За час до полуночи (пер. Максима Дронова)
Шрифт:
Затем, словно это только что пришло ему в голову, он как-то неуверенно повернулся к Барбаччиа.
– Мне нечего скрывать. При создавшихся обстоятельствах мне казалось, что, чем меньше людей будет знать об этом, тем лучше для девушки.
– Ну разумеется, – кивнул дед. – Во всяком случае, мой внук подробно рассказал мне об своих замыслах. Спуститься с парашютом на Каммарату – дерзкая мысль.
К этому времени, разумеется, атмосфера переменилась: все уже чувствовали, что тут что-то кроется, что-то происходит между Хоффером и моим
– Мне жаль, что девушка умерла, – заметил Барбаччиа. – Я знаю, как она была дорога тебе, Карл. Потерять дочь – что может быть страшнее! Я понимаю.
– Капо! – хрипло воскликнул Хоффер. – Бог свидетель – это немыслимо, но я должен сказать вам. В этой схватке – в перестрелке между группой полковника Берка и людьми Серафино – ваш внук также нашел свою смерть; насколько мне известно, он погиб, безуспешно пытаясь спасти жизнь моей названой дочери.
И тут я понял, для чего Хоффер устроил весь этот спектакль: он так подробно рассказывал обо всем, подводя повествование к последнему сокрушительному удару, желая нанести его публично, в присутствии самых значительных лиц.
Дед съежился, уронил свою трость – точно состарился на глазах.
– Стейси? – сказал он хрипло. – Стейси погиб?
Хоффер, разумеется, не позволил себе торжествующе улыбнуться, но уголки его рта слегка дрогнули. Дед выбрал именно эту минуту для нанесения ответного удара. Он вынул новую сигару и чиркнул спичкой, снова став прежним.
– Отлично, Карл, замечательно. Ты мог бы далеко пойти в Обществе, если бы только не был так глуп.
Марко тронул меня за плечо, но я уже встал и шагнул в гостиную. Небеса не разверзлись, и Зевс-громовержец не посылал своих громов и молний, однако впечатление было почти такое же.
Хоффер страшно побледнел, в основном от потрясения, но, думаю, также и от внезапного осознания того, что его карта бита. Для других я был просто неожиданно появившимся чужаком, посторонним, и самый толстый и безобидный на вид из сидевших в гостиной мгновенно выхватил автоматический «манлихер», выказывая сноровку настоящего профи.
Мой дед остановил его жестом руки.
– Мой внук, Стейси Виатт, господа, который – если верить словам нашего друга – с честью погиб в горах Каммараты этим утром, напрасно пытаясь спасти жизнь Джоанны Траскотт. Следует, кстати, упомянуть, что эта юная леди в эту самую минуту находится в другой части виллы, где ей обеспечены уход и лечение.
Рука Хоффера нырнула в карман, но смерть уже смотрела на него из дула «смит-вессона», зажатого в моей левой руке.
– Нет, Стейси! Не здесь. Здесь он неприкосновенен, – крикнул дед. – Таков закон.
Господин в слишком ярких подтяжках отобрал у Хоффера «вальтер», а я сунул «смит-вессон» обратно в кобуру.
– А теперь – истина, господа.
Вито Барбаччиа щелкнул пальцами, и Марко, который уже подошел и стоял за моей спиной, извлек из конверта серую официальную бумагу с печатью, развернул и положил
– Фотокопия завещания, на которое Хоффер ссылался: только сегодня днем она попала мне в руки.
«Интересно, – подумал я, – сколько человек из присутствующих поверили этому?»
– Оно на английском, но среди вас есть достаточно людей, знающих этот язык, и они могут заверить Совет, что Хоффер солгал. Жена ничего ему не оставила. У него нет никаких акций в Америке, которые он мог бы реализовать, чтобы покрыть долг. – Он посмотрел на Хоффера. – Будешь возражать?
– Иди ты к дьяволу! – крикнул Хоффер.
Дед продолжал:
– Единственной его надеждой было уничтожить девушку, но Лентини провел его. Тогда он нанял этого Берка. Но им нужен был кто-нибудь, кто знал бы местность и говорил по-итальянски, и тут Берку пригодился мой внук. Мой внук, которого он считал, вплоть до этой минуты, убитым – спокойно и хладнокровно – вместе с Серафино и девушкой; так думал и я, пока не прочитал завещания и не услышал рассказа Стейси о том, что произошло в Каммарате. Можно лишь возблагодарить Всевышнего и некомпетентность этого Берка за то, что Стейси остался жив и сумел доставить девушку в Беллону.
Хофферу нечего было добавить; никто не мог помочь ему здесь, в этой комнате, где люди с непроницаемыми, суровыми лицами стояли вокруг стола. А потому он ответил так, как позволяла его грубая, животная натура, ударив по больному месту.
– Ну что ж, Барбаччиа, ты победил. Но это я подложил ту бомбу, что убила твою дочь. Я, своими собственными руками.
Он плюнул в лицо деду. Марко быстро шагнул вперед, но Вито уперся рукой ему в грудь.
– Нет, Марко, брось. Он уже ходячий мертвец. – Дед вытер лицо носовым платком и швырнул его на пол. – Этот Берк. Где он, на твоей вилле?
Хоффер, наверняка проклиная Берка и, более чем себя самого виня его в этом провале, кивнул.
– Прекрасно. А теперь убирайся! И пеняй на себя, когда окажешься за воротами.
Хоффер повернулся и, нетвердо ступая, направился к высоким французским окнам. Он шел через террасу, когда я схватил его. Я уже замахнулся, но Марко зажал мою руку; дед тоже был тут, подоспев на удивление быстро для человека его возраста.
– Нет, Стейси, не здесь. Здесь, на собрании Совета, он неприкосновенен. Таков закон. Если ты нарушить его, ты тоже умрешь.
– К чертям ваши проклятые законы! – закричал я, и он ударил меня по лицу.
Я отшатнулся, и Хоффер рассмеялся, пронзительно, резко.
– Прекрасно – вот это мне нравится. Именно это получила от меня Роза Солаццо вчера ночью, Виатт, и даже больше. Она хотела предупредить тебя, ты ведь не знал об этом, а? Не знаю, что уж ты там с ней проделывал, но глупой шлюхе это, по-видимому, пришлось по вкусу.
Я пытался добраться до него, но Марко и двое других оттащили меня назад.
– Хочешь знать, что я сделал с ней? – Он опять засмеялся.