Язык русской эмигрантской прессы (1919-1939)
Шрифт:
Эмигрантские понятия, возникшие в зарубежье, нечасто становятся объектом и предметом языкового переиначивания; пожалуй, здесь можно упомянуть только окказионализм сменовехнувшиеся, образованный от исходного понятия сменовеховцы – «интеллектуально-политическое движение в эмиграции (от названия сборника «Смена вех»)» с использованием фонетической аллюзии к просторечному глаголу свихнуться – «сойти с ума, потерять рассудок»:
Несколько дней назад в Черном море погиб сов. [етский] ледокол «Семерка». […]…моряки погибли и – в середине апреля начнется в Одессе процесс шести чиновников Управления Черноморского пароходства, виновников гибели «Семерки». Так как процесс будет «показательным», а «показать» он должен «высокую справедливость советской власти», окончится
Кроме того, отметим также некоторые типы языковой игры, основанной на стилизации.
1. Лингво-ретроспективная стилизация. Стилизация как прием ввода на страницы публицистики диалектных элементов языка тех социальных групп, слоев, которые оказались за границей вместе с отступающими белыми армиями (солдаты из крестьян) или в качестве прислуги с бежавшими из России хозяевами, – редкий феномен в нашем корпусе. Преимущественное использование стилизованных форм отмечается в повествовании (нарративе), куда вкрапливается простонародная речь для придания повествованию речевого колорита, присущего солдатскому узусу предреволюционной эпохи. Этот тип стилизации назовем лингво-ретроспективным:
Снова настала ночь. Под ее покровом к штабу из леса вышел стрелок. Еле на ногах стоит. «Так как же ефто возможно, ваше превосходительство, что пять дён не даете пышшы? Да разве ж есть возможность так терпеть? Ротный сказывает, что ён держать позицию не будет, если вы жрать не дадите!» (Рус. голос. 1934. 29 июля. № 173).
Прибывают пополнения. […] …среди прибывших есть молодой солдат… [он] просит немедленно пустить его в «разведку». Его зовут к ротному. Да, молодой солдат Петухов, неграмотный крестьянин, хочет сразу же заслужить «Егория». […] Петухов с темнотой ушел, запасшись для чего-то крепкой веревкой. […] На солнечном восходе Петухов «представил» командиру роты связанного веревкой германского солдата. Узнав, что его ждет за этот подвиг благодарность командира полка, но еще не «Егорий», он снова ушел «в разведку» […] В полдень был представлен «ерманский унтерцер». Но Петухову говорят, что за это вероятно ему выйдет «егорьевская медаль», а не сам «Егорий». Поел, и опять «в разведку» (Рус. голос. 1934. 29 июля. № 173).
2. Лингво-пародийная стилизация. В повествовательных жанрах (преимущественно фельетонах) встречаются также случаи такой стилизации: попытка наименования народным языком явлений, реалий в советской действительности. Ср. цитату из очерка Н. Рахманова «Милитаризация мысли» (фельетон о внедрении милитаристских штампов, милитаристского сознания), где пародируются, осмеиваются новые формы организации труда при помощи просторечно-диалектных языковых форм:
Сашка Граммофон осмотрел помещения и нашел их вполне соответствующими новому назначению. На бывшем укупорочном отделении он приказал сделать надпись: – Фабрика науки. На сортировочном: – Лабаратория хвиласофии. На уборочном: – Заготовка музыки, арихметики и протчаго [Н. Рахманов. Милитаризация мысли] (Воля России. 18 сент. 1920. № 6).
3. Графико-фонетическая стилизация. Этот тип стилизации основан на использовании графических средств для передачи интонационно-прагматических особенностей устной речи, напр., растяжка гласного как показатель экспрессивно-выделительной функции слова в потоке речи, на письме это передается редупликацией гласной буквы:
Антисемитизм. Этот вопрос подобен хооорошему [sic] старому мозолю [sic]… [Б. Солоневич] (Сигнал. 1938. 15 сент. № 39).
Таким образом, эмигрантская пресса первой волны использует два источника языковых шуток, т. е. языковых элементов, основанных на смысловой игре:
1) шутки, появившиеся в советской устноречевой стихии и попавшие на страницы эмигрантских газет благодаря публикации как писем из Советской России, так и речевому узусу людей, сумевших выехать из СССР на Запад;
2) шутки,
Первый тип преобладает, и это показывает повышенный интерес эмигрантов к тем проявлениям речевой стихии, которая оказывается практически единственным орудием сопротивления советской власти людей в СССР. Именно поэтому языковая игра, основанная на шутливой трансформации наименований советских реалий, так привлекает внимание эмигрантов. Второй тип уступает по активности и семантико-прагматической новизне и остроте первому типу и апеллирует к понятиям, знакомым эмигрантам из их зарубежной реальности (как внутри русской эмигрантской, так и инокультурной среды).
10. Фольклорно-поэтические формы травестии
В продолжение темы языковой игры необходимо упомянуть и такую лингво-прагматическую и стилевую особенность языка некоторых газет, как частушки, которые стали одной из излюбленных и практически непременных тем в народно-патриотических изданиях в 20–30-е гг. Чаще всего частушки были рождены в недрах речевой стихии в СССР. Эти частушки были, естественно, запрещены внутри страны, а распространение и собирание их преследовалось законом и расценивалось как антисоветская деятельность. [191]
191
За распевание антисоветских частушек, квалифицируемое как антисоветская деятельность, грозила тюрьма сроком от 3 до 5 лет. Например, в 1939 г. Л. Гинзбург, будучи учительницей в Твери (бывш. Калинине), была объявлена врагом народа. Она была страстной собирательницей фольклора, и в ее коллекции содержались частушки и антисоветского содержания (Версты. 2001. № 150–151).
Жанр частушек возник в 60-х гг. XIX в., первоначально они пелись обычно на посиделках деревенской молодежи. С развитием капитализма в России, складыванием рыночных отношений частушки стали особенно популярны и проникли в городской (низовой) фольклор. Частушки позволяли в краткой, афористичной форме выразить и дать оценку разным аспектам жизни человека: от любовно-семейных взаимоотношений до социальной практики. Особенно последнее важно и интересно, так как при капитализме, в отличие от крепостного права, многое зависело от самого человека, от его воли и способностей [ФГВ 1934; Лазутин 1990; Иванова 1994].
Бурное развитие частушки получили в революционные годы, отражая приятие/неприятие новой социальной действительности. В послереволюционные годы вышло много сборников частушек, воспевающих советскую власть; такие частушки стали использоваться в пропагандистских, агитационных целях в деревне, в армии. Появились и антисоветские частушки [Недзельский 1922], именно они особенно привлекали внимание эмигрантов.
Приведем несколько частушек из эмигрантской газеты «Русская правда». Разумеется, осмеивание, карнавальное «занижение» имен, фамилий коммунистов, верхушки коммунистической партии составляет одну из постоянных тем. Аллюзии, возникающие при упоминании большевистских вожаков, прежде всего семиотически локализуются в аду, преисподней, обращены к мифологемам черта, дьявола. Помещение фамилий в мифологическо-библейский контекст переводит имена в область мифологии, трактует их как своеобразные квазисинонимы дьявола, черта. Это вообще характерный риторический прием народно-патриотических изданий – десакрализация/демифологизация советских ключевых денотатов:
Ленин к черту в ад пошел,Троцкому наказывал,Чтобы кол себе вострей,Он теперь заказывал.Сатана сидит в аду,У него не худо.По одну руку – Ильич,По другу – Иуда.Фамилия Калинин усекается до нарицательного существительного калина и рифмуется со словом малина, обозначающего в уголовном жаргоне «воровской притон, группа воров», что, конечно же, низвергает с официального семиотического пьедестала «всенародного старосту», помещая его в ряд таких же преступников: