Взорвать Манхэттен
Шрифт:
– В общем, - подвожу я итог, передавая Кноппу диски, - планета, чувствуется, обречена.
– По крайней мере – человечество, - подтверждает Кнопп.
Я согласен с ним. Наш мир никуда не годится. Совершенно отжившая идея.
– И все-таки жаль… - невпопад говорю я.
– Таких планет во Вселенной, как песка на пляже… - успокаивает он. – Или ты думаешь, что мы единственные и неповторимые? – Зацепив своими крючковатыми пальцами пакет, он, прихрамывая, идет по ковру через весь кабинет к двери.
– И за таким множеством явлений и персонажей
– На то он и Бог, - отвечает Кнопп угрюмо.
У выхода останавливается, вновь оборачиваясь ко мне.
– Земля – экая невидаль! – заявляет он. Затем по привычке язвительно ухмыляется и затворяет за собой дверь.
Звонит Ричард. Говорит через одышку, словно милю бежал наперегонки. Ему сейчас здорово достается!
Оказывается, нашли жену русского. Ее зовут миссис Лоренция Холлубетс. Полагаю, это английская версия ее наименования.
Дамочку уже хорошенько допросили, пригрозив иммиграционной тюрьмой. Она выдала все, что знала, и теперь лихорадочно вспоминает все детали здешних и московских контактов супруга. Ричард полагает, что ее действительно стоит подержать некоторое время за решеткой под угрозой депортации, - авось, вспомнится еще что-нибудь полезное.
Закончив разговор, я принимаюсь ходить по кабинету, раздумывая.
Итак. Если информация осталась в США, надо направить все усилия на поиск дружков вора. Если в самое ближайшее время усилия не дадут результатов, придется открывать второе направление мероприятий в России. Легко сказать! Иное дело, если бы пропала собственность Совета. Тогда включились бы любые механизмы, вплоть до агентуры секретных служб. А так я – частное лицо, решающее личные проблемы.
К кому обратиться? К своим российским знакомым? К этим надутым коррупционерам? У них, конечно же, есть связи и в полиции, и в криминальных кругах, но насколько такие связи надежны? И что будет, если из одних рук, - рук трусливо бежавшего воришки, информация перекочует в когти прожженных мерзавцев? Ничего хорошего.
Я с тоской понимаю, что в таком деле мне необходим свой человек, такой, как Кнопп, должный руководить процессом розыска и первым перехватить материал. Подобного человека у меня нет. Во-первых, он обязан быть профессионалом, во-вторых, лидером, жестко подчиняющим себе исполнителей, а в-третьих, - знать язык и страну.
Положение видится мне беспросветным.
Я еду на аэродром, и через полчаса вертолет вспархивает над серыми крышами небоскребов Манхэттена, несется к синей глади океана с вытканным из тросов мостом Веррезано, минует Стэйтен-Айленд и парит над долинами Нью-Джерси, тронутыми первым багрянцем подступающей осени.
Земные красоты лишь на миг отрывают меня от тягостных мыслей.
Когда вертолет, осторожно покачиваясь, умещается на бетонный пятачок возле моего дома, я сразу же вижу Барбару, сбегающую навстречу ко мне по ступеням.
Это что-то новое. Обычно она предпочитает встречать меня в доме. С постной миной и с подчеркнутым недовольством. Суть недовольства в том, что я не уделяю ей
Пытаюсь вспомнить, в каких отношениях с женой мы расстались. Отсюда – что и каким тоном следует говорить. Надо быть начеку. Она боится меня, а я ее. Однако, подозреваю, она знает обо мне больше, чем показывает, и меньше, чем я знаю о ней.
Но откуда же такой порыв? Или что-то случилось с Патриком?
Я холодею от этой мысли.
Она сердечно целует меня, и это только прибавляет сомнений.
– У вас все нормально? – спрашиваю хрипло. Я ожидаю всего, чего угодно. Кроме хорошего.
– Все отлично! – Она берет меня под руку и ведет к двери. – Патрик начал вставать. И даже пытается ходить. Представляешь, какой он хитрый? Чтобы не упасть, ходит, боком прижимаясь к стене! Кстати, приехал наш племянник, славный паренек. Вчера мы ездили с Ниной в «Мэйсис», купили ему одежду. Он до сих пор, кстати, спит… Представляешь, он, оказывается, был ранен…
– Какой еще племянник?..
– раздраженно говорю я. – Так, черт знает что…
– Ну, пусть будет племянником, - увещевающе произносит Барбара, ласково заглядывая мне в глаза. – Он очень хороший мальчик.
– Обычно таким тоном она говорит о детях, когда те натворят каких-нибудь дел.
– Что все-таки случилось? – спрашиваю я нейтральным голосом.
– Генри, дорогой… - Она театрально вздыхает. – Роланд вчера шел в свою спальню, и вдруг в коридоре перегорела лампа. Он врезался прямиком в стеллаж.
Вот он – тот самый кинжал в букете!
– Клоуны?! – восклицаю я, высвобождая руку. – Он разбил клоунов?!
– Представь, всех до одного, - виновато говорит она, а затем, взглянув на мою ошарашенную физиономию, невольно хихикает. Но тут же, впрочем, принимает серьезный вид. Добавляет: - Извини, у тебя такое лицо…
Я не знаю, какие чувства владеют мной. Сумма их - ледяная ненависть ко всем. И ко всему. Я на грани истерики. Какая-то пришлая сволочь, балбес без роду и племени, поселился в моем доме и сразу же начал его разрушать! Я собирал эту коллекцию два десятка лет! Я поставил ее в самом укромном месте! Я строго-настрого предупредил прислугу, что, если, протирая пыль, хотя бы одну статуэтку разобьют, увольнение последует незамедлительно!
– Всех до единого? – спрашиваю равнодушно.
Она молча кивает. На сей раз в ее глазах – непритворные слезы. И на миг мне становится ее жалко.
– Я жду его в кабинете, - говорю скучным голосом. – Пусть поторопится. – И, не оборачиваясь на поникшую Барбару, прохожу в дом. Тоже мне, защитница приблудных варваров.
Сначала я навещаю Патрика. Он по-прежнему лежит на боку, но глазенки его явно оживляются, когда появляюсь я. Я глажу его по мордочке, и он, как собака, лижет благодарно мои пальцы. Я растроган до слез. Целую его кожаный влажный носик, провожу ладонью по лобастой головке и иду к себе в кабинет.