Второе Пришествие
Шрифт:
На следующий день Антон ушел с работы, не дождавшись Михаила и даже не попрощавшись с ним. Вчера он анонсировал свое грядущее свидание, выдавая его за колоссальный успех у противоположного пола, и вот он понимал, что на любой ироничный и даже добрый вопрос Миши ему придется лишь развести руками. 'Как все? Уже? Так быстро?' - он категорически не хотел поднимать эти темы именно сейчас, когда заноза была наиболее остра. Впрочем, было и еще одно дельце, поторапливавшее Антона. Он отправился в парк, проверять висевшие в нем бутылки. Здесь стоит сделать небольшое пояснение, и объяснить, что Антон сразу в нескольких крупных парках Москвы повесил на ниточке на ветки деревьев бутылки, по типу кормушек для птиц. Бутылки эти вешались специально в глухих местах, недоступных случайному прохожему, предпочитающему чистые дорожки. Внутрь он вкладывал послания - приветы потенциально нашедшим. Также там были обрывки карт с точками, указывающими места расположения других записок и обрывков плана. Таким образом, составив карты воедино, можно было найти основное письмо, где Антон поздравлял 'любящего приключения' и 'близкого ментально' человека.
В парк он входил возбужденным. В тот момент, когда он закладывал бумажки, он всегда сильно волновался, нитка никак не хотела цепляться за ветку, то съезжая, то угрожая разорваться. Потом он забывал об этой своей затее, воспринимая ее как шалость. 'Только бы никто не нашел. Не хочу', - приговаривал он. Особенно вздрагивал он, когда кто-то звонил ему с незнакомого номера. Но, обычно
Самой волнительной процедурой был вход в лес. Он уже с самого начала продумывал, как она откроет крышку и увидит ответное послание. Собственно, это и было то самое высокое чувство в его подобном начинании. Другое дело, что, получи он ответ, эмоций было бы намного больше. Около одной 'точки' он увидел мангал и оставленную рядом огромную упаковку угля, полную (или пустую?) наполовину. 'Вот идиоты!
– вслух воскликнул он.
– Ну вы же сами брезгливы! Почему же вы думаете, что кто-то воспользуется вашим углем, так любезно оставленным! Хотя, будь я в компании, и оставь кто уголь при мне, что бы я сказал? Верно, ничего', - конец фразы из начальной торжественности скатился в понурое бубнение себе под нос.
Поход стал очередным крахом: все бутылки были запечатаны, никто их не трогал и трогать не собирался. Очевидно, единомышленники, 'близкие духовно' не ходили по лесу. Несмотря на то, что он прекрасно понимал всю бессмысленность подобного поиска товарищей, в каждый заход он начинал испытывать чувство, похожее на влюбленность.
Не похожее на влюбленность чувство ощутил он уже после выхода из леса, когда шел по улице. Навстречу ему прошла высокая рыжая девушка, и голова Антона, словно стрелка компаса, последовала за ней. К счастью, она подобный маневр не заметила, а на остальных окружающих Антону было наплевать. С большим смехом он всегда читал статьи, описывающие 'подходы' к девушкам на улице. Он искренне не понимал их смысл; оборачиваясь, он оценивал девушку, как оценивают картину на выставке. И как если картина соответствует вашему вкусу, так и Антон терял самообладание, когда вкус поворачивал голову. Но девушка уже удалилась, поэтому приходилось идти, смотря вперед. И, глядя таким образом, он увидел около метро упавшего человека. 'Пьяный, подумал Антон, - да, так и есть. И чем я ему могу помочь? А что как неадекват какой?' Антон отошел в сторону и стал посматривать на лежащего на асфальте. На нем была надета майка с надписью 'Россия вперед!' на фоне огромного медведя, правда, сильно потертая, запачканная, и даже, кажется, слегка заблеванная. 'Надо все же помочь, - дошло Антона, - нет, не буду стоять'. И он решился и направился к пьяному с намерением поднять его. 'А может он вовсе и не пьяный?
– промелькнула мысль, - он же меня о помощи не просит. Да и что с ним случится?' Но стоило ему приостановить шаг, как две женщины предпенсионного возраста набросились на лежащего с твердым намерением помочь. Они его приподняли и, оценив его реакцию, стали звонить в скорую помощь. 'Вот и славненько, - у Антона словно камень упал с плеч, - и без меня смогли обойтись. А то сейчас сиди там, жди, потом объясняй. А еще и умрет на руках, и скажут тебе, мол, что ж ты его не спас, искусственное дыхание не сделал. И страдай, и мучайся потом. Да и что вообще значит эта помощь? Он сам своим пьянством довел себя до такого состояния. Его кто-то принуждал пить? Нет, сам он дошел до всего. Так чем я смогу ему помочь? Отсрочить ему день смерти? Чтобы потом горделиво ухмыляться, какой я добрый, я спас чужого человека посреди улицы! Да! Чтобы заниматься самолюбованием, чтобы, наконец, переполнило тебя это чувство, чувство переполненности, чувство человека, очищенного от пороков. Ради него помогать незнакомым, ради него и жертвовать. Нет, не для одобрения перед кем-то, не для того чтобы услышать в свой адрес похвалу, нет. Потешить себя. Так правильно ли это? Хорошо, рассмотрим проблему с иной стороны. Ты должен помочь, если видишь человека в беде. Должен, и все. Если ты это сделал - в этом нет абсолютно ничего особенного, это данность. А если не помог - страдай, ибо кто-то страдает из-за того что именно ты ему и не помог. Но откуда берется это долженствование? Если ты взял у кого-то сто рублей, то да - ты ему теперь должен. Но здесь? Просто помогать людям? Хорошо, но, во-первых, всем ты не поможешь. Ты поможешь тем, кого увидел, что ему помощь нужна. Дискриминация? Во-вторых, никто не может гарантировать, что помощь твоя будет действительно нужна, и вообще она будет приятна человеку. Вот ты уступаешь место женщине, а она злится - 'я не старая!' Значит помогать лишь тем, кто просит? А кто стесняется попросить? А сколько просящих на самом деле в помощи не нуждается? Сколько в принципе людей, готовых жить за счет других?'
Он вспомнил женщин, поднявших пьяного. 'А ведь есть в них некая хватка! Всегда нравилось это. Вот на прошлой работе, была у нас специалист по охране труда, высокая такая, плотная, абсолютно не толстая, вроде и не красавица, но все при ней. И видно, что есть хватка, есть этот стержень. Она не будет истерить, ныть, причитать. Скажет, просто и ясно. Помнится, в поликлинике попал к другому врачу, наша на больничном была. И та тоже такая высокая, бойкая. Хоп-хоп. Когда другие там возятся, 'да что вы пришли, да что вам надо' и т. д., эта быстренько мне все оформила, и прям видно, что жизненный человек, приятный'.
Антон шел и некоторое время ничего не думал, но, проходя по двору, заметил пожилую женщину, роющуюся в мусорном баке. В один миг перед ним встал дом в элитном поселке, где он недавно побывал. Также Антон вспомнил случай, произошедший с ним в другом городе. Некий парень приличного вида окликнул его и попросил одолжить сто рублей - на дорогу. Он уверял, что потерял все деньги и не может доехать до дома. Почему-то Антон поверил и отдал, парень попросил купить воды, заверяя, что не ел с самого утра. Антон купил, парень жадно прильнул к бутылке. Но смутные сомнения терзали его душу. Через час его окликнул на той же улице другой парень с просьбой помочь. Антон отказал. Теперь он твердо уверился, что орудует целая банда мошенников, находящихся в сговоре между собой. Антон симпатизировал убеждениям, вложенным классиком в уста своего персонажа по фамилии Лебезятников на природу благотворительности, был уверен, что подачками нищету не победишь, а причины кроются исключительно в природе капитализма, который разрывает естественную пропасть между богатыми и бедными, оттесняя последних на самое дно помоечной жизни.
'Не должно так быть! Не должно!
– проговаривал он про себя, - Нет надежды, нет. С точки зрения капитализма, все это должно вдохновлять тебя на свершения. Но нет. Это такая...гниль. Да, это гнилое болото и более никаких впечатлений нет у меня от увиденного. Зачем желать этого? Бассейн, джакузи, дорогие автомобили, сигнализация - зачем все это? Ты должен трудиться ради этого? Нет, я этого не понимаю. Вот наши споры с Мишей. Да, я говорю, что существует два вида противоречий, вида 'я сам - я сам' и 'я сам - общество'. И у Михаила нет второго, он принимает общество и видит в нем возможности для того чтобы реализовывать себя, улучшать свои условия жизни. И первое, внутреннее противоречие, внутренняя борьба в результате и заряжают его энергией, уверенностью, что он движется по верному пути, он отчетливо видит цель, не задаваясь вопросом, иллюзорна ли она. Но он утверждает, что так могут и все. Но ведь это не так! Возьмем пример из реальности: трудолюбивый безынициативный человек. Он все сделает хорошо, добросовестно, отдаст все силы. Но едва руководство отворачивается, он начинает отлынивать. 'Начальству
– Вот пусть они и разбираются'. Но Миша скажет опять правильную вещь, что 'ему надо меняться, развивать в себе самостоятельность и бла-бла-бла'. Вот не нравится мне в нем, что он говорит все время правильные слова. Я ему, конечно, об этом не буду говорить, но есть это в нем. Так все повернет, что не докопаться, не поспорить. И все у него логично, естественно и стандартизировано. Он, мне так кажется, не способен на абсурдную идею, на идею ломающую, он слишком серьезен, он боится сказать нечто, за что над ним все будут смеяться. Зато меня постоянно обвиняет в неадекватности, слово в слово, как кто-либо еще. А что в этом ему не нравится? Если бы у нас была возможность посмотреть на наш мир сверху, это все было бы очень смешно. Вся эта суета, беготня. Ах да, есть же тренинги, где за час вы сможете узнать смысл жизни. Почему я не принимаю капитализм? Я сам не умею тратить. Деньги приходят ко мне на счет и лежат там спокойненько. Как у нас все возбуждаются в день получки! Раз спросил одну женщину: 'А какое сегодня число?' А она: 'Ты что! Сегодня же день зарплаты! Как можно забыть!' 'А вот так. Неинтересно мне все это. Как они не понимают? А те, кто сам покупает, повинуясь инстинктам, тем и кажется естественным продавать что-то другим. А мне... Мне не понять этого. Зачем мне больше денег, если я и эти не трачу? Иметь свою машину классно? Классно! Но о ней заботиться надо, лень, да и без нее тоже нормально жить. Вот она причина! Нет чего-то такого, кроме низших потребностей, без чего ты не мог бы обойтись. Их нет... Так, может, я - неправильный человек, а не капитализм - неправильная система? Или вот я же беседовал с убежденными марксистами. Отбросим ошибки марксизма и его устарелость. Так вот я ловлю себя на мысли сейчас, что их можно поделить на две категории: те, кто исходит чисто из научного подхода, и те, кто не воспринимает этот мир, может и сам чем-то психически болен, или получил травму в детстве, но его человеческое общество не вдохновляет, он больно режется о формальность отношений, и в нем закипает внутренний протест на окружающую среду. И он начинает искать причину, и ее находит. Находит в экономической системе, которая формирует сознание людей. При этом он забывает, что и сама эта система была сформирована именно сознанием людей, меняющимся по мере технического прогресса. Нет, это даже похоже на расизм, когда ты не принимаешь человека потому, что он выглядит не так, как ты. А здесь - я не принимаю лишь потому, что они думают по-другому, видят другое, вот и все. Неужели это крушение? Нет, нет, не может быть. И мы ищем опору, ищем системы, которые нам ее дают. И они есть... они всегда есть, найдется и система, говорящая, что человек в первую очередь созерцатель, а идеал - полное отрешение от своих желаний... Дело не в теориях...'
Антон почувствовал неимоверное щемящее чувство в сердце, но в то же время и вдохновляющее. Он уперся лбом в стену: 'Когда мне было восемнадцать, я спросил сам себя: зачем жить в мире, где нет родственных душ? А сейчас отвечаю: а кто тебе обещал, что они должны быть? Но этот ответ...он попросту отсрочивает страдание, он словно свертывает его, не дает прочувствовать. Оно идет как бы параллельно, где-то рядом, временами приближаясь, но тут же прогоняется. Мы действительно брошены в этот мир, как десант на парашюте на неведомый остров, мы его изучаем, но никогда не поймем, никогда... Ах, так почему же я всякий раз возвращаюсь к этому вопросу? Что он мне? Нет, нет, забыть, забыть... Забыть!'
Василий уехал на выходные дни к родственникам в подмосковный город Железнодорожный. Там жили его родители, бабушки, дедушки. Но отдельно он встретился в небольшом кафе со своей старшей сестрой: ей было уже тридцать. Уж неясно почему, но каждый раз Василий шел на эту встречу с желанием расспросить о последних новостях, поделиться своими успехами, но все шло прахом. И в этот раз сестрица избрала... довольно откровенный наряд. Нет, не то что он был каким-то сильно откровенным, но при наличии большого воображения, можно было все додумать и представить себе. Василий никогда не славился богатым воображением, но по части женщин оно у него работало безотказно. Впервые он поймал себя за подобными образами лет в пять, и героиней была его мать. Да, тогда она была очень даже хороша собой. Но как Василий ни взрослел, воображение, направленное на мать, рисовало одни и те же картины. Да, он иногда подглядывал в душ, и подрисовывал элементы к фотографиям, но в целом все это носило неприкрытый оттенок игры. Василий заметил, что каждое подобное проигрывание в голове приводит в этот же вечер к скандалу. Рациональное убеждение настаивало, что никакой следственной связи тут нет, может быть ее и действительно не было, но ссоры шли и шли как по заказу. 'Вот бы так еще чем-то научиться управлять при помощи мыслей', - думал Василий. Но пока он так думал, у сестры начали все явственнее выделяться ведущие половые признаки и... он почувствовал совсем иное желание. Вначале он не воспринимал его всерьез, но когда в пятнадцать лет у него случился первый раз, он в ужасе поймал себя на мысли, что желание было идентичным. Можно было считать возбуждение плодом мысли, можно сидеть в изолированной комнате со связанными руками, но, воображая, добиться весьма сильного возбуждения. Но этот прием, испытанный на матери, с сестрой не имел смысла: возбуждение автоматически включалось всякий раз при появлении сестры. Она действительно расцвела, и это не могло остаться незамеченным: у нее появились поклонники. Василий относился к этому с трепетом и волнением, а когда впервые застал ее с парнем, возненавидел его: парень делал все ровно то же самое, о чем мечтал Василий. Но Василий не мог этого делать, более того, он очень боялся, что сестра его догадается обо всем. Он пытался незаметно от нее опускать голову и проверять, как все это выглядит со стороны.
Полюбив одного из ухажеров, сестра научилась готовить. Василий мгновенно оценил перемены на семейном столе. Но счастье было недолгим, сестра вышла замуж, а Василий поехал учиться в столицу. Но всякий раз, навещая родителей, он встречался и с сестрой. Да, почитай родителей своих, гласит заповедь, но поездка к родителям была отговоркой, прикрывающей истинные мотивы поездок Василия.
И вот встреча состоялась. Может быть, сказались последние неполадки с Леной, может какие иные факторы, но в середины беседы желание стало невыносимым. Было больно. Василий собрал все свои силы и терпел, что, конечно же, было видно со стороны. 'Что с тобой?' - участливо спросила сестра и вдруг побледнела. Она поняла, она все поняла. 'Ужас!
– пронеслось в ее голове, - что я натворила! Я и подумать не могла о таком. Как же я, дура, раньше-то не замечала? Хотя, ведь если так подумать, он статный мужи... Что???? Что я сейчас сказала? Нет, я ничего не сказала, а только подумала. Но я подумала не о конкретном акте, но о том, как можно было бы подумать об этом. О нет! Зачем я представляю, как он входит? Бежать! Что скажут муж, дети? Какая история!' На прощание они обнялись и крепко поцеловались. 'Что я наделала? Что это? Он сдержал себя от всего, молодец. Но я! Я ведь этого не хотела!' Но совесть категорически отказывалась воспринимать данный аргумент. 'Мало ли кто чего хотел! Все мы взрослые люди, все мы прекрасно знаем, как подобные дела делаются. Но что же, что же? Неужели мысль о брате промелькнула у меня? Нет ли ее вообще в подсознании, под коркой. Нужно срочно проконсультироваться со специалистом', - пришла к выводу девушка, и вывод мгновенно поднял ей настроение, она улыбнулась. 'Подумаешь, мысли. Действий не было. Мы отвечаем за свои поступки, слова даже, допустим, но не за мысли!' Конечно, подобные идеи 'консультаций со специалистом' всегда обладали облагораживающим свойством, поднимая настроение всегда и везде. Другое дело, что до похода собственно к чудо-лекарю дело доходит лишь тогда, когда боль более нет сил терпеть, либо напротив, при проявлении первой незапланированной родинки.