Ясный берег

Панова Вера Федоровна

раза потанцовали.

— Что ж, это тоже вещь... Так ты иди. Эндоскоп

оставь и иди.

— Ну как же...

— Теперь уже дело ясное — часа через два-три

поднимется. Я еще тоже, может быть, успею на концерт.

Заскочу домой переодеться и приду.

Толя тоже находит, что корова скоро поднимется и

что он может уйти, если Коростелев подежурит. Ему

хочется уйти и неловко. Чтобы оправдаться, он говорит:

— Я, правда, обещал Марьяне

Федоровне,

учительнице, что буду сегодня.

— Вот видишь,— говорит Коростелев,— я так и знал,

что у тебя свиданье. На тебе это написано.

— Да не свиданье, — говорит Толя, расстроенный тем,

что а>врал.— Так просто...

— Иди, иди! — говорит Коростелев.

— Ботиночки-то запачкали,— говорит Гирина.—

Дайте, Анатолий Иваныч, оботру.

Доярки ведут Толю мыть руки, помогают ему

одеться, снимают соломинки с его пальто. В этой бригаде все

пожилые женщины, и, как сына, они провожают его на

праздник. Они любят его, потому что он молодой,

хороший и спас Печальницу.

Толя уходит веселиться. Он идет по замерзшей,

крепкой, как железо, дороге; в колеях насыпан белый

снежок. Вдали огоньки города; свет на небе от

транспаранта, установленного у входа в дом культуры. Толя идет и

думает: как хорошо, что все кончилось благополучно, —

и, честное сло-во, он заработал, чтобы Марьяна

Федоровна, в своем синем платьице с белыми горошками,

ждала его в танцовальном зале.

А Коростелев остается около Печальницы. Расходятся

доярки, ночной сторож заступает смену. Дышат,

фыркают, хрустят жвачкой коровы.

«И весь этот свет, — думает Коростелев, — и все это,

чему даже не подберешь названия,—для того, чтобы

покрутиться по залу с парнем? Ты о ней бог знает что

думаешь, а она назначает свидания на танцульках».— Он

понимает, что несправедлив; другой, справедливый голос

в нем говорит насмешливо: «Ты с ума сошел: что же

делать молодой женщине в праздничный вечер?» — «Не

знаю; пусть сидит дома и книжку читает; концерт

послушала, и иди домой».—«Да зачем тебе надо, чтобы

она сидела в одиночестве, вдовье горе горевала? Шестой

год ее вдовству; сколько можно убиваться? Пусть

повеселится, посмеется».— «Не знаю; если у тебя такие гла-

за, так нечего топтаться с парнями под музыку.

Другие — пожалуйста; а она — не хочу».

В двенадцатом часу Печальница поднялась и

потянулась к кормушке как ни в чем не бывало.

Год кончается.

Как будто прожили этот год как надо, не положили

охулки на свою честь.

Сдали государству молока, мяса,

шерсти, зерна больше, чем требовалось по плану.

Кормами запаслись: еще не по-богатому, не так, как

запасались в довоенные урожайные годы, но все же скот

будет сыт. И новый скотный двор, и два новых телятника,

помимо профилактория, — не подвел Алмазов! — к

первому января будут закончены полностью.

Доярки и телятницы подсчитывают, сколько

премиальных набежало им за год. Многим набежало

порядочно, по тысяче и больше. Лукьяныч и управляющие

фермами составляют производственно-финансовый план на

тысяча девятьсот сорок седьмой год. А в кузне стучит

молот, взлетают к закоптелому потолку жаркие искры:

хоть зима только что укрыла землю своим одеялом и

пожелала спокойного сна — и долог будет этот сон, —

но придет весна и снимет белое одеяло, и мы загодя

готовим наши плуги и сеялки, чтобы на проснувшейся

земле провести новые борозды и заложить в них новые

семена.

Вечерком дома Лукьяныч играет в шахматы с

председателем колхоза имени Чкалова.

Играет он плохо. Чкаловский председатель,

научившийся шахматной игре только в армии, в

Отечественную войну, играет еще хуже.

— Думайте, думайте! — говорит ему Лукьяныч. —

Пока вы думаете, я, с вашего разрешения, газетку

прочитаю.

Между двумя ходами председатель заговаривает о

цели своего приезда.

— Мы к еам с просьбой, — говорит он. — Сделайте

одолжение, помогите соответственно оформить годовой

отчет.

— Конь так, между прочим, не ходит, — говорит

Лукьяныч.— Конь ходит вот так, либо вот так... Не

знаю, как я вам no-могу. Своих дел хватает.

— Гонорар будет такой, -какой сами назначите, —

говорит председатель, прибирая коня на место.

— Мы с Пашенькой люди скромные, нам немного

надо. Бели бы я был заинтересованный, я бы в деньгах

ходил с головы до ног.

— Скажите ваши условия, мы вам пойдем навстречу.

— Шах!—говорит Лукьяныч.

Председатель пробует улизнуть, но, зашахо'ванный со

всех сторон, вынужден сдаться.

— Сильный вы игрок!—говорит он, -вытирая

вспотевший лоб, и они с Лукьянычем садятся пить чай.

— Так как же? — спрашивает председатель за чаем.—

Мы в этом году вышли в области на первое место.

Обороты миллионные, на базаре наша продукция самая

видная,—нашему балансу особое будет внимание; в