Язык русской эмигрантской прессы (1919-1939)
Шрифт:
[В России. – А. З.] даже с внутренней оппозицией не стесняются, ее выжигают всюду каленым железом, ссаживая с места, посылая на фронт (Воля России. 1920. 18 сент. № 6).
Наконец, все русские непротивленцы… да устыдятся, наконец, страха иудейского, который в жалкой трусости вогнал их в паралич… (Рус. стяг. 1925. 4/7 июня. № 1).
По-видимому, фиговый листок, прикрывающий их [советских вождей. – А. З.] действительный базис мировых устремлений, оказывается довольно удобоприемлемым для Японии… (Голос России. 1933. янв. – февр. – март. № 17–18–19).
Ненависть и месть – детища неправого дела – начали свою каинову работу, и карпатские просторы опять обагрились кровью: вчерашние друзья – чехи и украинцы – в отчаянии от неожиданного сорвавшегося политического комплота (своего рода унии) теперь готовы перегрызть друг другу горло (Рус. голос. 1939. 26 марта. № 416).
Ср.
Подневольная Россия молчит, а эмиграция пребывает в розни и блуждает во тьме, обновляя старые политические программы или заимствуя от запада чужие формы (Голос России. 1931. 2 авг. № 1).
…налицо имеются два главных, борющихся не на жизнь, а на смерть лагеря – национализм и интернациональный социализм… Какую же участь в этой грозной борьбе взял на себя русский народ, принесший уже в жертву красной химере свои неисчислимые богатства и миллионы человеческих жизней. Там, на нашей Родине, он подставил свою выю под красное ярмо… (Рус. голос. 1934. 29 июля. № 173).
Если для «правых» и народно-патриотических изданий использование библеизмов в какой-то степени закономерно, предсказуемо и даже обязательно (библейские образы и прототипы служат удобным и понятным компаративным метафорическим механизмом, оказывающим психостимулирующее воздействие на не слишком грамотную и начитанную аудиторию), то для (крайне) «левых» (напр., анархических) газет употребление библейских прецедентных фраз мотивировано стилистическими особенностями анархической публицистики (пропаганда и защита анархических идей), вообще повышенной патетической, ораторской модальностью газетно-речевой практики анархистов.
Позитивно-оценочная библейская фразеология в нашем корпусе представлены скромнее: по Бозе почивающий/ая; символ веры; многая лета; приложиться к кресту; не на жизнь, а на смерть; милость Божия; осенить крестным знамением и др. Они встречается главным образом в «правых» печатных органах. Напротив, анархические тексты позитивно-модальных библеизмов не содержат, демократические – очень редко.
…будет отслужена панихида по Бозе почивающем Августейшем Шефе полка Императрице Марии Федоровне… (Рус. голос. 1934. 29 июля. № 173).
Да здравствует на многая лета Его Величество Рыцарь-Король Александр 1, Его Августейшая Семья и Его народ! (Рус. голос. 1934. 29 июля. № 173).
Стройно пел наскоро организованный хор. После многолетия присутствовавшие приложились ко кресту (Младоросская искра. 1932. 20 авг. № 21).
От всей души желаю всем дорогим соратникам сил, здоровья и крепости веры в Милость Божию, ведущую нас к Воскресению нашей дорогой Родины. Генерал-лейтенант Барбович [Приказ IV Отдела Русского Общевоинского Союза] (Рус. голос. 1939. № 418. 9 апр.).
Таким образом, можно говорить о рассредоточении библейских фразеологизмов позитивной и негативной оценочности в эмигрантской публицистике: негативнохарактеризующие идиомы равномерно рассредоточены на пространстве эмигрантского публицистического дискурса («правых» – демократических – «левых» изданий), позитивнохарактеризующие прецедентные высказывания концентрируются главным образом на полюсе монархической, охранительной, народно-патриотической прессы.
2. Модифицированные устойчивые, фразеологические выражения как элемент эмигрантского публицистического лексикона. Эмигранты не только активно пользуются готовыми воспроизводимыми текстовыми единицами (библеизмами, идиоматикой), но и на их базе создают окказиональные фразеологические производные. В качестве исходных часто используются народно-разговорная фразеология: кнутом и пряником > кнутом и наганом; чесать затылок > чесать демократический затылок; надеть ярмо > надеть колхозное ярмо; быть семи пядей во лбу > будь хоть семи Фордов во лбу; без копейки в кармане > без сантима в кармане; яблоко раздора > яблоко соблазна:
Herr Jacob Scalkin, по чистой совести говоря, как его ни разузоривай, есть все же только Яков Иванович Скалкин, русский беженец, кукушка в чужом гнезде, одним словом, как есть нансеновская личность. Даже, например, магазин и тут пришлось крутить и вертеть, всякие шахер-махеры устраивать, чтобы открыть его под фирмою «Jacob Scalkin». Да что перечислять. И без того всякому понятно, что будь тут семи Фордов во лбу – с места не сдвинешься (Руль. 1930. 1 янв. № 2766).
…на том же заводе… есть «союз русских эмигрантов». И занимается этот союз «патриотическими» бумажками и призывами, а до людей, которых выкидывают ни за что на улицу без сантима в кармане, ему нет дела (Дни. 1926. 20 нояб. № 1164).
Это реакция всего человеческого изнасилованного ленинизмом организма на условную ложь нового мира, который не создан и которого кнутом и наганом создать было невозможно (Дни. 1926. 21 нояб. № 1165).
[Советская] власть поняла, что террором ей не удастся удержать своей власти и создать благоприятные условия для «социалистического перестроения» государства, и она пытается сломить гранитное сопротивление массы путем искушения ее ветхозаветным яблоком соблазна (Голос России. 1933. янв. – февр. – март. № 17–18–19).
Слова – амнистия, манифест, юбилей, отечество – идут им [большевикам. – А. З.] так же, как корове седло или как черепахе пропеллер (Возрождение. 1927. 6 нояб. № 887).
Не менее актуальны в качестве прототипических фраз для модифицированных высказываний литературные, обиходно-церковные идиоматические выражения Боже нас упаси > Ленин нас упаси; принести в жертву Молоху > принести в жертву красному Молох; идти семимильными шагами > идти семимильными шагами по рачьему следу; прорубить окно в Европу > заколотить балтийское окно в Европу; между молотом и наковальней [283] > между турецким молотом и большевистской наковальней; символ веры > революционный символ веры; во славу Господа-Бога > во славу Ильича:
283
По заглавию романа Ф. Шпильгагена «Zwischen Hammer und AmboЯ» (1868).
Значит, «политический нэп»? Нет, Ленин нас упаси! Хотя – все по словам того же Сталина – «некоторые договорились даже до политического нэпа», но «это, конечно, пустяки» (Дни. 1925. 10 февр. № 687).
Шестьдесят тысяч невинных людей принесены были там в жертву красному Молоху (Рус. голос. 1939. 5 февр. № 409).
Реальная угроза войны, убийство Кирова за год понесли партийных самодержцев семимильными шагами по рачьему следу. Собираются «представительные» съезды. Разрешена елка! Уменьшен налоговый грабеж крестьянства! (Единый фронт новой России. 1936. 19 янв. № 19).
Заколотив Балтийское окно в Европу, открыв побережье Черного моря всяческому воздействию иностранцев, большевики ныне заградили России дороги и к последующему выходу в океанские просторы, куда столетиями она стихийно тянулась (Дни. 1925. 28 янв. № 676).
Пойманная между турецким молотом и большевистской наковальней Армения… находится на краю гибели (Руль. 1920. 2 дек. № 14).
А рассчитываться за все… – вам, солдатам Красной Армии, вам, молодым краскомам, воспитанникам красных военных школ, вам, военспецам! Поди, доказывай тогда, что ты не коммунист, что ты красил свою шкуру в красный цвет для того, чтобы сберечь ее от повреждения у стенки. […] Намылят вам холки, накинут веревки пеньковые и виси во славу Ильича, в честь 3-го интернационала (Рус. правда. 1925. сент. – окт.).
Эмигрантская публицистика оперирует прецедентными высказываниями, включенными в публицистическую ткань и в неизменном виде (фразы дня, цитаты и инкрустации из широко известных текстов), и в трансформированном (квазицитаты, созданные на базе интертекстуальной отсылки к прототипу).
3. прецедентные высказывания, ставшие крылатыми фразами и проникшие в узус из речей, текстов известных политиков, фольклорно-песенного творчества, ритуально-обрядовых действий и др. Религиозно-книжные и литературные реминисценции немногочисленны. Они используются в эмигрантских текстах как прецедентные феномены, имеющие двоякое предназначение. С одной стороны, они сохранились в речевом узусе эмигрантов и извлекаются по мере надобности, с другой стороны – в контекстах, описывающих те или иные советские реалии, они выступают контрастивным (и тем самым оценочным) фоном: Алексей – человек божий [284] , Можно Христа пославить? [285] , Птичка Божия не знает [286] , Боже мой, Боже мой, вскую мя еси оставил (Мф. 27; 46):
284
Алексей, человек Божий (V век) – один из самых популярных святых в Византии и на Руси. В христианстве (и особенно в православии) – один из наиболее выразительных, часто репродуцируемых (= прецедентных) примеров христианского терпения и смирения.
285
Слова колядующих в рождественский сочельник.
286
Стихотворение А. Пушкина «Птичка Божия не знает…» (1824) из поэмы «Цыганы»; одна из самых популярных детских песен в XIX в.
Не от этой ли крепкой веры [в Иисуса Христа], переходящей как бы «в видение», укреплялась наша несомненная надежда на воскресение России в течение последних 22 лет, когда мы видели ее распятой на кресте и в своей оставленности взывающей к небу: «Боже мой, Боже мой, вскую мя еси оставил?» (Рус. голос. 1939. 9 апр. № 418).
В закрываемой церкви «Алексея – человека Божьего» открывается «красный уголок» (Сегодня. 1930. 14 янв. № 14).
По городу [Риге] ходили группы молодежи, стучались в «парадные» и «черные» двери и спрашивали: «Можно Христа пославить?» (Вести дня. 1939. 28 дек. № 295).
Популярные стихотворения, вроде «Птичка Божия не знает», перерабатываются и попадают в хрестоматии уже без запрещенного слова «Бог» (Дни. 1925. 4 февр. № 682).