Ягайло - князь Литовский
Шрифт:
— Стены сложены отменно, не ожидал, честно признаться, такого мастерства от литовцев. — Произнес Хаттенштейн, обычно скупой на похвалы.
— А вот ров перед замком надо еще расширить и углубить. — Заметил Энгельгардт фон Ротенштейн. — Иначе даже небольших бревен достаточно, чтобы перекрыть его и приблизиться к стенам.
— Завтра этим и займемся. — Сказал Витовт.
— Как думаешь, князь, назвать свое детище? — Спросил Хаттенштейн.
— Если мне дано такое право, то пусть будет Новое Гродно. — После некоторого раздумья предложил литовец.
— Не возражаю, — согласился маршал.
— А кто будет защищать Новое Гродно?
— Литовцы его построили, ты, князь, окрестил, ты и будешь защищать со своими воинами. — Рассудил маршал. — А чтобы новый замок стал неприступным, в помощь литовцам я дам десятка три храбрых кнехтов.
— Это, пожалуй, излишнее, достопочтимый маршал. — Заметил Витовт. — Мои воины выдержат любую осаду, и в скором времени ты сам убедишься в их храбрости.
— Что ж, посмотрим, но немецкий гарнизон ты все-таки прими в свои стены.
На следующий день в Новом Гродно появилось три с половиной десятка немцев. Даже не испросив позволенья у Витовта, они заняли самую лучшую башню замка. Жемайтийцы возмутились бесцеремонностью пришельцев и хотели, было, вышвырнуть их оттуда, но князь запретил трогать немцев. В довершение ко всему Куно фон Хаттенштейн попросил Витовта снабжать «гостей» продовольствием и всем необходимым. Немцы ели за троих, то и дело, требуя доставить то вина, то мяса, то какое-нибудь изысканное блюдо. Проклиная в душе свою долю, их обслуживал целый отряд литовцев.
Добывать пропитание становилось все труднее и труднее, потому что ежедневно к войску Витовта присоединялись все новые и новые воины, приходившие поодиночке, группами, а порой даже целыми отрядами. Соответственно запасы хлеба в близлежащих селениях быстро истощились. Так что, в лагере Витовта царило всеобщее недовольство присутствием союзников, и только приказ князя сдерживал жемайтийцев от расправы. Но в скором времени произошло событие, которое, к общей радости литовцев, способствовало избавлению их от малоприятных обязанностей по обслуживанию кнехтов.
Однажды вечером братья Витовта — Монивид с Жигимонтом — услышали из-за груды строительного мусора сдавленный женский крик, зовущий на помощь. Они бросились туда, и сцена, открывшаяся взору братьев, привела их в ярость.
Между крепостной стеной и кучей бревен, неиспользованных камней два немца положили на землю девушку и начали ее раздевать. Один из них левой рукой зажал рот своей жертвы, а правой принялся обнажать грудь. Из-под разорванного платья показался небольшой, по-детски розовый, сосок, и кнехт, охваченный животной страстью, припал лицом к обнаженной плоти.
Второй немец всей своей тяжестью навалился на хрупкие девичьи ноги и, преодолевая сопротивление, медленно поднимал платье. Упругие, еще не тронутые загаром, белоснежные ножки заворожили немца, и он на миг расслабился. Этим воспользовалась девушка. Она вцепилась освободившейся рукой в лицо насильника, который взвыл от боли и опрокинулся навзничь. Литовка же, изловчившись, укусила руку, зажимавшую рот, и успела крикнуть: "Помогите!" В следующий момент немцы оправились от неожиданного нападения жертвы и с новой силой навалились на тело, от которого любой ценой стремились получить блаженство. Кнехты так увлеклись борьбой, что даже не заметили, как в пяти шагах от них появились два могучих литовца.
— Оставьте девушку! — Властным голосом произнес один из них на немецком языке.
Немцы прекратили раздевать девушку, однако выпускать из рук добычу явно не собирались.
— Пошли к дьяволу, литовские свиньи! — Услышали ответ братья Витовта.
Горячий Жигимонт выхватил меч и с недвусмысленными намерениями направился к наглецу. Тот поднялся и тоже обнажил меч, а Товтивил тем временем вступил в бой со вторым кнехтом. Схватка длилась недолго, и вскоре оба немца упали сраженные тяжелыми мечами богатырей.
Девушка сбежала еще в начале боя, в спешке даже забыв поблагодарить спасителей, а среди груды мусора остались только два трупа, да удрученные произошедшим Товтивил с Жигимонтом.
— Натворили мы дел, брат. — Тяжело вздохнул Товтивил.
— Как же нам быть?
— Не знаю, Жигимонт. — Беспомощно развел руками старший брат. — Пойдем-ка быстрее к Витовту и расскажем ему обо всем, что случилось. Ведь за пропажу двух немцев отвечать перед маршалом придется, прежде всего, ему.
Товтивил с Жигимонтом покинули место поединка и сделали это вовремя, ибо сюда уже спешила толпа жемайтийцев во главе с Витовтом.
— Что за шум здесь был, братья? — Спросил князь.
— Ничего особенного, — ответил Товтивил. — Решили с Жигимонтом немного размяться на мечах, а то без битв рука совсем отвыкнет от оружия.
Разочарованная толпа воинов повернула обратно, оставив братьев наедине.
— Ничего себе размялись: у Жигимонта вся рука в крови. — Заметил Витовт.
— Это чужая кровь.
— Вот как!? — Удивился потомок Кейстута.
Братья вкратце рассказали о происшедшем и виновато опустили головы, ожидая наказания. Вопреки их ожиданию, Витовт не только не рассердился за смерть немцев, а, похоже, наоборот обрадовался такому повороту событий.
— Убили и правильно сделали. Честь литовской девушки стоит дороже жизни двух насильников. И вообще, пришла пора напомнить немцам, что на этой земле они не хозяева, а гости.
— Позволь, брат, похоронить их трупы, как стемнеет. — Обратился к Витовту Товтивил.