Я - Спартак
Шрифт:
– Постой, выходит, её убил я, Тит?
– Формально нет, Игорь. Удар клинком нанёс я. Однако, по сути, именно твоя не вовремя брошенная фраза о гибели Гая Клавдия Глабра и нашей к ней причастности стала спусковым механизмом. Лукреция пыталась отмстить за разрушенные мечты и гибель любимого брата.
Снова повисла тишина, лишь нарушаемая потрескиванием веток в костре и редкими голосами, раздававшимися в ночи с другой стороны лагеря восставших.
Формулировка Ломоносова закона сохранения энергии гласит: «сколько чего у одного тела отнимется, столько присовокупится к другому». Сегодня Сурков прочувствовал нечто подобное на себе: он обрёл сына, но безвозвратно потерял любимую. Максимально понятную цель «помочь Тулию, чтобы побыстрее
***
Децимация! Это страшное слово вселяло ужас в сердца легионеров, старавшихся никогда не произносить его вслух. Марк Лициний Красс был настоящим последователем Луция Корнелия Суллы, с которого брал пример не только в завидном упорстве и в достижении целей любыми средствами, но и в нечеловеческой жестокости с использованием людей в роли инструментов.
Легат Муммий, как и многие римские полководцы, не считал рабов достойными противниками, потому вопреки приказу Красса следовать за восставшими, постоянно маневрировать, уклоняться от сражения и не вступать в бой, при первой же возможности атаковал армию Спартака и предсказуемо оказался наголову разбит. Штандарты легионов, включая орлов, попали в руки мятежников. Поражение деморализовало всё войско римлян, селя в бойцах неуверенность в собственных силах. С таким настроем нельзя победить, и Марк Лициний Красс безотлагательно принял меры, приказав провести децимацию – казнить каждого десятого из числа «провинившихся». Наказание строгое, применявшееся в римской армии чрезвычайно редко.
В чём собственно были виноваты легионеры? Каждый из них бежал с поля боя, по крайней мере, дважды. Ведь Муммий возглавил именно те легионы, которые ранее находились под началом консулов Гнея Корнелия Лентула и Луция Геллия Публиколы. Солдатам фактически просто не повезло с командирами, заведшими их в ловушки Спартака. Естественные стремления индивида зачастую, а особенно во время войны, противоречат интересам государства. Для Рима выгоднее, чтобы легионеры героически пали на поле боя, прихватив с собой в царство смерти Оркуса как можно больше восставших. В то время как, обычный человек, пусть и одетый в доспехи, страстно хотел уцелеть, продолжать существовать, есть, пить, спать, любить. Вся вина легионеров заключалась лишь в том, что они смерти в бою, предпочли жизнь. И именно это Красс решил «исправить», показав наглядно всем: смерть неотвратима.
Два легиона построили в поле без оружия и доспехов, окружив остальной армией. Произвольно разделили на десятки. В каждой образовавшейся таким образом группе бросали жребий, выбирая смертника, которого остальные девять товарищей по несчастью немедленно забивали сложенными в кучи камнями и дубинами. Прилюдно. Беспощадно. Ничто не имело значения: ни дружба или родство, ни происхождение, ни прошлые заслуги, ни поведение в последней битве. Среди казнённых оказались как отъявленные трусы, бежавшие в порыве паники, так и настоящие герои, сражавшиеся до последнего, подававшие пример остальным и получившие многочисленные ранения. Плебеи и патриции. Рядовые легионеры, центурионы и трибуны. Слепой жребий и Красс не знали пощады.
Тех, кого миновала кара, распределили между остальными легионами, лишив на несколько недель нормальной пищи для полного осознания вины в оставлении поля боя и смерти товарищей. Дисциплина в римской армии резко возросла. Марк Лициний Красс добился чего хотел: люди рвались в бой. Теперь он мог не опасаясь осуществлять план по уничтожению Спартака.
Удивительно, но планы военачальников обеих армий оказались схожими: они не стремились давать генерального сражения, поскольку исход битвы мог выйти весьма плачевным, а рисковать всем никто не хотел. Спартак отступал на юг, Красс настойчиво преследовал. Время от времени происходили незначительные стычки, не менявшиеся сложившегося равновесия противоборствующих сил. Каждый выжидал. Спартак в надежде существенно пополнить ряды армии на Сицилии, Красс – нанимая всё новых рекрутов, поток которых хоть и заметно снизился, вследствие почти полного исчерпания мобилизационного ресурса республики, но всё ещё сохранялся – личное богатство Марка работало на достижение цели.
Оба полководца считали: именно его победа понемногу приближается, но, безусловно, один из них ошибался. История давно расставила всё по своим местам – Спартак героически погиб, а Красс стал богаче и влиятельнее, однако, путешественники во времени ещё не сказали своего слова!
Глава 13. Киликийские пираты
– Твою ж м…, – непроизвольно выругался Сурков, в очередной раз споткнувшись о неровную мостовую. – Куда только муниципалитет смотрит? – задал он вслух сам себе риторический вопрос.
Игорь привык: дороги в городах, да и за их пределами, в Древнем Риме выложены камнем аккуратно, ровно, можно сказать идеально, а в Фуриях, рядом с которыми на холмах разбила лагерь армия Спартака, создавалось впечатление, булыжники в мостовую побросали кое-как, лишь бы формально замостить и отчитаться.
– Необычный язык, – раздался голос рядом.
Сурков обернулся. Пифон, посланник Митридата VI Евпатора. Игорь уже один раз попал впросак в разговоре с Публипором, и ему пришлось выдать себя за этруска. Понятно, языка этой народности он не знал и повторное отнесение к италикам, могло не просто посеять обоснованные подозрения, а закономерно привести к разоблачению.
– Не обращай внимания, – небрежно ответил Игорь, стараясь казаться как можно более равнодушным, – услышал пару фраз от какого-то купца в порту. Даже не знаю, чего они значат, и откуда он прибыл.
– Интересно, бывает же так, я побывал в десятках стран и видел сотни людей разного происхождения, но такой язык слышу впервые, – Пифон подошёл вплотную, – ты везунчик какой-то.
Сурков нутром чувствовал открытое недоверие, сквозившее в словах посланника, отчего непроизвольно потянулся к мечу.
– Не стоит, – Пифон улыбнулся, – я безоружен. Он распахнул плащ, и Сурков убедился в правдивости собеседника. Оружие отсутствовало.
– Хорошо, мы случайно встретились. На рынок? – ехидно спросил Пифон и, увидев утвердительный кивок Игоря, миролюбиво продолжил. – Отлично. По пути. Пойдём!
Сурков не очень-то верил в простые совпадения. Не раз просматривая итоговые результаты торгов по госзакупкам, где его фирма неожиданно проиграла, он часто видел в числе победителей-поставщиков предприятия, владельцы которых при проверке по «чистой случайности» оказывались дальними родственниками или хорошими знакомыми организаторов. Вот и сейчас негаданная встреча с Пифоном, бывшему директору казалась не обычным стечением обстоятельств, а раз так, значит, надо держать ухо востро, ибо этот любезный человек, наверняка не так прост, как пытается казаться.
После дежурного обмена любезностями Пифон задумался и произнёс:
– Не стану скрывать, я опечален решением Спартака переправляться на Сицилию. На пиратов нельзя положиться. А наша армия прибудет обязательно.
Сурков немного замешкался с ответом. Подсознательно он был готов согласиться с посланником по поводу морских разбойников. В нём боролись два противоречивых мнения. Одно напоминало: Спартак не смог попасть на Сицилию, киликийские пираты обманули. Второе обнадёживало: ведь тогда не было Тулия, а сейчас тот знаком с Менодором, значит, всё пойдёт иначе. Видно, сомнения на лице Игоря не остались незамеченными, дав Пифону возможность истолковать их в свою пользу.