Йога, смерть и учение Карлоса Кастанеды
Шрифт:
Само простое объяснение этого случая – фантазия или галлюцинация, а может быть, случайное везение. Более изощрённым объяснением воспользовался бы автор-фантаст. Он начал бы с того, что, хотя события-причины в прошлом влекут события-следствия в будущем, при некоторых особых обстоятельствах (например, при наличии у вас машины времени или же сверхспособности) порядки эти могут нарушаться. И, залезая в прошлое и меняя события в нём, мы, конечно, меняем следствия этих событий в будущем. Например, переместившись на машине времени назад и убив машиниста, мы заставим поезд остаться на перроне. Можно представить себе какое-нибудь фантастическое незримое излучение, действующее на прошлое, которым Олег Георгиевич и заставил
Однако же в момент особой интенсивности переживания жизни мы понимаем, что все эти описания не соответствует сути дела. Причинам и следствиям нет доступа в область вечного мира. И там не работает логика повседневной связи событий, как бы мы ни крутили эту связь – из прошлого в будущее или же наоборот. В этой области есть нити, на которые нанизано всё и которые в следующей главе будут зваться у нас впечатлениями. В вечном мире мы совершаем выбор версии реальности из некоторого числа альтернатив.
При этом сам этот выбор – не причина, а выбранная версия реальности – не следствие. Причины и следствия есть нечто, замкнутое само на себя в каждой из версий реальности. И за рамки версии, в которой они сидят, им нет хода.
Точно такое же «действие намерения на прошлое», какое мы видели на примере сиддхи Олега Бахтиярова, мы видим и в фильме Андрея Тарковского «Жертвоприношение». Это художественное произведение, однако мы неверно понимаем вещи, если думаем, что художественное произведение изображает реальность. Оно не изображает, оно создаёт реальность.
Фильм Тарковского, в котором герой отменяет начавшуюся на земле ядерную войну, не показывает нам, как работает намерение. Он создаёт прецедент работы намерения – свободного выбора версии реальности. И в области свободного выбора нет причин и следствий. Например, люди, в которых вошло впечатление от этого фильма, уже живут в версии реальности, отличающейся от той, в которой они были до просмотра. Их сняли с нитки одних бус и нанизали на нитку других.
Пытаясь описать логику вечности, в корне отличающуюся от логики повседневной жизни, люди изощряются как могут. И если кому-то удаётся создать верное описание вечности, которое в том числе обязано быть непохожим на все предыдущие описания, то что-то на миг приоткрывается перед читателем. Приоткрывается только для того, чтобы снова закрыться, погрузив его в поток объяснений вещей в обычной повседневной манере.
Представления о вилках реальности, об альтернативных пространствах, из которых ты выбираешь одно, о квантовой неопределённости и пузырьковой вселенной берут своё начало в актах прикосновения к вечному миру. Я как-то читал у одного автора, что Иисус, ходя по воде, не ходит по ней в физическом смысле, а «движется по волнам вероятности». Конечно, так оно и есть. И не только Иисус делает это. То, что нам кажется непрерывной жизнью, на самом деле – куча вилок реальности, из которых мы всё время выбираем, двигаясь по маршруту своей личной пузырьковой вселенной.
Выбор реальности происходит «над» реальностью или извне реальности. А потом мы склеиваем вселенные, попавшиеся на нашем маршруте. Вселенные, которые на самом деле различны и не входят друг в друга. И с помощью наработанных инструментов, таких как память, мы придаём этой искусственной склейке обманчивый вид непрерывного движения по шкале времени в единственной версии мира.
Третье странное обстоятельство. Несправедливая справедливость
Что же ещё мы можем найти в срезе вневременной жизни, в едином, посюстороннем мире, который открывается нам в привилегированные моменты? Возьмём, к примеру, пережившую века повесть о Дон Кихоте Ламанчском. Сей хитроумный идальго начитался рыцарских романов, и так они поразили его, что начал он странствовать по миру и «выпрямлять кривду».
Однако,
В чём же сила сумасбродств Дон Кихота? Его поведение и безумно, и последовательно. В отличие от окружающих его персонажей, кои последовательностью не отличаются, а собой являют пример истинных конъюнктурщиков. Своим сумасбродством он выбивает окружающих из круга привычных представлений, заставляет их думать и действовать не по шаблону. И дважды битому пастушонку рыцарь всё-таки оказал большую услугу. Своим бесстрашием он продемонстрировал ему, что бывают такие системы отношений между людьми, в которых унижение и подавление отсутствуют.
Похождения Дон Кихота есть «машина бытия» [19] , которая даёт ему полное присутствие в мире. Это его способ повысить интенсивность переживания жизни. И не только его личной, но и жизни окружающих вне зависимости от их реакций и мнений.
И, конечно, Дон Кихот восстанавливает справедливость в мире. Вопрос только в том, что когда мы произносим это слово, то думаем о равенстве человеческих прав и других словах, записанных в конституциях и давно утративших свой изначальный смысл. А когда о ней говорит Дон Кихот, он указывает, что справедливость есть состояние согласия человека с самим собой. И оно же, как ни странно, есть состояние внечеловеческое, так как принадлежит к вневременной жизни.
19
Машина бытия, или внутренняя конструкция бытия, – понятие, используемое М. Мамардашвили. См.: Мамардашвили М. Лекции по античной философии и другие источники.
Своей литературной жизнью благородный рыцарь из Ламанчи – более живой, чем многие действительно существующие люди – говорит о том, что так называемое «сознание» обитает на гребне перехода из знакомого состояния человека в иное, неведомое. На этом гребне жили греки с 6-го по 3-й век до нашей эры. И пока они на нём держались, то существовали в историческом, политическом, культурном и любом другом отношении. А потом греки от него отпали. И теперь они, подобно многим другим народам, – серая масса, сидящая в кредитной кабале и терпящая законы, по которым безработный должен платить по 600 евро в год, чтобы оставаться безработным дальше.
Возможность быть «в сознании», «в точке перехода» не зависит от того, равны ли права у людей или нет, бедствуют они или в достатке. И внешне справедливость выглядит порой очень странно. Об этих «странностях справедливости» рассказывает нам дон Хуан, повествуя об отношениях между индейцами и конкистадорами.
Видящие, жившие во времена испанского завоевания, как говорит он, даже мечтать не могли о лучших условиях. Испанцы дали индейцам превосходный шанс испытать своё мастерство в самом полном объёме, после чего индейцы-видящие могли иметь дело с чем угодно. Он рассказывает, что в начале завоевания, когда власть конкистадоров была неограниченной, испанец мог убить индейца просто так, от нечего делать, по прихоти. Такой прессинг заставлял видящих тех времён то и дело превосходить самих себя, отыскивая новые пути выживания, и достигать при этом грандиозных состояния осознанности и контроля [20] :
20
Кастанеда К. Огонь изнутри. Сила безмолвия. С. 31.