Я - не заморыш!

Телевной Сергей

— ...Вот мы с мамой приехали, — тут же обозначился я.

— Да, действительно, за вами нужен круглосуточный уход. Но это делается не так, не по-партизански. Пусть родственники обратятся завтра к главному врачу, решат все формальности. — Он глянул на меня и спросил: — А собственно вы, молодой человек, как сюда проникли? Кто вас в неурочное время пустил на территорию лечебного учреждения, да еще в палату к тяже­лобольным?

Повисла пауза, я не знал, что сказать. Папа виновато раскинул плети своих рук:

—

Ну, доктор. Сын за три тысячи километров приехал.

— С матерью, — подсказал я.

— Доктор, да надо радоваться, что еще есть такая молодежь, — вступился за меня скрипучий старик. — Вот ко мне никто не ходит, ни сын, ни внуки. Хоть бы кто сигарету прикурил. А так со мной проблема только для санитарки.

Я не к месту захотел покурить, но понимал, что здесь это нереально, а доктор продолжал:

— Есть режим лечебного заведения, есть время для посещения. Воз­можно, другим больным вы, молодой человек, мешаете своим присутстви­ем, — обратился ко мне врач, детально изучая мою поцарапанную физионо­мию с фингалом.

— Да ничего он нам не мешает, — отозвались с других кроватей мужики, на которых я как-то особо не смотрел.

— Так что, доктор, можно, жена моя сюда зайдет? — спросил отец, а у меня аж сердце от радости запрыгало: батя назвал ее, мою мамку, женой.

— И жена за три тысячи километров?.. Ну, пусть только проведает, не более пятнадцати минут.

— Спасибо доктор!

— Пап, я сейчас за мамой! Я знаю, как теперь сюда попасть, — и рванулся из палаты, не обращая внимания на ноющую боль в подвернутой ноге.

А потом мы мыли... «мешок с костями»

На проходной мама уже была наготове, оказывается, дежурный врач позвонил охраннику, чтоб тот ее пропустил.

— Мам, давай за мной!

— Сумки ваши пусть здесь стоят, сохранность гарантирую, — как-то весело отрапортовал супергерой-охранник, бывший «бич-пакет».

Мы повторили с мамой мой недавний путь до палаты № 308. Санитарка с первого этажа, которая думала, что я из кишлака, бахилы дала матери бес­платно. Лифт оказался без покойника. Санитарка с третьего этажа встретила, извиняюсь, без судна в руках.

Вот и палата № 308.

— Мам, да ты не волнуйся, — успокоил я ее.

— Я и не волнуюсь, — судорожно поправляла она волосы, зачем-то вни­мательно изучила свои руки, посмотрела на меня как-то даже беспомощно и. шагнула в палату.

Я не знаю, что они, мои родители, чувствовали, но сдержанно сказали друг другу «привет».

— Как ты?..

— Да вот.

Мама села возле кровати.

— Мы сейчас без гостинцев. Там, на проходной, все наши сумки.

— Да ладно, здесь нормально кормят.

— Привет тебе от поселковых.

— Спасибо.

Беседа что-то не клеилась, да и отцу, видимо, было трудно говорить. Потом родители

молча взялись за руки. У мамы текли слезы, у отца тоже повлажнели глаза.

Я вспомнил картинку из детства, когда они, молодые, стояли, обнявшись посреди улицы. Папа вытирал маме слезы ее зеленым сарафаном. А я, малыш, стоял рядом и тоже ревел. Потом эта картинка много раз возникала в моих снах.

У меня к горлу подкатил комок. Нет! Только не слезы, приказал я сам себе. Нельзя показывать слабость — мужчины не должны плакать. Но про­тивная влага как-то все-таки просочилась. Отец силился улыбаться. Ну, мама — женщина, тут понятно. Слезы ручьем.

Старичок со скрипучим голосом сказал, глядя на нас:

— Слезы радости!..

Вошла санитарка с тазом, полотенцем и какой-то резиновой штукой.

— Вот сейчас и помоем этот «мешок с костями», — сказала она буднич­но. — А как вы хотели?

— Уже не «мешок», — пытался шутить отец.

— А таблетки почему не пьешь? — строго спросила санитарка, увидев в шкафу тумбочки лекарство. — Вот доктор не видит!..

— Я по схеме, — ответил отец. — Уже наглотался, как наркоман стал.

Мне вдруг вспомнилось про таблетки «лирики», которые глотали некото­рые детдомовцы и Амбал. Участковый говорил, что они станут «наркомами», и я испугался за отца.

Мысли про «лирику» перебила санитарка, с шумом задернула шторку, отделявшую батину кровать. Я хотел выйти, а она мне:

— Оставайся здесь и смотри. Теперь будешь матери помогать.

Мне было не по себе, но я остался. Санитарка, надев резиновые перчатки, ловко и как-то бесцеремонно приподняла верхнюю часть туловища отца — насколько позволяла торчащая в гипсе нога. Мама тоже присоединилась к ней. Отец пытался как-то помочь общему делу.

Начали обтирать его тело. Да, это был окончательный скелет, аж страшно. Как будто поняв мои чувства, санитарка сказала:

— Смотри и учись. Тут нет ни страха, ни стыда, — она орудовала мокрым полотенцем, обтирая тело отца. Мама повторяла то же самое, зайдя с другой стороны кровати.

Отец молчал, хотя ему явно было больно от манипуляций с его телом.

— Главное, чтоб пролежней не было, — грубовато поясняла санитарка.

— Да я знаю, я понимаю, — соглашалась мама. — Особенно в области седалищной кости, крестца и копчика.

— Грамотная. — вроде с недовольством сказала санитарка.

— А то!.. — натянуто улыбнулась мама.

Я хотел вставить неуместное, что мама институт закончила, но санитарка мне буркнула:

— Ты не стой без дела, поменяй воду.

Я это сделал — раковина с горячей водой была здесь же, в палате.

— Ну, вот сейчас голову твоему предку помоем и все. Будет жених- женихом!

— Да мне хватит уже женихаться, — подал голос батя.

— Все вы такие, когда лежите трупом, а как оклемаетесь, так.