Взгляд с обочины 1. Митрим

Spielbrecher. Aksioma

– А чего отпрашиваться? Смена ещё не началась, а мы быстро.

Идти было действительно недолго: только подняться немного вдоль ручья, попрыгать по камням на другую сторону и попетлять в голых кустах, заполонивших овраги и спускавшихся по ним к самой воде. По мокрому снегу под ногами стелился туман. Ветер, свистевший наверху, сюда не заглядывал, но теплей из-за этого не было: слишком сыро.

– Ты теперь ему напрямую подчиняешься? – спросил Росселе, когда они перешли ручей.

– Ну да, вроде как.
– Тинто кивнул.

–

А Ингасиндо что сказал?

– Ничего, – отмахнулся Тинто. – Ну, кроме того, что весь карьер слышал. А лично к нему я не ходил. И вообще, что он сделает, если лорд Тьелперинкваро согласился меня учить?

Кусты кончились, сменившись голым каменистым склоном. Плотно слежавшуюся старую осыпь затянуло мхом, и сквозь ноздреватый от влаги снег проглядывал этот мох и торчали веточки брусники, почти все уже голые, только кое-где держались ещё мелкие красные листья и тёмные, почти чёрные ягоды.

– Интересно, наверное, учиться у внука Феанаро? – спросил Росселе, выходя на открытый склон вслед за другом. Ноги уходили в мох по щиколотку.

Тинто задумчиво почесал нос. Он как-то не думал раньше, интересно ему или нет.

– Да ты знаешь, не очень.

– Да?

– Угу.
– Тинто пожал плечами.
– Он знает так много всего, что я почти ничего не понимаю без объяснений. А объясняет он редко.
– Вздохнул.
– Ему тоже неинтересно со мной возиться. Он умеет всё лучше Вельвелоссэ.

– Почему тогда он подчиняется Вельвелоссэ?
– ещё больше удивился Росселе.

– Он ему не подчиняется. Он Рингвайрэ подчиняется. Так сказал лорд Куруфинвэ.

– Ну я сам видел, как Вельвелоссэ ему что-то говорил, а он слушался.

Мало ли, что там говорил Вельвелоссэ, подумал вместо ответа Тинто. В конце концов, если правильно говорил, то почему бы не послушаться?

Они задержались немного на этом склоне, подъедая поздние ягоды и обсуждая мастеров и других общих знакомых, прежде чем свернуть в ельник, к кормушке. Тинто подошёл первым и сначала высыпал с ладони остатки ягод. Кормушкой они определили небольшой валун с плоской голой макушкой, сплошь в серых пятнах лишайника. Поставили крышу из двух широких дощечек и приносили иногда крошки или ещё что-нибудь, оставшееся с ужина. Когда время позволяло, из-за ёлок неподалёку было интересно наблюдать за птицами.

Пока Тинто рылся в карманах в поисках кулька, Росселе остановился рядом, провёл пальцем по одному из скатов шалашика, оставляя след в снегу. На крыше и на камне вокруг всё было испещрено птичьими следами.

Они насыпали немного крошек, и Росселе предложил возвращаться: по времени уже пора.

– Ты опять с лордом завтракать будешь? Он всегда в стороне держится.

– Ну я бы тоже держался, если бы при мне все переставали разговаривать и смотрели бы только на меня.

– Мы к нему не привыкли просто.

Тинто снова помолчал, стряхивая крошки с мокрых перчаток.

Те вцепились в ворсинки и никак не хотели отлепляться. Хотелось сказать, что он и сам не привык к Тьелперинкваро. А как тут привыкнуть, если его не поймёшь? Он молчит всё время и говорит по делу только. И не только говорит, но и делает всё только по делу. Вспомнились давешние качели и его недоумённый взгляд. “Зачем это?” Неужели же он всю жизнь делает что-то только зачем-то? Ничего просто так. Хотя с таким отцом… Тинто уже хотел ответить, но подумал, что Тьелперинкваро, наверное, было бы неприятно, что его так вот обсуждают. Ну, если он вообще какие-то эмоции испытывает там, под своей маской.

Тинто пожал плечами.

– А к чему именно вы не привыкли?

– Так он никогда раньше с нами и не общался-то. Откуда нам знать, что у него на уме.

Тинто хмыкнул. Хороший вопрос, да.

– Ты думаешь, он может разозлиться, как Куруфинвэ?

– Я не знаю. Он же всегда с отцом только. И молчит всё время

– Он не только с отцом, - обиженно отозвался Тинто.
– Карьером он сам руководил. Пока я не ошибся там.

– Ну, ты его лучше знаешь, - примирительно ответил Росселе.

– Да ладно, нам и правда обратно пора.

– Пошли. Наперегонки вон до тех кустов?

***

Впервые за неделю Тинтаэле не было у шатра, когда Тьелпэ вышел. Он постоял немного, оглядываясь. Может, просто рано ещё? Отец разбудил своими внезапными вопросами про шила, и Тьелпэ решил, что уже утро.

Шатры стояли на невысоком холме с плоской верхушкой: чтобы ветер сдувал летом комаров и прочую летающую мелочь, а осенние дожди сразу стекали к ручью, не задерживаясь на каменистой площадке.

От ручья тянуло сыростью. Между шатров было ясно, а внизу, у воды, и в оврагах стоял туман, то здесь, то там поднимая голову выше, в ветер. Дальше на восток изрезанный край батолита рассыпался останцами, и туман колыхался вокруг них, как ленивое море вокруг островов.

Тьелпэ молча смотрел какое-то время, как в этом море проглядывают то зелёные пятна ельника, то голые чёрные ветки. Потом поднял глаза выше. Не так уж и рано, судя по звёздам, можно уже идти завтракать.

Он оглянулся ещё раз в сторону шатров, убеждаясь, что Тинтаэле по-прежнему не видно, и пошёл к кострам, рассудив, что тот сам как-нибудь найдётся.

Тот действительно нашёлся – и гораздо раньше, чем ожидал Тьелпэ. Нагнал ещё на подходе к кострам и пристроился рядом, стряхивая какие-то крошки с перчаток. Причём прибежал не от шатров, а от ручья.

Тьелпэ кивнул доброе утро, приглядываясь, что он там стряхивает.

– Ты уже позавтракал?

– Нет. А что?
– Тинто уже забыл, что накануне обиделся. Да и утро началось удачно, исправило настроение.

– У тебя хлеб на перчатках.

– А… - Снова принялся стряхивать.
– Это я в кормушку относил.