Я побывал на Родине
Шрифт:
Пять Василиев — и шестой
Когда мы приехали в Ейск, то, увидев на перроне начальника станции, решили спросить у него прямо, не знает ли он человека, которого мы ищем. Как-никак, сослуживцы.
На вопрос жены начальник станции ответил, что в местном депо работает не один, а целых пять Василиев, но ни один из них не маленький и не рябой.
Он посоветовал нам отправиться в депо и там, на месте, разузнать. Идя к депо, мы увидели женщину, опускавшую шлагбаум, и спросили у нее насчет «Васьки». Железнодорожница, подумав, ответила, что не знает такого человека, а потом, пристально
— А вот вы, гражданочка, очень напоминаете мне одну такую проводницу, с которой я одно время работала на линии Москва — Баку.
Жена моя так и встрепенулась:
— Моя мама была проводницей, может, вы — о ней? Вот, у меня есть карточка… Правда, поистрепалась, но лицо можно узнать. А ну, посмотрите!
Она достала фотографию своей матери и показала железнодорожнице.
— Так это ж Маня! — воскликнула та. Как же, в порядочке! Но только ейный муж в депо не работает. Ну, ничего, я вам могу объяснить, где она живет — вам же, собственно, до нее… Между прочим, ее муж сейчас приехал с краснодарским поездом. Он ездит начальником.
Всмотревшись вдаль, она схватила мою жену за плечо и, теребя, добавила:
— Гляди-ка, вон он идет! — Васька! — крикнула она очень громко. Шедший вдали человек, услыхав призыв, изменил направление и стал приближаться к нам. Когда он подошел ближе, я узнал в нем того железнодорожника, который в Краснодаре на станции ругал последними словами проводницу и к которому я не решился подойти…
— В чем дело? — спросил он, подходя к нашей группе.
— Вася, ты знаешь кто это? — воскликнула сторожиха. — Это же Манина дочь приехала! А ты, смотри-ка, едешь в поезде и не знаешь, кого везешь!
— Манина дочь? Вот, какие дела! Вот обрадуется! Ну, скажи на милость!
Он протянул моей жене руку, похлопал второй рукой по плечу, сделал было движение, чтобы по родственному обнять ее, но вдруг застеснялся.
— Смотри ты, какое дело! — повторил он. — А мне уж она голову продолбила. С утра до вечера только и слышишь: «где же моя Аллка? Наверно нет ее больше в живых». И в слезы. Каждый день так, а она, дочка, живехонька. Ну, я рад, поверьте! Как же вы сюда добрались? — обратился он уже ко мне, здороваясь со мною. Я рассказал ему, как давеча побоялся к нему подойти.
— Ну, шляпа! Нашли кого испугаться! Что же, иной раз и пошумишь, без этого никак нельзя. Надо было подойти и объяснить мне, в чем дело. А то — зря потратились на билеты, да на штраф. Ну, да мы это уладим.
Я попросил его повлиять, чтобы не получила неприятностей проводница, в вагоне которой мы ехали, и он обещал поговорить с контролером.
— Ну, что-ж, пошли домой, вот мать-то обрадуется!
Мы распрощались с женщиной у шлагбаума, от души поблагодарили ее за оказанную нам большую услугу и пошли в город. Мимоходом мой новый родственник купил бутылку водки, чтобы вспрыснуть семейное событие. Жена моя беспрестанно расспрашивала его о своей матери, как она и что, как выглядит, здорова ли… Аллу особенно обрадовало, что у нее теперь есть маленький братик.
Моя коммунистическая теща
Подойдя к дому, мой тесть попросил нас немного подождать на улице — он хотел сделать жене сюрприз. Но сюрприз не удался, так как моя теща заметила в окошко, что муж ее возвращается домой не один,
Аллочка! Жива!..
Мама! — закричала и моя жена, бросаясь к матери, которая вдруг остановилась и пошатнулась. Мы подскочили к ней и не дали ей упасть. Сознание вернулось к ней быстро, но она только беспрерывно повторяла имя моей жены. А жена моя, у которой я взял с рук ребенка, обняла мать и все твердила ей, что она в самом деле возвратилась и останется с ней навсегда.
Я стоял в сторонке и, как говорится, переживал. Мне и моя мать припомнилась — как не раз, бывало, встречала она меня после разлуки. Ребенок мирно спал у меня на руках. Его не разбудили ни крики, ни резкие движения. Не знаю, сколько времени продолжалась сцена встречи, но я заметил, что уже прохожие поглядывали на нас, да и соседи тоже. Наконец, Василий Васильевич (так звали моего тестя) заговорил:
Хватит вам тут хныкать на улице. Пошли в дом. Мы все голодные. А ты обед-то приготовила? — обратился он к своей жене, вероятно, желая развлечь и успокоить ее. А та все еще не могла как следует опомниться, и обнимая свою дочь, тихо плакала. До сей поры она не заметила, что дочь возвратилась не одна. Я понимал материнские чувства, но все-таки не могу сказать, что мне было приятно, когда, остановив на мне холодный и удивленный взор, хозяйка дома осведомилась, кто я такой.
— Мамочка, это же мой муж, а это твоя внучка, — сказала Алла, продолжая обнимать мою тещу. Та взяла из моих рук ребенка, и начала всматриваться в его личико. Потом она протянула мне руку и вежливо сказала, что очень рада. Пожимая руку тещи, я чувствовал, что нам вместе не ужиться, что она меня сразу возненавидела, хотя я решительно ни чем перед ней не провинился. Правду говорит пословица, что чужая душа потемки.
Неприязнь тещи ко мне еще усилилась, когда она узнала, что я не советский гражданин. Она добросовестно старалась быть приветливой, но было хорошо видно, что в душе она меня проклинала. Вот тесть Василий Васильевич, которого знакомые почему-то называли Васькой, — совсем другое дело. Это был человек открытой души, хотя порой и резкий, что я увидел при первой встрече с ним в Краснодаре. Он был добряк.
Тёща моя была пропитана коммунистическим духом и верила всем глупостям, которые казенная пропаганда распускала насчет заграничных стран. Это было тем более удивительно, что в общем эта женщина совсем не была глупа.
Мы решили остаться на житье в Ейске. Тесть пообещал мне помочь устроиться на работу. Я подумывал о том, что впоследствии мы найдем себе отдельную квартиру, я буду работать, все понемногу войдет в колею и Бог даст, моя теща поймет когда-нибудь, что люди из заграницы не так уж плохи.
Мне пришлось съездить в Краснодар (это ничего не стоило теперь) и заявить в тамошней милиции, что я желаю переехать в Ейск. Так как в Краснодаре, я не был прописан, то мне без особенных трудностей поставили на документе штамп, гласивший, что не встречается препятствий к моему переезду. Эта, совершенно бессмысленная административная операция, была в советских условиях необходима. Итак, приезжий француз становился постоянным жителем советского города Бийска.
Я устраиваюсь на работу