчего-то заставляет меня поежиться.
— Так что, Гоголь?.. Ты будешь участвовать, когда вся каша, о которой ты теперь знаешь, заварится?!
Позволяю себе ответить не сразу и умышленно спокойно: