Высшая каста
Шрифт:
Как выяснило следствие, на ниве грабежей по праву победителей особенно преуспел любимец Георгия Константиновича генерал-лейтенант Владимир Крюков, умудрившийся в самый разгар войны стать четвертым мужем прославленной советской дивы Лидии Руслановой, которую арестуют вместе с генералом. Во время обыска у них изъяли коллекцию немецких автомобилей, семьсот тысяч рублей, двести восемь бриллиантов, более ста кило серебряных изделий, сто тридцать две картины русских художников, тридцать пять старинных ковров, триста двенадцать пар мужской модельной обуви, восемьдесят семь мужских костюмов и сорок четыре велосипедных насоса – генеральское представление о достатке.
Жадность до роскоши чекистской гильотиной зависла над шеей Жукова. Абакумов, зная о дружбе Берии с маршалом Победы, оказался между двух огней. Как угодить Сталину и вывести из-под удара Жукова? Тогда министр и поручил это дело Мише Рюмину, взявшемуся за него именно с таким энтузиазмом, на который и рассчитывал Абакумов. Рюмин принялся терзать арестованного по «барахольному делу» Героя Советского Союза двадцатисемилетнего майора Петра Брайко и кладовщика берлинского оперсектора НКВД Кузнецова. Несломленный в немецком плену Брайко в лубянских застенках сдал маршала, а бывший кладовщик, которому Рюмин папиросами прижигал язык, подписал нужные показания.
Получив пестревшие бурыми потеками вымученные протоколы допросов, Сталин рассудил, что строить на таком материале процесс против обласканного народной молвой полководца – быть обвиненным в неправосудной расправе с неугодными военачальниками. «Что стоит Жуков без своих генералов, от которых он отрекся, не проронив ни слова в защиту боевых товарищей?» – размышлял генералиссимус. План Абакумова сработал, маршал был спасен, Берия остался доволен.
Но несмотря на повышение, Рюмин понял, что его гадко используют, угадал расчет Абакумова и затаил обиду. Так получилось, что письмо Тимашук о врачах-вредителях Абакумов отписывал через Рюмина, вновь полагаясь на исполнительную глупость следователя. Сняв копию с письма, Миша стал выжидать момент, когда министр оступится, чтобы сделать все, чтобы он никогда не поднялся. Кровавая лава соперничества, должная смыть Абакумова, уже закипала в партийных недрах.
В пику Берии в МГБ действовала группа замминистра генерала Сергея Огольцова, замыкавшаяся на Жданова, который решил воспользоваться информацией о вербовке родственников первой жены Сталина агентами Еврейского антифашистского комитета. Именно Огольцов первым подал сигнал в Политбюро о «законспирированной группе врачей-вредителей». И именно Огольцову в обход Абакумова поручили допросить Михоэлса, воспользовавшись его поездкой в Минск.
Вечером 12 января 1948 года режиссера вместе с театроведом Голубевым пригласили на дачу к шефу госбезопасности Белоруссии Лаврентию Цанаве, куда уже прибыл из Москвы генерал Огольцов. Несмотря на то что Цанава своими карьерными успехами был обязан всесильному тезке, ему волею обстоятельств пришлось перейти в оппозицию к Берии. В 1947 году в Москве отпрыск Цанавы попался на изнасиловании. Прокуратура возбудила дело. Цанава-старший бросился к Берии, но тот, посчитав, что подобное заступничество может обернуться против него в глазах Сталина, решил не вступаться за юного подонка. Тогда к Цанаве на выручку пришли враги. Соратник Берии ради спасения сына не побрезговал «дарами данайцев» и принял помощь от друга Жданова, секретаря ЦК Алексея Кузнецова, отвечавшего за партийный контроль силовых структур. Кузнецов вмешался, и дело закрыли. Но отныне генерал Цанава стал верным слугой Жданова.
Разговор на даче не пошел с самого начала. Истеричный Соломон, поднабравшись чекистской водки, матерно заявил, что он подчиняется только Сталину и Берии, который сгноит Огольцова и Цанаву в ГУЛАГе. Товарищ Михоэлса Голубев заявил, что он является агентом МГБ и завтра же подаст рапорт на имя Абакумова. Далее пошли пьяные угрозы-признания о том, кто контролирует и инициирует деятельность ЕАК. Огольцов позвонил Жданову, сумбурно изложил ситуацию. Оставлять в живых упрямого Михоэлса было невозможно. Цанава оказался заложником ситуации, обреченно исполняя приказы Огольцова, запивая их водкой. Михоэлса и Голубева раздавили грузовиком, трупы выкинули в городе.
Берия гибель Соломона не простил, и после смерти Сталина все участники убийства были арестованы. Получив служебную записку от Огольцова с подробностями инцидента в Белоруссии, Иосиф Виссарионович был крайне раздосадован расправой над главным еврейским глашатаем, бросавшую тень прежде всего на самого Сталина. Сведения, разоблачавшие Берию, имели слабый вес для вождя, поскольку кроме чекистов подтвердить их оказалось некому. К тому же Сталин подозревал в них интригу Жданова. Однако монолит доверия генералиссимуса к атомному маршалу дал явную трещину, смещение Берии стало вопросом времени.
Глава 16. Мертвые по счетам не платят, к ответу призовут живых
В стране набирала обороты кампания по борьбе с космополитизмом, знамя которой поднял именно Жданов. Однако в августе 48-го Жданов был отравлен. Но Председатель Совмина РСФСР Михаил Родионов, Председатель Госплана СССР Николай Вознесенский и секретарь ЦК партии Алексей Кузнецов, вдохновленные поддержкой Сталина, не собирались складывать оружия. Через год все они будут арестованы по сфабрикованному Маленковым, Хрущевым и Берией «Ленинградскому делу». Специально для обвиняемых 12 января 1950 года Маленков добьется восстановления смертной казни, отмененной в 47-м.
Смерть Жданова потрясла Сталина, и уже в ноябре 1948 года Еврейский антифашистский комитет был распущен, через два месяца начались первые аресты деятелей «сионистского подполья».
В начале 1949 года на Лубянку доставили главных распорядителей в Еврейском антифашистском комитете Соломона Лозовского и Исаака Фефера. Двадцать три человека расстреляют по делу ЕАК, еще шестеро не доживут до суда.
Сталин же считал, что арестов мало, расследование явно саботируется Абакумовым, увлеченным расправой над «ленинградцами». И летом 1951 года настала очередь самого министра государственной безопасности переступить порог Лефортовской тюрьмы.
Сталин считал, что одним из условий стабильности его личной власти является постоянная борьба кланов. После «Ленинградского дела» Иосиф Виссарионович решил, что пора браться за Берию, ослабив тем самым Маленкова и Хрущева. Официальное наступление на атомного маршала Сталин решил начать с вотчины Лаврентия Павловича – Грузии, где силовые и партийные органы заражены бациллами кумовства и коррупции ставленников Берии, как и он сам, мегрелов. Вызвав к себе весной 51-го Абакумова и обрисовав ему масштабы нового дела, Сталин приказал министру: «Ищите большого мегрела». Абакумов чувствовал, как петля затягивается на его шее, но решил придерживаться ранее выбранной стратегии – выигрывать время и ждать. Сыграть со Сталиным смертельную партию Виктор Семенович планировал проверенной на «деле маршала» комбинацией – заволокитить и развалить дело руками дурачка Рюмина.
Однако Сталин, которому тут же доложили, что Абакумов сообщил Берии о предстоящем замесе, взял расследование под свой контроль. Иосиф Виссарионович потребовал к себе Рюмина. Возложив прямую ответственность за расследование на подполковника госбезопасности, Сталин намекнул ему на недоверие министру. Для Рюмина пробил звездный час. Собрав компромат на своего шефа, жемчужиной которого стало письмо Лидии Тимашук, 21 июля 1951 года Рюмин направил Сталину служебную записку, в которой обвинял Абакумова в сокрытии важных материалов о смерти Щербакова и Жданова, а также сообщал о наличии в органах государственной безопасности сионистской группы. Сталин потребовал от Абакумова предоставить Рюмину самые широкие полномочия, и 10 июля 1951 года уже полковник был назначен начальником следственной части по особо важным делам МГБ СССР. А спустя два дня на министра Абакумова надели наручники.