Юность в яловых сапогах
Шрифт:
– Понял? – шепчет она.
– Да… - шепчу я.
– Давай…
И я, словно прилежный ученик повторяю все в точном порядке. Ей это нравиться, и она также, как и я вся дрожит от удовольствия.
– Я боюсь… - одними губами говорит девушка.
– Чего? – не понимаю я.
– Я же в первый раз…
– Я тоже…
– Нет… у меня все в первый раз…
– Я постараюсь не причинить тебе боль, - обещаю я.
– Потихоньку…
– Ладно…
Она стягивает с себя трусики, я повторяю действие за ней. Мы остаемся совершенно голые на диване, ничем не застеленном
– Не бойся… я буду аккуратно… скажи если будет больно… - произношу я, и одновременно начинаю.
– Так… так… Ой! – тихонько вскрикивает она, но видимо ей не очень больно, потому что она не отстраняется, а просит продолжать.
– Больно? – спрашиваю я.
– Нет… страшно…
– Не продолжать?
– Продолжать! Назад пути нет… я хочу, чтоб первым был ты…
Я продолжаю, самому страшно, но, когда боятся двое страх не такой страшный. Все! Все страшное позади! Наташа взрослеет и вместе с ней и я. Мы набираем темп и через несколько минут, показавшихся мне потом секундами, приходим к финишу. Вот и пригодилось полотенце. В нужный момент, как и говорила Ольга, мой девушка воспользовалась им.
– Спасибо… - Наташа целует меня в губы.
– Тебе… я люблю тебя… - не нахожу я других слов, возможно более уместных и нужных.
Мы откидываемся на подлокотник дивана и не спешим одеваться. Разгоряченные мы лежим и гладим друг друга. Дыхание у обоих учащенное, а сердца громко стучат, так, что слышно их обоих.
– Что скажет Елена Кузьминична? – шепчу я.
– Ничего… Зачем ей все знать… Ты ведь не скажешь?
– Я? Нет. А ты?
– И мне это не надо… Хотя у нас такой городок, что все обо всем знают, хоть и не держат свечку…
– Ну, нам –то свечку держала только Ольга…
– Она не из тех, кто об этом хоть намекнет! Я ее знаю с детства…
– Да, если честно, я не очень-то и переживаю, того что об этом узнает твоя мама. Я тебя люблю и готов на все…
– Вот и славно, но говорить все-таки ей об этом не будем…ладно?
– Конечно…
Мы лежим, пока не становится прохладно. Второй раз ни я, ни Наташа начинать сейчас не хотим. Я невзначай бросаю взгляд на полотенце, оно в одном месте испачкано красным. Наташе становиться холодно, и она прижимается ко мне.
– Пойдем на кухню? – предлагаю я.
– Пойдем, одевайся! – она протягивает руку через меня и берет свою одежду, брошенную на полу.
Я не спешу и смотрю, как она начинает одеваться. У нее это выходит так красиво, что я начинаю задумываться о втором туре. Но она, видя мое желание, мягко отказывается.
– Милый, не сегодня. У меня все-таки там болит…
– Конечно! Я и не думал, - немного кривлю душой я.
– Ага… - улыбается она.
– Нет! Просто ты так грациозно натягиваешь джинсы, застегиваешь лифчик, что я невольно засмотрелся! – я не оправдываюсь, а говорю то, что происходит со мной на самом деле.
– Одевайся! – Наташа подбирает мои шмотки и кладет их мне на низ живота.
– Слушаюсь!
Мы выходим из комнаты и проходим на кухню. Там за чашкой индийского растворимого кофе сидит Ольга. Она
– Оль, куда полотенце? –спрашивает ее подружка.
– Брось в ванную, я застираю… - Оля отрывается от книги.
– Еще чего! – Наташа уходит в ванную комнату, и я слышу, как она, включив воду, стирает.
Мы одни с Ольгой. Она отложила свой фолиант и пошла ставить чайник на плиту.
– Кофе будешь? – спрашивает она спиной, не поворачиваясь ко мне.
– Буду…
– Ну?
– Что, ну?
– Получилось?
– Да.
– И как оно быть первым?
– Хлопотно…
– Дурак! Это же здорово! Само осознание факта чего только стоит!
– Ну, может быть, может быть… - я не хочу вести с Ольгой беседы на столь интимную тему.
– А Серега не поймет меня? – перевожу тему я на саму Ольгу.
– Нет! Он не такой везучий, как ты!
– И давно?
– Да, - она без какого-либо сожаления пожимает плечами.
Вода в чайнике вскоре закипает, а в ванне она затихает. В кухню входит Наташа. Мы с Олей пьем кофе и курим, словно не о чем таком и речи не шло. Это удивительно с этой «белокурой бестией», как ее за глаза завет Бобер, у меня всегда находится общий язык. Она понимает меня с полуслова, а я ее. И мы это прекрасно осознаем. Мы словно два друга в разных вражеских станах, делимся своими ощущениями, какой-нибудь информацией, советуем друг другу поступать в одинаковый момент именно так и не иначе, потому что мы хотим помочь и честно посоветовать своему собрату.
– Когда вы уезжаете?
– спрашивает меня Ольга.
– Толком не скажу. Полеты видимо еще на неделю отложат. А Строгин говорит, что нас хотят пораньше поэтому выгнать. Думаю, на следующей недели поедем.
– Наташ, а ты послезавтра?
– Да…
– А потом, когда еще домой?
– Осенью, в сентябре…
– Чёрт! Значит, мне куковать здесь одной этот месяц! Мои собираются в Белую Церковь, а я не хочу туда. Я на море хочу! Вот из принципа и останусь тут… Ну, буду к тебе приезжать, погуляем по Калинину! – она хитро смотрит на меня, и я понимаю, что Ольга пытается разжечь во мне ревность. Но сейчас я не поддаюсь на ее провокации. Хотя в душе понимаю, что буду ужасно ревновать, когда окажусь в училище, а Наташа останется в Калинине. Я уже думаю, как мне вырваться к ней хотя бы на пару дней, я думаю об этом еще не попрощавшись.
– Вы заедите на обратном пути ко мне? – спрашивает Наташа.
– Обязательно! Даже если мои друзья не захотят остаться я задержусь до упора. Женька меня прикроет!
– Приезжай!
– Ты мне оставишь адресок?
– Я его уже написала, он у тебя в кармане рубашки.
Я опускаю пальца в карман и нащупываю свернутый листок из блокнота. Когда она уже успела это сделать? – думаю я и мне очень приятно на душе и спокойно.
* * *
– Располагайтесь, ребята! – молодой лейтенант, открывший нам дверь, показывает где свободные места. – Комната большая, поэтому сюда запихнули шесть кроватей. До вас я жил здесь совершенно один. Скука. Вы надолго?