Второе пришествие
Шрифт:
Ему навстречу мчался крепкий молодой парень, грозно сжимая кулаки. Введенский тоже выставил свои, но сделал это не уверенно. Они столкнулись, Введенский попытался ударить его куда-то в область плеча, но не успел, так как получил сильный удар в челюсть. И мгновенно очутился на земле.
Раздались крики: "Полиция", "Где это чертова полиция?". Полицейские появились буквально через несколько секунд. Они принялись разнимать дерущихся, но не отпускали их, а стали арестовывать. Введенский почувствовал, как оказался окольцованным наручниками. Он посмотрел вокруг себя и
32.
Их грубо покидали в полицейский автобус, и он почти тут же сорвался с места. Так как дороги в окрестности храма были перекрыты, ничего не мешало им мчаться с бешеной скоростью, словно их хотели как можно скорей отвезти подальше от храма.
Но увезли их недалеко, путь продолжался не больше десяти минут. Как грубо их затолкали в автобус, так же грубо их из него вытолкнули. Введенского взяли за руку и вышвырнули наружу первым. Он стал наблюдать за тем, как выгружали остальных.
К Иисусу подошел совсем молодой полицейский. Хотя Он не оказывал ни малейшего сопротивления, тот грубо стал выталкивать Его из автобуса. Уже на ступеньках толкнул Его так сильно, что Иисус пролетел несколько метров и упал на асфальт. Введенский бросился к Нему, помог встать. Из рассеченной губы текла кровь.
– С Вами все в порядке?
– спросил Введенский.
– Спасибо, Марк, не беспокойтесь обо мне.
– Иисус дотронулся до губы.
– Сейчас остановлю кровь. И действительно больше кровь не шла. - Пойдемте, поможем остальным.
Полицейские продолжали свой произвол, Введенский увидел, что они с каким-то остервенением выталкивали апостолов из машины. Лишь только с Марией Магдалиной обошлись более мягко; с двух сторон взяв ее за руки, почти вынесли наружу.
Введенский ожидал, что их приведут к кому-нибудь начальнику и станут допрашивать, но всех затолкали в довольно небольшую камеру. Дверь, металлически звякнув, закрылась.
Введенский еще ни разу не сидел в тюремной камере. Из фильмов он знал, что там должны стоять в два этажа нары. Но никаких ни нар, ни лежаков не было, вообще не никакой мебели тут не было и в помине. Только пол был устлан деревянным настилом, немного повышающийся к одному краю. Введенский догадался, что он как раз и выполнял роль кровати.
Все расположились на полу. Было так тесно, что приходилось сидеть впритирку.
После пережитого шока, Введенский чувствовал себя немного спокойней. Ему даже стало интересно, как поведут в такой необычной ситуации Иисус и его соратники. Он посмотрел на Него; Иисус, как и все, сидел на полу, Он молчал. На Его лице не было никаких эмоций.
Прошло уже довольно много времени, а ничего не менялось, все продолжали молча сидеть. Введенский начал терять терпение, сколько времени все это может продолжаться. И почему Иисус никак не реагирует?
– Йешуа, надо что-то делать?
– вдруг прозвучал чей-то голос.
Введенский повернул голову и увидел,
– В самом деле, надо выбираться отсюда, - поддержал его Симон Кананит, прозванный Зилотом.
– Еще немного и у меня истощится терпение. Тебе же это сделать пару пустяков - и мы снова на свободе.
Иисус посмотрел на него.
– Ты знаешь наш уговор.
– Знаю. Но ты же видишь, куда мы угодили.
– Симон Кананит подошел к двери и несколько раз с остервенением пнул ее ногой.
Очень нетерпеливый это Симон, подумал Введенский. Впрочем, он понимал его, так как сам испытывал похожие чувства. Сидеть без дела и почти без движения было невыносимо. Сильно раздражала и бессмысленная потеря времени. Ужасно, когда нечем заняться. А ведь некоторые люди так вот проводят всю жизнь. Его вдруг охватил ужас. А если однажды и ему выпадет такая учесть. Уж лучше смерть, это хоть и страшно, зато быстро.
– Мы не можем, Симон, отказываться от нашего уговора, - возразил Иисус.
– Так что же нам тут сидеть до твоего третьего пришествия?
– раздраженно бросил Симон Кананит.
– Мы не должны были дать себя повязать.
– Они были нас сильней, - возразил Иисус.
– Нам нужно набраться терпения. Марии тяжелей, чем нам, мы тут все вместе, а она сидит отдельно от нас.
– Йешуа прав, - произнес Матвей.
– Нам нужно проявить выдержку.
– Жаль, что нас так быстро арестовали, - проговорил Симон Кананит.
– Не успели как следует им разъяснить про этот шарф.
– А может, правы Павел и Петр, не стоило это все затевать, - задумчиво произнес Матвей.
– Такой ли уж большой вред от того, что эти люди считают шарф реликвией. Был у твоей матери шарф, не был, что уж так от этого изменится? Если в это верят столько народу, значит, так оно и есть. Нужно ли их разуверять? Они все равно останутся при своем мнении.
– Даже если во что-то верят все, но если это неправда, такую веру нельзя поддерживать, - негромко произнес Иисус. Внезапно Он даже вскочил от охватившего Его волнения.
– Не может никакая вера основываться на обмане, ничего хорошего она не принесет. Неужели никто из вас не чувствует ответственности за все то, что происходило все эти века? И когда мы здесь, можем ли поддерживать махинации лукавого духовенства? Скажите в таком случае, какой тогда смысл нашего тут пребывания? Разве не появились мы ради того, чтобы все попытаться исправить?
Все молчали, то ли не зная, что сказать, то ли не решаясь вступать с Иисусом в полемику.
– Я согласен с тобой, Йешуа, - вдруг решительно произнес Симон Кананит.
– Пора разобраться со всем, что тут от нашего имени наворотили. Мы тут совсем недолго, а уже от всего тошнит. Если бы я знал, что все так получится, я бы еще подумал, стоило все это затевать. Помнишь, Йешуа, я еще тогда выказывал сомнения. Но ты меня не послушал. А я тебе поверил. Верил и тогда, когда меня распиливали пилой на Кавказе. Твое имя помогало вынести эту страшную муку. Если бы знал, во что это все обернется, не стал бы жертвовать собой.