За границами легенд
Шрифт:
Правитель эльфов долго молчал, устало, потом добавил, смотря туда же:
— Я благодарю тебя за то, что ты пытаешься позаботиться обо мне. Хотя и странно, что ты вспомнил обо мне именно сейчас.
Ээ… что?! Отец… сейчас обращается к душе Мирионы? И… и он серьёзно верит, что мир имеет душу, умеет мыслить и чувствовать, хотя и по-своему? Даже он верит в это?! И… и мир иногда может разговаривать с нами, а когда-то запросто общался с людьми Первого народа, сотворённого Творцом? Ладно Лэр… Брат молодой и в это верит, но отец-то намного нас старше! И… и он сам в это верит?..
Покосилась на брата. Тот внимательно наблюдал за отцом. Взволнованно, будто что-то важное случилось. Хотя я и не понимаю, что?..
— Почему именно сейчас? — спросил Хэл дрогнувшим голосом, — Я не помню, чтобы ты прежде обращалась ко мне, Мириона. Лес мог… Но ты — не душа Леса. Ты знаешь намного больше, чем он.
Птица издала короткую трель, грустную.
— Ты… — голос эльфийского короля дрогнул, — Вздохнула?
Птица запела снова, уже бодро, подольше. И снова притихла.
— Значит, ты сейчас вздыхала…
Точно такая же трель.
Это… это и в правду похоже на разговор! На разговор двух разумных существ. Если бы птица была ручная или Хэл управлял ею при помощи способностей, которые имеют остроухие, он бы не был сейчас таким растерянным. Или… был?
— Так что же ты хотела сказать мне сегодня?
Тишина. Мы все напряглись.
— Прости, но я не слышу твой голос. Я вижу только знаки, — грустно произнёс Хэл после долгой паузы, — Я заметил твои знаки. Я подозреваю, что мир захотел поговорить со мною. Но не понимаю почему?..
Тишина. В лесу все остальные звери притихли. Даже ветер листвою шуршать перестал.
— Почему только сегодня мир заговорил со мной? — эльф вдруг выскочил из кресла, рванулся к окну, судорожно сжал подоконник, — Почему сегодня?!
На подоконник возле него опустилась птаха. С жёлтым пузом, поделённым пополам чёрной полосой. С большими белыми щёчками на чёрной голове. Серые крылышки с белой полоской. Серо-зелёная спинка. Ой, и в Эльфийском лесу живут синицы! Хотя… как я успела заметить, тут обитала много живности, как и в других странах Белого края. Хотя люди и байки травили, будто здесь много чудных цветов, зверей и птиц, таких, что прямо дух захватывает от восторга или от ужаса. Нет, иногда случалось встречать здесь непривычное что-то. Может, послы привозили из других краёв?..
Хэл сказал задумчиво:
— Птица… рядом…
Она подпрыгнула ещё ближе к нему и замерла, внимательно смотря на него.
— Птица ещё ближе…
Ещё один прыжок к нему.
— Птица ещё…
Она отпрыгнула в другую сторону, будто обиделась за непонимание.
— Птица ближе? — спросил Хэл взволнованно.
Птаха ещё подальше отскочила.
— Сегодня птица ближе?
Прыжок к нему.
— Сегодня ближе…
Подпрыгнула почти вплотную, к его окровавленной руке. Хэл посмотрел на неё, на свою руку, на кровь.
— Именно сегодня ближе?
Птаха вдруг бесстрашно запрыгнула ему на руку, около ещё влажной струи крови. Мужчина долго смотрел на неё.
— Я тебя ранил? — спросил он хрипло.
Синица отпрыгнула от него подальше.
— Прости, если я тебя сильно ранил, мир! Но… чем?
Птица подпрыгнула на месте. Как будто возмущённо.
— А если… — начала было я, но брат мне рот заткнул. Крепко.
Возмущённо промычала. Он ещё плотнее руку мне ко рту прижал. А меня — к себе, чтобы не вырывалась и не отскочила назад.
— Это очень важное событие, — возмущённо шепнул Лэр, — Не просто наш Лес, а, кажется, сама Мириона снизошла до разговора с нашим отцом! Пожалуйста, не отвлекай его.
Король эльфов посмотрел в нашу сторону. Попросил вдруг устало:
— Сын, отпусти её. Пусть скажет своё мнение. Я сам не могу понять, на что мне намекает мир. Может, Зарёна угадает?..
Тот послушался. Отпустил. Выдохнула робко:
— А если… если мир хотел сказать, что сегодня что-то стало ближе?
Синица влетела в комнату и села мне на плечо. Так доверчиво.
— Сегодня что-то стало ближе? — уточнил Хэл, внимательно смотря на нас.
Издав бодрую трель, птаха перелетела ему на руку.
— Но… я тебя ранил?
Она спрыгнула на подоконник.
— Я её ранил? — Хэл указал на меня.
Сначала вестница мира отпрыгнула ещё дальше, а потом перелетела на его руку, ту же самую, лежащую на подоконнике. Прямо на кровь, ещё не всю подсохшую.
— Может… — начала я, но смущённо примолкла.
— Что? — требовательно спросил мужчина.
Но это… как бы…
— Что ты думаешь об этом знаке? — спросил он уже с мольбой.
Робко посмотрела ему в глаза.
— А может… Мир говорит о твоей ране?
— О… — отец вздрогнул, — О моей?!
— Птица же… стоит на твоей крови?..
Синица подпрыгнула и снова опустилась туда же. Кровь брызнула из-под её лапок, ещё больше заляпав рукав Хэла, подоконник и, более того, запятнала и её пузо.
— Моя… кровь… — голос мужчины дрогнул, — На тебе?
Птаха продолжала сидеть неподвижно. Он побледнел.
— Моя… боль… твоя боль?.. — его голос стал каким-то глухим, — Даже… моя боль?..
Вестница мира подпрыгнула.
— Но… причём тут моя боль? Я просто… голову повредил… — Хэл нахмурился, — К тому же, меня и прежде ранили. Не раз. Мне было больно. Но почему мир заговорил со мной именно сейчас?..
Синица грустно запела. И вылетела в окно. Остроухий мужчина долго всматривался наружу, но больше ничего не происходило.
Потом он со вздохом отошёл от окна. Сел в ближайшее кресло. Указал в кресла напротив. Попросил тихо: