Впал в отчаяние, но скоро выпал.Быстро выпал, хоть скоро впал.И такое им с ходу выдал,что никто из них не видал.Иронически извиняется,дерзко смотрит в лицо врагам,и в душе его угомоняетсябуря чувств, то есть ураган.Он не помнит, как руки ломал,как по комнате бегал нервно.Он глядит не нервно, а гневно.Он уже велик, а не мал.
Портняжка и храбрость
Чем становился старше портняжка,тем становилось портняжке тяжко,руки ныли, спина немела,белее мела лицо бледнело.Был бы этот портняжка робкий,выбило б из ситуации пробкой.Только ему репутация храбростине позволяла выказать слабости.Раз
обозвали храбрым портногои называли снова и снова,а называние, именованиеочень организует сознание.Станешь храбрым на самом деле,если семь раз назовут на неделе.Храбрым и в самом деле стал он,но одновременно стал усталым.…Все-таки весело было и милов слабости демонстрировать силу,браться за гуж и казаться дюжим,так что об этом портняжке — не тужим.
Никифоровна
Дослужила старуха до старости,а до пенсии — не дожила.Небольшой не хватило малости:документик один не нашла.Никакой не достался достатокей на жизни самый остаток.Все скребла она и мелаи, присаживаясь на лавочку,на скамеечку у дверей,про затерянную справочку —ох, найти бы ее поскорей —бестолково вслух мечтала,а потом хватала метлуили старый веник хватала,принималась скрести в углу.Все подружки ее — в могиле.Муж — убит по пьянке зазря.Сыновья ее — все погибли.Все разъехались — дочеря.Анька даже письма не пишет,как там внучек Петя живет!И старуха на пальцы дышит:зябко, знобко!И снова метет.Зябко, знобко.Раньше зимоюбыло холодно,но давноникакого июльского знояне хватает ей все равно.Как бы там ни пекло — ей мало.Даже валенок не снимала,но директор не приказал.— Тапочки носите! — сказал.Люди — все хорошие. Яблочкосекретарша ей принесла,а директор присел на лавочкуи расспрашивал, как дела.Полумесячную зарплатудали премию в Новый год.Все равно ни складу, ни ладу.Старость, слабостьскребет, метет.Люди добрые все, хорошиеи сочувствуют: как житье? —но какою-то темной порошеюзапорашивает ее.Запорашивает, заметает,отметает ее ото всех,и ей кажется,что не таетдаже в августезимний снег.
Сын негодяя
Дети — это лишний шанс. Второй —Данный человеку богом.Скажем, возвращается домойНегодяй, подлец.В дому убогомИли в мраморном дворце —Мальчик повисает на отце.Обнимают слабые ручонкиМощный и дебелый стан.Кажется, что слабая речонкаВсей душой впадает в океан.Я смотрю. Во все глаза гляжу —Очень много сходства нахожу.Говорят, что дети повторяютМногие отцовские черты.Повторяют! Но — и растворяютВ реках нежности и чистоты!Гладит по головке негодяйНи о чем не знающего сына.Ласковый отцовский нагоняйИзлагает сдержанно и сильно:— Не воруй,Не лгиИ не дерись.Чистыми руками не берисьЗа предметы грязные.По городуХодит грязь.Зараза — тоже есть.Береги, сыночек, честь.Береги, покуда есть.Береги ее, сыночек, смолоду…Смотрят мутные его глазаВ чистые глаза ребенка.Капает отцовская слезаНа дрожащую ручонку.В этой басне нет идей,А мораль у ней такая:Вы решаете судьбу людей?Спрашивайте про детей,Узнавайте про детей —Нет ли сыновей у негодяя.
«Художнику хочется, чтобы картина…»
Художнику хочется, чтобы картинаВисела не на его стене,Но какой-то серьезный скотинаТоржественно блеет: «Не-е-е…»Скульптору хочется прислонитьК городу свою скульптуру,Но для этого надо сперва отменитьОдну ученую дуру.И вот возникает огромный подвал,Грандиозный чердак,Где до сих пор искусств навалИ ярлыки: «Не так».И вот возникает запасник, похожийНа запасные полки,На Гороховец, что с дрожью по кожеВспоминают фронтовики.На Гороховец Горьковской области(Такое место в области есть),Откуда рвутся на фронт не из доблести,А просто, чтоб каши вдоволь поесть.
Беззлобная ругань
«Дура ты психическая!» Эта руганьс детства не забылась.Говорилось не от злости —от любви и страсти.И еще — от века меланхолии,словно ископаемые кости,возгласы: «Ах вы, малохольные!Где вам уберечься от напасти!»Нет, сентиментальности привитьсяв сих микрорайонах невозможно.Нечего изображать провидца!В этом отношенья все же можно.Вот он, потолок сентиментальности —если вместо пошлости и сальностислышится душевное и сердобольное,ласковое, ироническое:«Дура ты психическая!Дура малохольная!»
«Отрывисто разговаривал…»
Отрывисто разговаривал,все «Да!» и «Нет!» повторяли словно бы — выговаривал,и вроде — не одобрял.Он прежде — как будто рассказывал.А нынче — как будто приказывал,как будто бы в телефондавал указания он.Повыгладился, поуспокоилсяизрядно мятый пиджак,повыкатился из-под поясалитой наливной пузяк.Коронки высокой пробына зубы гнилые надел,а в дуплах — новые пломбы.Хватало все-таки дел.Он жил с единственным стулом,худым маргарином пропах,а нынче — его костюмамтесно в его шкафах.Вставал с единственным страхом,что ляжет голодным спать,а нынче — его рубахамтесно его облекать.Не знаю, какую задачуон ставит себе теперь.Желаю ему удачи.Не веришь? Ну что ж — проверь.
«Человек подсчитал свои силы…»
Человек подсчитал свои силы,перерыл мошну и суму.От небесной, мучительной синистало ясно и просто ему.Не удачу, а неудачудемонстрирует верный итог.Не восполнить ему недостачу:захотел бы и все же не смог.Он не только не может — не хочетдело делать, слова лопотать.Пусть отныне кто хочет хлопочет.Он не станет теперь хлопотать.От последней решительной ясностиначихать ему на опасности,и какое-то — вроде тепланаполняет сосуды и вены,оттого что была и сплылажизнь.Сплыла, как обыкновенно.
«Интеллигентные дамы плачут, но про себя…»
Интеллигентные дамы плачут, но про себя,боясь обеспокоить свое родство и соседство,а деревенские бабы плачут и про себя,и про все человечество.Оба способа плача по-своему хороши,если ими омоется горькое и прожитое.Я душе приоткрытой полузакрытой душине предпочитаю.Плачьте, дамы и женщины, или рыдайте всерьез.Капля моря в слезинке, оба они соленые.Старое и погрязшее смойте потоками слез,всё остудите каленое.
Концерт в глубинке
Пока столичные ценителивпивают мелос без конца,поодаль слушают певца,народных песен исполнителя,здесь проживающие жители:казах в железнодорожном кителе,киргиз с усмешкой мудрецапоодаль слушают певца.Им текст мелодии нужней,а что касается мелодии,она живет в своем народе инарод легко бытует в ней.Понятно им, что не понятнодля кратковременных гостей.Что приезжающим понятно,их пробирает до костей.Убога местная эстрадаи кривобока без конца,но публика и этой рада:поодаль слушает певца.А он, как беркут на ладони,на коврике своем сидит,пока стреноженные конижуют траву. Он вдаль глядит,и струны он перебирает,и утирает пот с лица.А он поет. А он играет.А те, чей дух в груди спирает,поодаль слушают певца.