Вырай
Шрифт:
— А вы на Масленицу в воскресенье придёте? — Марина достала из рюкзака шапочку с помпоном и натянула по самые брови.
— Не знаю, посмотрим. До свидания, ребята.
***
Зюзя, сменивший одежду в белых тонах на более современный, красный вариант, сидел на крыше двухэтажного Красносельского клуба.
Он давно не присутствовал на проводах Зимы. Видно было, что люди многое забыли. Кое-что вовсе не делали, а что-то утратило смысл, став лишь красивой традицией.
Но самое главное, чучело, всё же было. Его возили по деревне с песнями и танцами. Зюзя лениво шевельнул посохом. Над деревней заклубилась туча, подул холодный ветер — началась метель.
Это ещё больше раззадорило людей. Песни, зовущие весну, зазвучали громче, блины, пёкшиеся прямо здесь, на улице, стали поглощаться активней. Мороз улыбнулся в бороду.
Зюзя мешал. Ветер дул и так, и этак, не давая разгореться пламени. Но люди победили. Огонь взметнулся высоко, деревенские хором запели «Жавароначкі, прыляціце», и Морозу стало жарко.
— Пора мне. — Сказал он вороне, которая сидела в некотором отдалении и настороженно косилась глазами-бусинками. — Пора.
Дед Мороз исчез. Птица испуганно каркнула и взлетела над крышей.
Глава 34
Весна началась как обычно — люди бродили по огородам, размечая, где и что будет расти в этом году, перебирали припасённые семена, доставали из подвалов картофель, чтобы он прогрелся перед посадкой. Точили лопаты, латали теплицы — деревня тихонько бурлила, проснувшись от зимней спячки.
Печкину весна давалась нелегко — колхозные поля, чтобы уложиться в план, начали обрабатывать, едва сошёл снег. Владимир, как один из немногих трактористов-трезвенников, работал на износ. При этом ему нужно было разобраться и со своим хозяйством.
Жена Печкина, Алла Ильинична, была женщиной обстоятельной, работящей и прижимистой. И она уже две недели не давала покоя Володе.
— Сам подумай — двадцать пять соток прямо за забором! Ольга Васильевна ещё осенью сказала, что вернётся после августа!
— Но ведь это чужая земля, Алка.
Жена умолкала, но потом с пылом продолжала настаивать:
— Не чужая, а соседская. Представляешь, что будет с огородом, если земелька год погуляет? Старушка бурьян потом не выведет. Она нас ещё и поблагодарит.
— Не выдумывай. За что благодарить? За то, что без спросу своей бульбой всё засеем?
— А что тут такого? Мы ей пару мешков отдадим, за аренду участка.
В таком ключе проходили все семейные беседы уже несколько дней. Уставший мужик приходил домой и, вместо того, чтобы после ужина завалиться спать, выслушивал одно и то же.
Вчера Алла сменила тактику.
— Вовчик, я тут подумала. Надо нам машину в божеский вид привести. Мотор перебрать, и днище совсем гнилое, ты сам говорил. И трещина эта, на лобовом стекле — я всё время боюсь, что она лопнет прямо в дороге.
Не веря ушам, Володя торопливо дожевал пирожок с рисом и настороженно сказал:
— Ты ж кричала, что на это гнильё ни копейки не дашь потратить.
— Ну, кричала. И зря. Машина в доме — нужная вещь. Вот только денег где взять, непонятно.
Володя скис. Денег не было совсем, зимой подъели даже скопленные шестьдесят долларов.
— А я знаю! — Засияла жена. — Если засадить участок Ольги Васильевны бульбой, а по осени продать — можно и машину отремонтировать, и ещё останется.
— Тьфу ты! Я сказал — не буду чужую землю засевать! — Стукнул по столу мужик и ушёл во двор. Алла обиженно надулась.
Весь вечер Владимир спорил сам с собой. Ночью плохо спал. А утром, перед тем, как идти на работу, подошёл к сетке-рабице, что разделяла огороды, и осмотрел пустующие сотки.
— Зараза! — Сплюнул мужик и решил вечером сходить, глянуть.
***
Наконец-то. Марина поняла, что дошла. Вокруг шумел самый странный лес из всех, что ей доводилось видеть.
Деревья здесь имели глаза и рты. Они довольно громко переговаривались между собой, шикали на птиц, пытавшихся сесть на ветки. Смеялись, ругались, пели, на девушку никак не реагировали.
Птицы, кстати, тоже заслуживали внимания — совсем низко, едва не задев крылом Марину, пролетел заяц. Обычный заяц, длинноухий. Птицезай смешно подёргивал задними лапами при каждом взмахе крыльев. Присмотревшись, Сычкова поняла, что все местные птички довели бы до белого каления Максима Андреевича несоответствием биологической классификации.
Но это было неважно. Впереди журчал ручей. Именно к нему стремилась Марина все эти долгие ночи. Оставалось последнее — сделать хоть один глоток. Девушка опустилась на колени и наклонилась к воде.
— Не пей. — Равнодушно сказал кто-то совсем рядом. — Оно тебе надо?
Марина выпрямилась и завертела головой. Рядом сидел давешний заяц. Крылья были аккуратно сложены за спинкой.
— Ты мне?
Зверушка дёрнулась и взлетела.
— Разве ты не знаешь, что птицы не разговаривают? И откуда только взялась такая бестолковая.
— Кто здесь? — Занервничала школьница.
— Голову подними.
Рядом с ручьём росло дерево, очень похожее на вишню. Только с листвой розового цвета. В двух метрах от земли Марина увидела человеческие, ярко-синие глаза и пухлые губы. На коре всё это смотрелось невообразимо чужеродно.
Губы зашевелились. Даже для сна это было странным.
— Ты сюда как — осознанно пришла или бессознательное привело?
— В каком смысле? Осознанно, конечно.
— Точно? — Засомневалось дерево. — А где конденсатор?
— Чего? — Марина встала. Дерево пугало.
— Осо-о-знанно. — Передразнила Вишня. — Дрыхнешь, небось. Осознанно сюда с драгоценными камнями, серьгами, сушёной рябиной да желудями приходят. В зависимости от материального достатка.
— Отстань. Я пить хочу. — Зло сказала девушка и снова опустилась на колени.