За золотым призраком
Шрифт:
Штормило третьи сутки подряд. Подводная лодка, не рискуя подняться даже под перископ, курсировала в районе ожидания, работая на аккумуляторах в самом экономичном режиме. К исходу третьей ночи…
– Фрегаттен-капитан! – через овальный люк в командирский отсек протиснулся угреватый лицом механик Фетман, вытянулся и козырнул. – Аккумуляторы садятся, надо всплывать на подзарядку.
Отто Дункель провел пальцами по лбу, потом по затылку, стараясь этим привычным массажем снять напряжение с головы, взглядом проверил время на циферблате круглых, во тьме светящихся морских часов. Скоро там наступит рассвет.
– Штурман, где мы находимся? – спросил он у Фридриха
– Наши координаты, фрегаттен-капитан, шестьдесят восемь градусов и сорок минут северной широты и десять градусов и тридцать минут восточной долготы. Мы на одной параллели с портом Трамсё, почти в двухстах милях от берега.
– Клянусь священными водами Стикса, именно здесь ожидается возвращение английских эсминцев, которые сопровождали караван союзников до Мурманска! – От досады Отто кулаком двинул по рабочему столу с корабельной документацией. – Можем влететь в неприятную ситуацию!
– Без подзарядки мы долго не протянем, – настаивал механик, и он был прав. Эсминцы, если пройдут через этот район в светлое время суток, и вовсе не дадут возможности зарядить батареи.
– Продуть балласт! – отдал приказ Дункель, и вскоре почувствовал, как субмарина медленно пошла вверх, четко реагируя стальным корпусом на крепкое объятие моря. Матрос на глубинометре монотонно докладывал:
– Глубина сто пятьдесят футов, сто двадцать футов… Глубина сто футов. Подъем протекает ритмично.
– Поднять перископ!
Отто приник глазами к окулярам, но кроме черно-серого полога разглядеть ничего не мог. Молчал и запущенный эхолот, не показывая присутствия поблизости вражеских кораблей. Будь даже ходовые огни чужих кораблей под носом, и то не различить их в тумане. Единственное, что смог понять, так это то, что шторм, похоже, приутих.
– Проклятый туманище! Всплыть на поверхность! Боевому расчету артиллеристов – к пушкам! Боевая готовность номер один! – после минутного колебания приказал фрегаттен-капитан и по вертикальному трапу начал подниматься вверх. – Никому со своих мест не сходить до приказа – я сам разведаю обстановку. – Отдраил люк, откинул за спину, вылез на мокрую палубу ходового мостика. В лицо пахнуло пьяняще свежим воздухом моря. Совсем близко бились невидимые в тумане тяжелые волны, накатываясь на округлые бока субмарины: шторм и в самом деле утих, и это порадовало.
– Ну как там, фрегаттен-капитан? – подал голос снизу нетерпеливый Кугель, жадно втягивая в широкую грудь тяжелый и влажный воздух, который через люк потек в смрадные, заполненные отработанным воздухом отсеки.
– Как на подземной переправе через Ахеронт [11] , милый Фридрих! Так же жутко и темно, даже собственного форштевня не вижу, – ответил Дункель. – Фетман, включай дизель для подзарядки! Экипажу небольшими группами подвахтенных подниматься на палубу, на пять минут для перекура и воздушного моциона!
11
Ахеронт – «пограничная» река в царстве мертвых, через которую перевозчик Харон перевозил в царство Аида души умерших (греч. миф.).
Последними поднялись покурить на свежем воздухе офицеры. Близился рассвет, но туман стоял плотный, слоистый…
За шумом собственного дизеля не сразу различили шум чужих винтов, а гидроакустик, как потом выяснилось при разбирательстве этого ЧП, на десять минут снял наушники, чтобы выйти подышать на палубу и по возвращении успел проглотить консервированную гречневую кашу. И это едва не погубило и лодку и весь экипаж!
– Черт побери! На нас что-то лезет! – вскрикнул на юте субмарины Кугель. Как от крепкого неожиданного удара током Дункель дернулся всем телом на тесной площадке ходового мостика. Ожидая самого худшего – тарана, моментально обернулся лицом к корме – рассекая туман форштевнем, словно нож подтаявшее сливочное масло, из белой мглы на субмарину, безмятежно покачивающуюся на пологих волнах, стремительно надвигался стальной гигант. На корабле рулевой, не сразу признав в черном длинном предмете неприятельскую подводную лодку, резко положил руль вправо, и эсминец – а это был именно он! – по инерции заваливаясь на левый борт, прошел буквально в четверти кабельтова от форштевня субмарины. Еще бы чуть-чуть, и он перерезал бы ее надвое.
На ходовом мостике эсминца вахтенные офицеры что-то закричали, запоздало взвыла сирена, показывая, что корабль будет расходиться с подводной лодкой левым бортом.
– Срочное погружение! – скомандовал Отто Дункель, наблюдая с замиранием сердца, как выкрашенный в серо-зеленый цвет корпус боевого корабля проплывает мимо: жаль, торпедный залп дать он не успеет – командир торпедистов и его помощник с сигаретами в зубах окаменели на юте. Промелькнула овальная корма, винтами вспененная вода, будто шквал кипятка, окатила подводную лодку так, что бывшие на юте офицеры тут же ухватились за леерное ограждение, чтобы не оказаться в жуткой пучине холодного моря. Прошло десять-пятнадцать томительных секунд в общем оцепенении… и эсминца словно не было, исчез, как исчезает из поля зрения Летучий Голландец, когда к нему приближается другой корабль…
– Может, не опознали? – нерешительно подал голос артиллерист Гюнтер Цандер, одним из первых проворно исчезая, мимо фрегаттен-капитана, в душную и тесную утробу субмарины.
– Как же, не заметили! – с палубы отозвался Кугель. – Кита от подводной лодки и пьяный матрос отличить может, а не только вахтенный офицер! Сейчас опомнятся и кинутся глушить нас громкими мыльными пузырями, надо побыстрее…
И тут, как бы в подтверждение сказанных штурманом слов, из тумана приглушенно застучал крупнокалиберный пулемет, за ним второй, третий. Волны, словно живые твари, зафыркали десятками столбиков воды, а штурман Кугель вскрикнул от боли, повалился на мокрую палубу и кувыркнулся к боковой стойке, к которой был прикреплен натянутый трос ограждения.
Субмарина уже начала погружение.
– Отбой погружению! – едва не сорвав голос, крикнул вниз Отто и по вертикальному трапу с ходового мостика на руках – ногами перебирать по ступенькам было некогда! – соскользнул на палубу, подбежал к Фридриху. У Кугеля из пробитого пулей колена на темный и мокрый корпус хлестала кровь…
– Держись, Фридрих! – Он ухватил Кугеля за ворот штормовки и с немалым усилием потащил к рубке. – Помогите, черт бы вас побрал! – закричал он на мостик. Оттуда с обезьяньей ловкостью слетел по трапу сигнальщик, потом вылез Цандер, сообща приняли Кугеля и втащили на ходовой мостик. Возились с раненым штурманом не более минуты, но под грохочущими стволами вражеского эсминца эта минута показалась жутким часом.
– К доктору! Живо тащите штурмана в лазарет! – распорядился Отто, а сам, прежде чем задраить люк, еще раз глянул во тьму предутреннего тумана. С юга, куда умчался английский корабль, продолжали, будто сквозь вату, стучать крупнокалиберные пулеметы, но свинцовые гостинцы рассекали глянцевые склоны волн справа, в сотне футов от подводной лодки.
– Срочное погружение! Убрать перископ! Акустик, пеленг на корабль противника?
– Пеленг сто восемьдесят два градуса, герр капитан. Пеленг не меняется!