Вторжение
Шрифт:
— Так что слышно от нашего швейцарского Шейлока? — спросил Рэндалл.
— Честно говоря, мне трудно в это поверить, — сказал Ли. — Хохвальд опросил ведущих банкиров по всей Европе.
Они единодушно высказались в том смысле, что пока у нас сложное положение, о нападении на доллар не может быть и речи.
— Отличные новости, — сказал Рэндалл. — Но почему?
— Дети.
— Опять?
— Эти удивительные дети, да благослови их Бог. — Несмотря на свою радость, Ли всё же испытывал раздражение, что такой неучитываемый фактор вторгся в мир высоких финансов. — Хохвальд рассказал, что все банкиры советовались
— Слава Богу, — сказал Эдельштейн. — Нас спасают дети.
— Нет, — возразил Ворхи. — Толковые ребята по всему миру, которые разбираются в общественных отношениях. Дайте мне человека из системы О. О. — и покажу вам доподлинного Диккенса, который мечтает создать Крошку Тима. Так что не будем сбрасывать их со счетов.
В помещении стоял гул возбуждённых голосов. Все говорили разом. Эдельштейн хлопал Ворхи по спине. Рэндалл внезапно вспомнил о своей дочери Кэти, и её замысел снова стал наполняться жизнью. Осборн рассказывал Ли политические анекдоты, которые были в ходу среди чёрных, и секретарь Казначейства, обычно самый мрачный член кабинета, от души хохотал.
Радостное настроение владело всеми — кроме генерала Хильдебранда. Обмякнув в кресле, он смотрел на огромную настенную карту, усеянную паутиной ярких ленточек. Рэндалл положил руку на плечо генерала, коснувшись четырёх серебряных звёздочек.
— Что вас беспокоит, Уолтер?
— Я просто думаю, — тихо ответил Хильдебранд. — Я предполагал, что командую самолётами, танками, подводными лодками, машинами и пушками общей стоимостью не менее полумиллиарда долларов. И вдруг выяснилось, что они ровно ничего не стоят по сравнению с девятнадцатью детишками. Сколько же на самом деле они стоят, эти девятнадцать ребят?.. — Он посмотрел на Рэндалла, и тот в первый раз увидел в его взгляде растерянность.
— Может, и странно, — сказал Рэндалл, — но хорошо, что так.
— В самом деле? — спросил генерал и тяжело вздохнул, не в силах скрыть свой возраст. — Честно говоря, я ничего не понимаю. — Он покачал головой. — Эти дети. Эти дети, чёрт бы их побрал…
Лишь через три часа Президент вернулся к текстам, которые надо переправить в дома Тигерту и Диттмару. Он подозвал к себе Джоя Ворхи и они уселись над бумагой. Посмотрев на них, Ли покачал головой.
— Вы всё ещё считаете, что удастся обменять эти дома на места в совете директоров «Эмпайр» и в профсоюзе? — спросил он.
— Конечно, — ответил Рэндалл. — Я дал слово мисс Джонс.
— Я думаю, что это ошибка, мистер Президент, — возразил Ли. — Всё изменилось. Теперь мы можем выиграть и без всяких соглашений, не говоря уж о том, что у нас под рукой войска. Я убеждён в этом до мозга костей. Теперь у нас есть возможность жёстко стоять на своём.
— Вы изменили позицию, Эд, — сказал Рэндалл. — Пару часов назад вы прямо сгорали от желания двинуть в бой войска.
— Не спорю, — сказал Ли, — но теперь вы обрели поддержку всего мира. Премьер-министров Африки, наших чёрных лидеров, самого папы. Вы были правы с самого начала. И теперь вам остаётся только подождать. Эти дома сами упадут нам в руки.
Осборн прислушался к диалогу и на его высоком чёрном лбу пролегли глубокие морщины.
— Что вы об этом думаете, Хал? — спросил Рэндалл.
— Я не согласен с Эдом, — сказал он. — Вы не можете нарушить слово, данное мисс Джонс. И более того, вы не должны забывать, с какой силой Дан Смит может обратиться к чёрным гетто. Если он отдаст приказ захватить тысячу домов, вы столкнётесь с настоящей революцией прежде, чем мисс Джонс и даже Николет смогут остановить её. Мы ещё не вышли из леса, с папой или без папы. Поверьте мне.
Эдельштейн, который во время этого разговора сидел у телефона на другом конце стола, вмешался в дискуссию: [2]
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Чили Амброс ткнул ножку столика из тикового дерева, на котором стоял телевизор. Цветное изображение дёрнулось, по лицу на экране прошла судорога, но тут же всё вернулось к нормальному состоянию. Звук остался таким же ровным и густым, сопровождая величественный облик папы, царящего на экране.
2
К сожалению, в единственной русской публикации здесь была пропущена часть текста.
— Отпустите детей, — передразнил Чили его акцент. — Ага, как же. Отпустим, когда выберут чёрного папу.
Он повернулся к молодому человеку, который вытянулся в кресле с ярко-жёлтой обивкой.
— Верно, Джексон?
— Чили, не пудри себе мозги. — Джексон Дилл смотрел на своего собеседника, как врач на пациента с недвусмысленными симптомами заболевания. Дилл почти лежал в кресле, широко раскинув длинные ноги. Как и у Амброса, за поясом у него был пистолет. Курчавая поросль на лице не могла скрыть выражение усталой циничности. — На тот случай, если ты ещё не понял, сообщаю, что мы проиграли, парень.
— Чёрта с два.
Дилл мог только удивиться, услышав столь решительное возражение от человека в крайней степени усталости. Он знал, что Амброс не спал, самое малое, больше сорока часов.
— Чили, да сними ты шоры с глаз. Ты как надвинул их утром, так и не снимаешь, — с нетерпеливым раздражением сказал Дилл. — Ты в упор не видишь, что делается вокруг.
— Я вижу всё, что надо видеть.
Амброс стоял посредине комнаты — усталый, измотанный воин, но всё так же готовый отреагировать на любой звук и движение; он заставлял себя существовать на пределе возможностей, приказывая телу продержаться ещё несколько часов. Несмотря на защитные очки, глаза у него болели.
Гостиная в Фейрхилле выглядела так, словно по ней прошёлся порыв ветра, освободив место для мощного удара шторма. Столы, стулья, лампы и полки с безделушками были сдвинуты к окнам. Тёмная поверхность пола оголилась, и огромный ковёр яркой расцветки был свёрнут и, прижатый скамеечкой для ног, привален к одному из окон, образуя нечто вроде неуклюжей баррикады. Дубовый стол, на котором некогда лежали журналы, теперь был вытащен в холл и придвинут к входной двери. Высокий комод перекрывал другой оконный проём, и лучи утреннего солнца не могли пробиться в комнату.