Вторжение
Шрифт:
— У неё шок, — произнёс тихо один из мужчин. Не обращая внимания на мои дерганые движения, он просто обнял меня, тихо прошептав:
— Всё. девочка. Всё закончилось.
И прижавшись к его куртке, я горько зарыдала.
Шон (а это был именно он) всю дорогу продержал меня на руках, давая остальным грести веслами в сторону Убежища.
Как я потом узнала, группа сплавлялась по реке не просто так мужчины, организовавшие лагерь для беженцев на территории небольшой деревни. охотились в этих местах,
В Наханни Бьют — так называлась деревня, куда меня привезли — всё было так тихо и спокойно, что казалось, будто мир ещё живёт по старым правилам. Это ощущение давало какую — то надежду. помогало беженцам из городов прийти в себя и вновь почувствовать вкус к жизни.
Впрочем, в деревне, кроме местных жителей, едва ли можно было насчитать больше восьмидесяти «гостей» — сюда попадали только самые отчаявшиеся.
Остальных Сопротивление пристраивало в места, значительно южнее этого безлюдного, холодного края.
В основном, здесь оказывались люди с серьёзными психологическими травмами — большинство из которых были детьми и подростками. Ужасающая картина.
Шон, казалось, знал историю каждого: каждого малыша, которого родители отдали перекупщикам за банку тушёнки и черствый батон хлеба: каждого подростка. изнасилованного нелюдями (не пришельцами! А просто нелюдями, случайно родившимися на нашей планете) или — того хуже — освобожденного из рабства.
После захвата, люди, оставшиеся жить в городах — мегаполисах, без полиции и другого управления, оказались предоставлены сами себе.
Пришельцы не тратили время, рыская по небоскрёбам и подвалам: они просто платили своим «прикормышам» и те сами доставляли им пойманных людей в обмен на материальные блага.
Так, самые отъявленные мерзавцы постепенно сбивались в банды, устанавливая свои правила в не до конца разрушенных мегаполисах.
Рассказывая истории ребят, оказавшихся в Наханни, Шон то и дело качал головой. каждый раз добавляя:
— Нету зверя, хуже человека.
Ито, что он говорил потом, заставляло меня с ним соглашаться.
Впрочем, всё это было уже спустя неделю, а первые дни я просто приходила в себя. Ела, спала, разговаривала с психологом.
И врала, конечно.
Повинуясь какому — то безотчётному инстинкту, я почти сразу решила умолчать о «некоторых деталях». Правдиво рассказывая обо всем. за исключением Кейна, я вынуждена была сильно «перекроить» свою историю, оставив полную правду на потом. Не то, чтобы я больше не доверяла людям — скорее, просто повзрослела, став чуть осторожней: люди из Сопротивления казались мне героями, партизанами, борющимися за свою свободу, но… я из книг я знала, что большие цепи оправдывают многие средства, и мне не хотелось стать одной из них.
Врала ли Агата или нет — но Кейн каким — то образом оказался со мной связан. И я не знала, как это использовало бы Сопротивление, узнай они обо всём.
По этой же причине я молчала о том, что рассказала мне Агата: с обычной девчонкой, оказавшейся к своей неудаче, в плену, никто откровенничать не станет, а потому…
Я рассказала про побег из Денвера, про корабль, на котором я работала, про инопланетянку, которая сделала меня служанкой — и про то, как она, разозлившись на меня во время полёта, вышвырнула из корабля наружу — телепортировав в безлюдную местность.
— Странно, что она тебя не убивала, — заметила Анна, местный психолог — Обычно, захватчики скоры на расправу.
— Ничего странного, — хмыкнул Шон. — Они же в флипе летели — место там мало, особо не развернёшься.
— Парализаторы? — вскинула бровь Анна.
Шон, сомневаясь, пожал плечами.
— Не уверен, что их «гражданские» носят такое. Да и потом, девка точно знала, куда выкидывает Лину. В этой местности выжить — шанс один на миллион.
— Может, та пришелица всё — таки служила, а? — спросила Анна и взглянула на меня.
— Мы всё никак не можем разгадать эту загадку: как так получилось, что первый контакт провели женщины, однако после все патрули и рейды проводились только мужчинами. Как такое возможно? Означает ли это, что у них матриархат, и женщины просто не выполняют рутинную работу?
Вспомнив то, о чем мне рассказывала Агата, я, было, хотела замотать головой — но вовремя сдержалась, лишь безразлично пожав плечами.
— Не знаю… кажется, моя хозяйка — та девушка, к которой меня приставили служить-жена или сестра одного из их военных. Но я точно не уверена.
— А мне кажется всё наоборот, — хмыкнул Шон, повернувшись к Анне. — По тому, как они относятся к нашим женщинам понятно, что именно мужчины у них привыкли командовать… Скорее всего, ты права в том, что в их обществе нет равенства — но мужчины там главные. В этом я не сомневаюсь.
— Тогда почему именно женщины выступили в качестве первых контактёров? — настаивала Анна.
— Может, поэтому и выступили… чтобы продемонстрировать нам своё неуважение.
— Ты сам — то в это веришь?
— А что? — спросил Шон. — Сразу указали нам наше место… К тому же, может, если у них всё решают мужики, то любые переговоры, подписанные бабами, считаются просто никчемной бумажкой?
Анна и Шон вперились друг в друга, не решая продолжать свой спор.
Который, судя по всему, был давнишним.
А я потихоньку восстанавливалась.
Сразу после нашего приезда в деревню, Шон отнёс меня к врачу — и тот, диагностировав серьёзное истощение, сразу сделал несколько уколов, велев пить витамины и «есть за троих».