За пять веков до Соломона
Шрифт:
— Что они с тобой сделали? — прошептал Моисей, но Мариам ничего не ответила. Вместо этого она медленно подошла, заглянула в лицо Моисею и застенчиво улыбнулась. Моисея передернуло: всего десять лет назад он был готов отдать что угодно на свете за эту улыбку, а сейчас — стало просто грустно. Так бывает при встрече со старым знакомым, в изменившемся лице которого, словно в зеркале, отражаются годы, пролетевшие с момента расставания.
И вдруг он услышал. Это не было явственным звуком, как и все во внутреннем мире. Скорее шепотом жаркого пустынного ветра, шелестом пожелтевшей листвы на высоких пальмах, шуршанием сухого тростника, наполовину выступавшего над водой. Или выдохом последней надежды человека, уставшего ждать и больше не верящего в свои мечты.
— Ты пришел, Моисей! Ты пришел исполнить клятву, да? — облик Мариам начал таять, зелень вокруг сереть, будто закрываясь густым туманом, пока все пространство вокруг не превратилось в однородное белое сияние.
Моисей тряхнул головой и открыл глаза. Переход из темноты в день оказался слишком резким: от яркого света перед глазами поплыли разноцветные круги, а еще через миг мир вокруг расцвел яркими красками. Нил стал насыщенно-зеленым, песок — солнечно-желтым, а небо — глубоко-голубым. Он по-прежнему сидел на берегу Великой реки, где прошло его детство.
И что же сказал внутренний Бог? Что Мариам постарела и от тяжких работ в свои тридцать выглядит, как мадиамки в пятьдесят? Спасибо, это смягчит неожиданность предстоящей встречи. Что он ее больше не любит, что время на самом деле лечит даже любовь? Тоже не новость — это он знал уже давно. Что же тогда? Что?
Моисей опять представил миг прощания с Мариам десять лет назад и вдруг явственно услышал свои слова:
— Клянусь, Мариам, я вернусь. Клянусь, я освобожу тебя!..
Я освобожу тебя? Да, когда-то давно он так обещал. Но как это поможет предотвратить убийство невинных младенцев?
Или? А ведь это мысль! Это может сработать!
Моисей поднялся и быстро зашагал во дворец. Сейчас важно лишь одно: любым способом убедить фараона. Моисей не сомневался в успехе: стоит Рамсесу узнать план, как он тут же согласится. Ведь фараон будет только рад предотвратить ужасное кровопролитие…
— И что это мне даст, Моисей? — фараон поджал губы, всем видом демонстрируя недовольство.
Атмосфера второй встречи совсем не походила на первую. Рамсес церемонно сидел на троне, сжимая в руках цеп Менаха и прочие регалии верховной власти. Двойная корона Верхнего и Нижнего Египта величественно покоилась на голове, высоко поднятой длинной гордой шеей. Во всей фигуре Рамсеса не было и намека на вчерашнюю непосредственность. Моисей хорошо его понимал — встреча проходила на виду у десятка ближайших придворных, посвященных в тайные замыслы фараона. Для них Рамсес должен был оставаться сильным и уверенным в себе правителем.
Царский дворец с самого начала возводился не очень большим, но Рамсес пристроил к нему просторный тронный зал. Два ряда полуколонн в форме стеблей лотоса, уходили в полумрак. Только с дальней стороны, где стояли троны царя и царицы, темнота расцвечивалась дюжиной факелов, выхватывавших богатые росписи на стенах и мозаику на полу. Моисей подивился искусству художников, которым удалось из маленьких глазурованных камешков создать под ногами полную иллюзию пруда, с желтыми стеблями папируса, белыми цветами лотоса, отливавшими зеленью утками и золотистыми рыбками, плававшими в прозрачной голубой воде. Казалось, закрой глаза, и услышишь плеск волн, а может, даже почувствуешь дуновение свежего ветерка.
На стене за деревянными тронами с ножками в форме стоящих сфинксов, висели изображения Рамсеса и его белокожей супруги — бывшей хеттской царевны. Оба, подобно богине Хатгор, были увенчаны рогами, между которыми алел диск красного солнца. Моисей хорошо знал историю о богине-корове, что на своих рогах вынесла Бога-Солнце Ра на небо. Профиль Рамсеса на стене настолько походил на живого фараона, что Моисей несколько раз переводил взгляд с изображения на оригинал, пытаясь найти хоть какое-то отличие. Единственное, что изображенная фигура высилась аж на пятнадцати локтей, угрожающе нависая над всеми в зале, внушая благоговение и ужас. И только сам Рамсес, сидя спиной к портрету, оказывался вне его магического действия. Чтобы еще больше усилить впечатление от мощи богоподобного фараона, художник поместил поверженных врагов Египта под ноги Рамсесу. Многих Моисей узнал сразу, особенно нубийцев, с которыми довелось встречаться в схватках лично. И вновь Моисей подивился мастерству художника: коричнево-черный цвет кожи, приплюснутые носы, огромные серьги в ушах. Даже знаменитые нубийские изогнутые луки и кожаные щиты выписаны в малейших деталях.
Из восхищенного созерцания его вывел жесткий голос Рамсеса.
— Что мне даст, если я отпущу рабов-евреев из Египта? — повторил фараон, требуя ответа.
— Во-первых, тот самый строгий расчет, что лежит за Заветом Аменемхата. Разом избавишься от десяти тысяч едоков…
— А заодно слуг, строителей и пахарей. Ты знаешь, что евреи считаются одними из самых лучших рабов?
— Да, мне говорили, что их ценят египтяне. За верность и привязанность. За готовность защищать хозяина до последнего вздоха. Кстати, знаешь, почему они это делают? Евреи считают, что хозяин — это часть их семьи. А оберегать семью от всех напастей — есть главная обязанность каждого израильского мужчины.
— Интересно, откуда тебе это известно? Ах, да, ты же в свое время имел подружку из евреев.
Десять лет назад Моисей обязательно произнес бы что-нибудь обидное в ответ. А сейчас он просто посмотрел на Рамсеса, чуть качнул головой из стороны в сторону, словно удивляясь неуклюжести собеседника, пытающегося так грубо его разозлить, и спокойно продолжил:
— А теперь представь, Рамсес, что случится, когда ты прикажешь уничтожить детей этих рабов! Для которых семья — это все. Тебе придется убить всех мужчин. А заодно и женщин, потому что половина из них лишится рассудка и станет непригодна для домашней работы.
— Складно ты, Моисей, молвишь. Может, пойдешь ко мне Везиром? Способные люди всегда нужны.
В стороне от трона кто-то тихонько кашлянул. Моисей посмотрел туда и понял, что неосторожного замечание фараона родило ему нового смертельного врага.
— Спасибо, Рамсес, на добром слове. Но в далекой стране остались мои жена и сын. Обещал я к ним вернуться. Да и забыть я успел науки государственные, — короткий взгляд в сторону подтвердил опасение, что Везир не расслабился и после этого ответа. Жаль, новые враги были совсем ни к чему. Но, помня о главной цели, Моисей продолжил после недолгой паузы. — Так что, отпустишь рабов-евреев со мной?
— Нет, Моисей, не отпущу. Египетскому народу простой ответ надобен, кто виновен в несчастьях всех. И когда прикажу я детей рабов убить, люди крепче в силу власти поверят.
— Но ведь потом тебя же и проклянут!
— Ничего, я заставлю себя полюбить! Нет ничего короче памяти простых людей. Если удастся нам два-три года подряд щедрый урожай собрать, я в их глазах героем стану, что страну от всех бед избавил!
Моисей зашел с другой стороны:
— Рамсес, ты ведь добрый правитель. У тебя столько планов, как землю Египетскую краше сделать — ты ведь сам рассказывал. Не может современный образованный человек вспоминать дикие обычаи старины.