За золотом Нестора Махна
Шрифт:
Я запечатал письмо, написал адрес и отдал часовому. Я попросил его, чтобы он наклеил марку и отдал на почту, и пообещал ему хорошо заплатить, если мне дадут деньги из канцелярии. Он сказал, что денег ему не нужно, а сделает он это только из-за сочувствия ко мне. Вечером меня не вызывали, а вызвали на следующий день утром. Захожу в кабинет. Следователь говорит:
— Посмотри, на что ты похожий, а признаваться не хочешь. Что ты нам скажешь сегодня?
— Господин следователь, я скажу всю правду, — отвечаю.
— Что ты скажешь?
— Что я был на Украине, что меня послали от подпольной организации национальных украинцев.
— Если ты хочешь признаться, то начинай с того, когда ты приехал в Румынию, как ты уехал и с кем, говори обо всем подробно. Но помни, что за каждое слово ты будешь отвечать. Мы будем все сверять, и если ты будешь говорить неправду, то я тебя заставлю во всем признаться.
Он вынимает из стола бумагу, передает секретарю и просит записывать все слово в слово. Я начинаю рассказывать, что был в украинской армии, воевал против большевиков, в 1921 году бежал с разбитой частью в Румынию, был интернирован в лагерь, в 1923 году выехал из лагеря на работу в Бухарест, потом работал в Плоештах до 1924 года. (Далее я буду приводить свои показания подробно).
В Плоештах ко мне приезжает сотник Запорожченко и говорит, что на Украине теперь большое восстание украинцев против большевиков. Ему поручено от украинской эмиграции организовать группу, которой румынские власти дадут оружие и пропустят через границу для борьбы и организации военных отрядов против большевиков. И если я хочу, то могу уехать с его группой. Я с радостью согласился. Он сказал, что когда будем уезжать, то он за мной заедет. Через несколько дней он приезжает ко мне и говорит, что сейчас будет ехать на станцию. Я собрался, и мы уехали в Яссы. В Яссах я встретился в гостинице со всей группой: Зиньковским, Бойченко, Шанкалой и Зиньковским вторым.
— В какое время это было? — спрашивает следователь.
— Это было летом, но я не помню, в каком месяце — в июне или июле.
Он перелистывает досар, обращаясь ко мне:
— Ну, говори дальше, что вы там делали в Яссах.
— Нам принесли оружие в гостиницу, и мы отправились на границу в сопровождении двух штатских из Ясс.
— Как их фамилии?
— Их фамилии я не знаю, потому что они говорили только с сотником Запорожченко. На границу мы приехали днем и ждали до ночи у пограничного коменданта, а ночью нас переправили на Украину. Мы 6 суток шли только ночью, а днем прятались в лесу. Потом Запорожченко сказал, что нужно закопать оружие в лесу, а самим явиться в милицию и строго запретил нам говорить, что мы пришли с оружием и что об этом знали румынские власти. Мы все были недовольны и хотели вернуться назад. Но Запорожченко стал уговаривать нас, что так нужно, что большевики нас не расстреляют, подержат месяц или два под арестом и выпустят на основании амнистии. Но только нужно говорить, что мы сами убежали из Румынии и хотим идти домой. Он обещал в дальнейшем со всеми держать связь и сообщить, что делать дальше, когда нас выпустят. Мы с этим согласились. После того, как закопали оружие, мы явились в милицию в местечко, название которого я сейчас не помню. Нас арестовали и отправили в Харьков. В Харькове мы сидели под арестом 3 месяца, нас допрашивали, как мы перешли границу и для чего. Мы все отвечали, что хотели домой и поэтому бежали из Румынии. Когда нас выпустили, я поехал домой. Дома жил месяца 2–3 под надзором милиции и являлся два раза в месяц отмечаться. Потом надзор с меня сняли.
— Чем ты занимался, когда жил дома?
— Я крестьянин и занимался хлебопашеством.
— Говори дальше.
— В 1925 году, весной, ко мне приехал Запорожченко и сказал, что теперь уже нужно нам начинать создавать организацию для борьбы против большевиков среди крестьян. Он жил в Павлограде и сказал мне, чтобы я приезжал к нему каждую неделю забирать листовки и воззвания против большевиков для распространения среди крестьян. Так я работал до 1926 года. Среди крестьян в это время начались волнения, даже бунты. Такие организации были по всей Украине, но многие из них были раскрыты большевиками и уничтожены в пограничной полосе, а у нас на Екатеринославщине, Харьковщине, Полтавщине, Черниговщине и на Кубани до сих пор ни одна не была раскрыта, и все время их члены готовятся ко всеобщему восстанию, чтобы освободить Украину от большевиков и московщины. Летом 1926 года Запорожченко позвал меня и сказал, что надо поехать в Румынию для того, чтобы связаться с нашими братьями-эмигрантами и уведомить их обо всем. Я согласился поехать. Он сказал, что если по дороге меня задержат большевики, то чтобы я ни в коем случае не говорил, что я виделся с ним и он меня посылал, и дал мне адрес Л. Зиньковского в Одессе и письмо к нему. При этом добавил, что Зиньковский знает, что посоветовать, чтобы легче пробраться через границу. Также он сказал, чтобы я в Румынии явился к Геродоту и объяснил ему положение на Украине и чтобы Геродот держал связь только с Зиньковским и больше ни с кем.
— А где ты нашел Зиньковского в Одессе: на какой улице, какой номер дома?
— На улице Набережной, 36.
— А что он там делает?
— Он служит на торговом пароходе.
— Ну, говори дальше.
— Зиньковский дал мне письмо, чтобы я отвез Геродоту, и рассказал, как ехать до границы. Я приехал поездом до станции Попелюхи, а оттуда пошел пешком к границе. Ночью я переплыл Днестр и приехал в Бухарест.
— А кто тебе дал лодку? Большевики?
— Я переплыл Днестр без лодки.
— А какой сигнал они тебе дали, чтобы вызывать лодку?
— Никакого сигнала мне никто не давал, я прятался так, чтобы меня не поймали большевики.
— Как же так, — говорит следователь, — ты большевик и от большевиков прятался.
— Я такой большевик, что если бы большевики меня поймали, то сразу бы расстреляли.
— А когда ты оказался в Румынии, к кому ты заходил там возле границы?
— Я ни к кому не заходил.
— Кто у тебя есть из знакомых возле границы в Румынии?
— Никого.
— А куда же ты пошел сразу от границы?
— Я пошел прямо на запад.
— В какое первое село ты зашел?
— Я зашел прямо на станцию Шолданешт.
— Но как ты попал на станцию Шолданешт?
— Я спрашивал у крестьян на поле.
— А ты имел румынские деньги, когда пришел на станцию?
— Нет, я имел 20 долларов.
— А где же ты взял деньги на билет?
— Я поменял доллары у одного еврея.
— А ты еврея того знаешь?
— Нет.
— Говори дальше, как ты ехал до Бухареста.
— Я взял билет и приехал в Бухарест. Мне Запорожченко сказал, чтобы я после приезда передал на словах Геродоту, что весь украинский народ уже готов для восстания против большевиков, не хватает только оружия, чтобы все эмигранты-украинцы формировались в воинские части и просили помощи у других западных держав и были готовы к выступлению в то время, когда начнется повсеместное восстание на Украине.
— А ты вместо того, чтобы это передать Геродоту, сказал ему, чтобы он был большевистским шпионом.
— Нет, я ему передал все то, что вам рассказал. Еще Запорожченко просил передать, чтобы Геродот дал ответ и чтобы связь держал только через Зиньковского.
— Но почему не через него?
— Потому что Запорожченко говорил, что он ведает всем центральным бюро организации левобережной Украины, и если большевики перехватят его связь с заграницей или случится какое-то несчастье, то могут раскрыть всю украинскую организацию.