Вторжение
Шрифт:
— Именно так.
— Но чего ради? Трудно что-то планировать, если больше ничего не известно.
— Я понимаю, мистер Президент. Согласившись приехать к вам, я снова связалась с доктором Николетом, и он дал мне право кое-что рассказать вам с глазу на глаз… Мистер Президент, доводилось ли вам слышать слово «Гамал»?
— Одно из имён Насера, — сказал он.
— Нет, я имею в виду нечто другое. Слышали ли вы его в связи с движением чёрных?
— Нет, — удивился он. — Боюсь, что не слышал.
— Несколько часов назад я и сама
Она обрисовала этот замысел и планы Смита по его воплощению: призыв к Гамалу, захват более тысячи домов в богатых белых пригородах, о готовности сил Ч. Ф. в больших городах, о захвате в конечном итоге десяти тысяч домов и об ультиматуме Президенту. Рэндалл внимательно слушал, понимая, что в данном случае любое соображение только ухудшит ситуацию.
— Я бы хотела сейчас жить в Гамале, — сказала она, — но пока мы не в силах его создать, да и в любом случае план Данни приведёт к гражданской войне, в которой погибнут тысячи чёрных.
— И белых тоже.
Она повела плечами.
— Да хоть бы и миллионы белых, меня это не волнует. Это ваши проблемы. У нас есть свои. Я не хочу, чтобы гибли чёрные… Откровенно говоря, мы в Ч. Ф. разделились. Часть из нас хочет, чтобы эти шесть домов легли в основу сделки. Другие хотят двигаться по пути Данни — стреляя и умирая.
— Так что вы по сути предлагаете? Как вы с Николетом можете помочь нам?
Она вспыхнула.
— Помочь вам? О, нет. Помочь себе, поберечь наших чёрных бойцов до битвы другого дня, когда обстоятельства будут куда лучше.
Рэндалл ощутил прилив враждебности. Есть ли такие слова, которые он может сказать этой молодой женщине, чтобы она не сделала из них убийственных выводов? Ему захотелось ответить ей со всей резкостью, но он вспомнил теорию президента Кеннеди во время ракетного кризиса 1962 года с русскими: никогда не загоняй оппонента в угол, пусть у него всегда будет пространство для манёвра. Никогда не припирай его к стенке, пока конфликт не становится неизбежным. Рэндалл поймал себя на том, что думает о чёрных обитателях Америки, как о врагах и покраснел. Слава Богу, эта ершистая женщина не умеет читать мысли.
— Помогая другому, тем самым помогаешь и себе, — сказал он, стараясь произнести это без всякой иронии. — Так что же я должен сделать?
— Если командир Смит отдаст закодированный приказ к началу Еамала, — сказала она, — мы с Николетом хотим, чтобы вы немедленно предоставили нам время на телевидении. Мы скажем нашим чёрным братьям то, что я сказала вам: в данный момент следовать за Данни означает самоубийство чёрного народа.
— Как я могу знать, что вы используете время в эфире не для того, чтобы призвать к поддержке Смита?
Она в упор посмотрела на него.
— Потому что я дала вам слово и я этого не сделаю — как и Николет. — Она была полна отчаянного напряжения. — Это слово чёрного человека, мистер Президент, и не стоит его сравнивать с уклончивыми обещаниями белых, от которых завтра же отказываются.
Проще иметь дело с дикобразом, подумал он, представив на этом месте генерала Хильдебранда или Ли. Джинни Джонс мигом вылетела бы за дверь.
— И вы считаете, что чёрные послушаются скорее вас и Николета, чем Смита?
— Да. Так они и сделают, если мы предложим им что-то более серьёзное. — Она с вызовом уставилась на него.
— Например?
— Когда белые напуганы, они, как правило, бросают кость.
Ну, она и колючая особа, эта дама. А почему бы ей в самом деле не обругать своего Президента, если ей это нравится?
— Прошу вас, мисс Джонс. Не можете ли вы изложить мне факты без того, чтобы м-м-м… тенденциозно оценивать их?
Её глаза блеснули мгновенной вспышкой торжества. Она выиграла.
— Когда вы услышите факты, которые вам не понравятся, вы тоже назовёте их тенденциозными. Я сказала кость от белых — именно это я и имела в виду. Если я обращусь с экрана к братьям и сёстрам, я должна сказать им — мы что-то выиграли.
— Вы хотите от меня каких-то уступок? Вы к этому клоните?
Она безрадостно усмехнулась.
— Наконец-то вы докопались до сути, мистер Президент.
Несколько секунд он внимательно изучал её.
— Прошу прощения, но я чего-то не понимаю. Захвачены дома. Их необходимо вернуть. На какие уступки, которые устроят владельцев домов, может пойти официальное лицо?
— Это смешно. — Она разочарованно покачала головой. — Вы самый влиятельный человек в мире, мистер Президент. Может, я и не очень сообразительна, но у меня хватает ума понимать, что стоит вам захотеть и все остальные выполнят тысячи ваших пожеланий.
— Что конкретно?
Джинни задумалась. Она здесь, чтобы получить от этого человека обещание ввести представителей чёрных в состав двух советов директоров, в «Эмпайр» и в профсоюз водителей грузовиков, но почему бы не попробовать нечто большее? Когда члену Ч. Ф. предоставлялась лучшая возможность? Перед ней сидит обуреваемый заботами Президент Соединённых Штатов. Она может попробовать. Она торопливо ухватилась за эту идею. Может, это обрадует и удивит Ала Николета. Будь, что будет.
— Во-первых, — медленно сказала она, — то, в чём мы отчаянно нуждаемся. Вы согласитесь субсидировать из федеральных средств создание престижного университета только для чёрных? Это я особо подчёркиваю. Определять его судьбу не будет ни один белый. Все рычаги будут только в руках чёрных — средства, научные кадры, студенты, исследования. Специальным посланием вы запросите Конгресс о выделении фондов.
Рэндалл размышлял всего несколько секунд. Идея была не новой. По сути Хал Осборн всего несколько недель назад обсуждал с ним аналогичный проект.