Яшмовая трость
Шрифт:
Алившими лицо, багрянившими шерсть,
Пел, упоенный солнцем, и казалось,
Что к флейте золотой он прижимал уста.
И слушали все Mарсия, сатира.
И, приоткрывши рты, все ждали смеха бога
И смотрели на лик божественный,
Который теперь
Казался ликом медным.
Вдруг, ясными глазами на бога глядя, Марсий
На два куска сломал об ногу флейту.
Тогда огромный вопль, звериный, долгий,
Вопль радости и гиканья, восторга, топанье ногами
Внезапно
Потому что средь возгласов и смеха
Аполлон
Стоял один — жестокий и безмолвный
И не смеялся, всё поняв.
МАРСИЙ ГОВОРИТ:
Пусть так! Он сам хотел. Я — победитель бога.
Привет тебе, земля, так долго и так много
Меня питавшая! Леса мои! Родник
Текучих вод, где я срезал сухой тростник,
В котором трепетно смеется и рыдает
Мое дыхание — растет и ропщет, тает,
То всхлипами ручья, то шумами листвы.
Лица, над водами склонившегося, вы
Уж не увидите. Мне не следить глазами
В небесной синеве за стройными ветвями!
Накажет грозный бог сатира. Взрежет нож
Мой мягкий бурый мех, сдерет покровы кож,
Кровавя шерсть мою. Умру я. Но напрасно
Завистник царственный, соперник мой опасный,
Рукой неопытной наладивши свирель,
Мой голос отыскать захочет... А теперь
Вы тело Mapсия, дрожащее от боли,
Из кожи вынете, зане не всё равно ли,
Что я уйду с земли: мой голос не умрет,
Покамест ветр морской в стволе сосны поет!
ЖЕЛТАЯ ЛУНА
Унылый день закончился луною желтой,
Которая встает меж тонких тополей.
И в воздухе струится аромат тяжелый
Пруда, уснувшего меж мокрых камышей.
Когда под солнцем раскаленным, горько плача,
Мы в топкой глине замедляли слабый шаг,
Когда мы оставляли на песке горячем
Своих израненных ступней кровавый знак,
Когда огонь любви пылал, жесток и светел,
И после, в блеске погасавшего огня, —
Не знали мы, что сердцу будет сладок пепел,
Что на закате нашего большого дня
К нам донесется запах сладкий и тяжелый
Пруда, уснувшего меж мокрых камышей,
Что долгий день окончится луною желтой,
Которая растет меж тонких тополей.
ЧЕЛОВЕК И БОГИ
Земля еще горит следами былых
Еще все боги живы в человеке, как хмель в вине —
Он тлеет, ждет, трепещет, грезит, бродит раньше,
Чем встать и выпрямиться в человеке,
Который чувствует, как в нем единым взмахом —
От горла до сознанья прянет быстрый огнь и яростное пламя.
Боги живы в человеке, и плоть его — их прах.
Их грозное молчание слышно умеющему слушать
В ветре их вещие уста.
Жив человек — и боги будут живы!
Поэтому иди, гляди, следи и слушай:
Умей увидеть факел в руке, покрытой тенью,
Смотри на воду текучую иль дремлющую,
На реку или ключ, фонтан или ручей,
Покамест в ней не станет видима Наяда или Нимфа.
Смотри так долго на дуб, сосну иль ясень,
Покамест ствол раскроется, кора не разомкнётся
Над голою Дриадой, смеющейся от радости свободы!
Если душа твоя дика, полна высоких шумов,
Ты будешь видеть в закатах солнца,
В крови дымящейся и в пурпуре горящем
Всегда пылающий костер Геракла,
Покамест в нас — расплавленной мечтой — трепещет
Справедливость, окрылявшая его могучую десницу.
И так во всем — в огне, в воде, в деревьях, в ветре,
Что дует с гор иль веет с моря —
Ты уловишь эхо былых богов.
Так глина сохраняет навеки вкус вина;
И ухо твое еще хранит в себе
И песнь Сирен и ржание Кентавра.
Иди и, пьяный от древних таинств,
Которыми украшено прошедшее земли,
Смотри перед собой на все, что остается
От них в мерцаньи зорь и в сумраках ночей.
И знай: ты можешь по воле своего безумья
Вновь воссоздать Сатира из козла,
А этот конь в ярме, что пашет поле, может,
Если захочешь ты, ударив золотым копытом,
Пегасом стать — крылатым и летучим.
Ты — человек, а глазу человека
Дана живая власть — творить земле богов!
Из книги КРЫЛАТАЯ САНДАЛИЯ
(La Sandale ailee)
1906
I
*СВЕТИЛЬНИК
И спящую средь шкур увидела она
Загадочную, страшную Любовь.
Жерар д'Увиль
Не слышал я шагов. Внезапно предо мною
Возникла девушка.
Была она нагою
И улыбалась мне, держа в руке своей
Божественный огонь, который все нежней
Струился в комнате чуть розоватым светом.
Да, то была она. И ласковым приветом
Казалось мне теперь дыханье пустоты.