Юся и эльф
Шрифт:
— И что ты скажешь?
— Все скажу, — я потупилась. И пальцами пошевелила.
Оцепенение почти сошло, однако менталист, казалось, не ощутил, что жертва его получила возможность двигаться. Он, устроившись рядом с бочкой, опершись на нее, сосредоточенно жевал капусту. И вот честное слово, не нравилась мне эта его… целеустремленность.
Не может нормальный человек так есть.
А он ел.
Совал руку в бочку. Зачерпывал.
Запихивал в рот, пока щеки не раздувались. Вздыхал. Всхлюпывал, выпуская пузырики слюны, и клянусь,
— Так уж и все?
— Все-все, — поспешно закивала я, прикидывая, успею сплести заклятье или нет. И сработает ли оно, ведь люди-то живые.
Живых мне убивать не приходилось.
И не хотелось.
А вот демон, он не отказался бы. Он бы с удовольствием. Я даже ощутила тягучее, словно патока, желание увидеть, как льется красная-красная кровь.
Что-то там и про кишки с мозгами было.
Я сглотнула и, подозреваю, побледнела, иначе с чего бы Меченому таким довольным быть.
— Все, стало быть? — он вытащил ножик.
Серьезный весьма ножик. С клинком длинным, слегка изогнутым. Поверхность черненая, по кромке, коль приглядеться, искры бегают.
— И это правильно… — острие ножика уперлось мне в горло.
Мне стоило немалых усилий не отшатнуться. Вот с детства не люблю, когда в меня всякими посторонними предметами тыкают.
— …и это ты умничка… — он икнул, а клинок пропорол мою рубашку. Почти новую, между прочим! И в кожу вошел, всего ничего, даже больно не было.
А вот кровью запахло.
И запах я этот ощутила, что говорится, всем телом своим.
— Так и где?
— Там, — я мотнула головой. — На полке. За банками. С огурцами.
Взгляд Меченого переместился на полку к упомянутым огурцам.
— В шкатулочке. Открывать настоятельно не рекомендую.
— Надо же… эй, глянь…
Краш не услышал, он жевал капусту, повизгивая от удовольствия.
— Вот же… крыша поехала? Слыхал, бывает такое…
…не совсем то, но с дамским угодником явно творилось неладное, и главное, я не могла понять, где именно, потому как характерных для крыс пятен видно не было. Вот слюна текла на белый плащ нитями, и выражение лица сделалось одновременно восторженным и слегка идиотичным.
— Бывает, — подтвердила я. — Перенапрягся… и вот.
Я скрутила пальцы, выплетая из силы заклятье.
Демона им отдавать нельзя, как и кольцо.
Умирать тоже страсть до чего не хочется.
— Перенапрягся? — на физии Меченого отразились сомнения. С одной стороны ему явно хотелось поскорее заглянуть за банки, убедиться, что шкатулка там. С другой обезумевший вдруг напарник да и я сама, вся такая несчастная, внушали некоторые подозрения.
— Ага… чужие мозги ломать — это не в носу ковыряться… — я постаралась съежиться и тихо спросила: — Вы ведь не уйдете так? Просто… возьмете и…
Меня похлопали по лицу с почти отеческой нежностью.
— Не бойся,
Демон обрадовался.
Правда, с заявленным гуманизмом он согласен не был и категорически.
…между прочим, знаешь, что с тобой папенька сделает? И я вот не знаю. Но вряд ли в подвалах прятать будет. Скорее уж задействует, мать его, весь ресурс.
Демон обиделся.
Немного.
А Меченый сказал:
— Приглянь за ней. А ты, девонька, стань вот тут, — он сам развернул и пихнул меня в закуток между ящиком для картошки, в котором, что характерно, она и хранилась, правда, несколько мумифицированная, и стеной. — Шелохнешься, он тебе ножа в печенку всадит. А я после добавлю. Ясно?
Я кивнула.
Яснее не бывает. Только повернулась лицом от стены, потому как она грязная и липкая. И да, я знаю, что хозяйка из меня так себе, но…
…жаль, Грете письма не написала. И не сказала, что люблю ее.
И Эль тоже расстроится…
Наверняка.
Он вообще чувствительный. И принципиальный. И стало быть, мою смерть, коль она все же случится, не оставит без последствий. Полезет копать и… ляжет сам.
Или уже?
Сердце заколотилось. Мой папочка, чтоб его… да, и демоны тоже… он бы не стал полагаться на волю случая.
Нет. Не время думать о плохом. Потом пострадаю, если жива останусь. А я должна бы…
Меченый пыхтел. Банки покачивались, а в дальнем углу копошилось нечто, явно большое, живое и недоброе. Шкурой чую. Оно, это нечто, ждало.
Чего?
— Так ить… надо же… красота какая! — Меченый добрался-таки до шкатулки.
И в руки взял. И руки эти, что характерно, не отсохли, не отвалились. Правда из носа его выползла капля крови, но это может так, безотносительно шкатулки.
— Нехорошо красоту такую в пыли-то…
Тоже мне целитель.
Он шел ко мне, слегка прихрамывая. Одной рукой шкатулку прижимал к груди. В другой был нож, на который Меченый смотрел… с предвкушением.
Сдается, соврали мне насчет быстрой-то смерти.
Сплетенное заклятье развернулось.
И осыпалось.
— Шалишь, девка, — Меченый захихикал и, сунув руку под ворот рубахи — как только не порезался-то? — вытащил связку амулетов. — А клиент предупреждал. Клиент…
…выдал неплохую защиту.
Сволочь.
— Но так даже лучше… так интересней, правда?
Ему не ответили.
А вот Краш заурчал, этак глухо и переливчато. Он сидел на корточках, упираясь кулаками в землю, выгнув спину. Изо рта торчали нити капусты, по которым стекала слюна. Она капала на грязный пол, и человек часто сглатывал и вяло шевелил нижней челюстью.
Еще покачивался, то припадая на руки, то оседая на пятки.
— Чего это с ним? — поинтересовался Меченый, дернув шеей. И замер, явно прислушиваясь к себе. Рука его оттопырилась, и шкатулка съехала.
А из угла за ним следили крысы. За ним или шкатулкой? Главное, я насчитала семерых.