Взрослые в доме. Неравная борьба с европейским «глубинным государством»
Шрифт:
Алексис и Паппас отреагировали с энтузиазмом: они рвались в бой и не колебались. Евклид, которого общественное мнение признавало наиболее воинственным левым, тоже ожидаемо согласился. Стафакис утвердительно закивал. А вот Драгасакис произнес те слова, которых я от него ждал.
– Давайте действовать, исходя из лучшего, – сказал он, а потом прибавил: – Если нас вынудят, там решим, как поступать.
Неделю спустя, в роскошных садах афинского музея византийского и христианского искусства, мы с Алексисом снова выступали перед большой аудиторией, презентуя перевод на греческий моего «Скромного предложения по урегулированию
Через пару дней мы с Алексисом и Паппасом встретились снова.
– Вы понимаете, – спросил Паппас, – что никто, кроме вас, не в состоянии контролировать реализацию тактики переговоров, вами же предложенной? Вы к этому готовы?
Я ответил, что моя решимость сражаться не подлежит сомнению, однако я не верю в технократов, вовлекаемых в участие в политических процессах. На самом деле меня продолжали терзать серьезные сомнения. Вести переговоры от имени страны – для этого требуется демократический мандат. «Скромное предложение» содержало мой личный взгляд на происходящее, и у меня не было желания легитимизировать деполитизацию экономической политики, этой самой политической среди всех политик. Кроме того, Драгасакис, Евклид и Стафакис строили СИРИЗА с нуля на протяжении десятилетий. Они пользовались авторитетом и уважением своих однопартийцев. Я же, в сравнении с ними, всегда был посторонним, посредником, и это обстоятельство лишало меня полномочий, необходимых для переговоров. Вдобавок не стоило забывать о сомнениях относительно несоответствия между внутренними приоритетами СИРИЗА и правильной, по моему мнению, правительственной повесткой.
Через неделю Вассилис Кафурос, верный друг с моих аспирантских лет в Англии, укрепил мои опасения. Он спросил меня, неужели я единственный не знаю, что Драгасакис весьма близок к банкирам. Я сказал, что не верю в это обвинение.
– Где доказательства, Вассилис? – сурово справился я.
– Твердых доказательств нет, – признал он, – но широко известно, что Драгасакис ведет с ними бизнес, еще с тех пор, как состоял в компартии, и всячески старается им помогать.
Что ж, я решил не обращать внимания на это обвинение; пускай меня по-прежнему обуревали сомнения и тревоги, не дававшие мне покоя, не было смысла изводить себя размышлениями о проблемах, с которыми я все равно не в состоянии разобраться. Люди, получившие избирательные мандаты, должны сами напрягать свои языки. Я обозначил для них ловушки и описал способы избежать западни, остальное не в моей власти.
Глава 4
Глубокие воды
«Каменным кораблем», или просто «Камнем», как говорят моряки, называют три большие скалы, торчащие из воды в устье Саронического залива. Если смотреть на них с борта лодки, с расстояния примерно около километра, они действительно походят очертаниями на корабль-призрак, медленно идущий к мысу Сунион, где стоит восхитительный храм Посейдона. Купаться в глубоком синем море в тени Камня, в непосредственной близости от судоходного фарватера, будоражаще приятно.
В августе 2014 года мы с Алексисом плескались в воде метрах в пятидесяти от Камня, настолько далеко от любопытных глаз и ушей, насколько это было возможно. Наш разговор касался доверия. Доверяет ли Алексис своей команде, считает ли, что она способна воевать с такими банкирами,
Алексис искусно уходил от прямых ответов и всячески демонстрировал оптимизм. Я не стал вываливать на него все свои сомнения, но собрался все-таки задать тот вопрос, который беспокоил меня с тех самых пор, как я пообщался с Кафуросом.
– Алексис, – начал я, притворяясь, будто говорю о сущих мелочах, – до меня дошли слухи, что Драгасакис слишком уж близок к банкирам. Что он вообще может делать вид, будто заодно с нами, а на самом деле желает сохранить статус-кво.
Ципрас ответил не сразу. Окинул взглядом далекий Пелопоннес, потом повернулся ко мне.
– Я так не думаю. С ним все в порядке.
Мне было сложно судить о его искренности по этому короткому ответу. Возможно, у него тоже есть сомнения, но он верит в честность своего старшего товарища? Или он попросту отмахнулся от моего вопроса? До сего дня я не знаю, что скрывалось за его словами. Зато знаю, что он продолжал настаивать на моем участии в процессе – мол, у меня нет выбора: когда придет пора, мне придется играть ведущую роль в переговорах.
Не желая вновь прибегать к отговоркам, я сказал, поддавшись внезапному порыву:
– Хорошо, Алексис, вы можете рассчитывать на мою помощь. Но при одном условии.
– И что это за условие? – спросил он с улыбкой.
– Мое слово будет определяющим для экономической повестки СИРИЗА накануне выборов. Нельзя допустить повторения 2012 года.
Алексис пообещал, что Паппас будет держать меня в курсе и станет консультироваться со мной, прежде чем публично высказываться об экономической политике. После чего мы вернулись к нашим партнерам, Бетти и Данае, которые ждали нас на маленькой надувной лодке, бросившей якорь неподалеку.
Кровь, пот и слезы
Через месяц, вернувшись в Остин, я услышал в новостях, что Алексис выступил с программной речью в Салониках и изложил экономические планы СИРИЗА. Одолеваемый мрачными предчувствиями, я разыскал текст его выступления. Мои опасения оправдались, этот текст переполнил меня негодованием. Я немедленно сел за работу. Статью, что родилась менее чем через полчаса, вскоре после ее публикации использовал премьер-министр Самарас, уколовший СИРИЗА в парламенте: «Даже Варуфакис, ваш экономический гуру, говорит, что ваши обещания нелепы». Он ничуть не преувеличивал.
Салоникская программа, как стали называть речь Алексиса, была исполнена благих намерений, но в ней отсутствовала логика – и она никоим образом не сочеталась с моей пятиступенчатой стратегией, которую якобы поддерживали Алексис и Паппас. Программа обещала рост заработной платы, субсидии, льготы и инвестиции из источников, что представлялись либо вымышленными, либо незаконными. Еще в ней содержались обещания, которые попросту не следовало выполнять. А самое главное, она противоречила любой разумной стратегии переговоров по удержанию Греции в зоне евро, несмотря на голословные утверждения, что мы не собираемся рвать с европейской валютой. По сути, это была пародия на экономическую программу, и я даже не стал критически разбирать ее по пунктам. Вместо этого я написал: