Забавы придворных
Шрифт:
Он соглашается, и вот приходит Ремелин, которого сама королева, изображая истую приязнь, со всеми его людьми осыпает истыми почестями, непритворно щедрая. Они возвращаются домой, нагруженные дарами золотыми и серебряными и переменами платья, и когда советники Вигана видят их в блистательном наряде, то обращаются в дурную сторону и сетуют, что из-за своего отсутствия лишились подобного. Пока алчность их терзает и припекает, является вестник от Алана, муж именитый и весьма искушенный в лукавстве, настойчиво требуя, чтобы явились к Алану отец и сын, а если не оба, то сын, который у него не был вместе с отцом. Сперва они сомневаются и совещаются, и у обоих в советах вещает алчность. Они говорят: нет нужды сомневаться в том, посещать ли им вместе своего господина, дабы оказать свою верность, ибо они видят, что он во всем являет им несомненную любовь и никакой лукавый замысел тут не кроется. Однако Виган страшится и медлит, и остается дома вопреки мнению своих людей, к сильному их ропоту. Втайне они обвиняют его в пустой боязливости и лгут в этом, ибо порицают его вопреки тому, что знают в сердце своем; потешаются над низостью и леностью мужа, как им ведомо, достойного приязни и безупречного. Но когда Ремелин вернулся, а с ним ризы и злато, кони и луды, Алановы почести и королевины похвалы, разгорается пламень алчности, и, желая того же, они приступаются к Вигану и говорят: «Честь Алана — в посещении его людей, кои являют ему смирение и любовь; а что ты, столько раз званный, этого избегаешь, означает лишь, что ты обвиняешь его в предательстве или выказываешь презрение его силе и гордости. Ну же! Подчинись
Принимают Ремелина король и королева с обычным и даже вящим почтением. Особенно королева, неустанно стремящаяся его предать, всеми способами хочет быть ему приятною, выводит из дому, приводит обратно, с серьезным мешает забавы [717] , злобу свою прикрывает учтивостью. Когда они сидели и беседовали на валу, привелось им увидеть двух белых коршунов, сидящих на падали, больших и красивых, насколько позволяла их известная уродливость — это ведь птица нескладная; и вот третий коршун, небольшой и черный, внезапным наскоком отогнал белых и завладел падалью. Смеется Ремелин, а королева справляется о причине. Ему досадно; он хочет утаить, но чем дольше молчит, тем настойчивей она допытывается. Ведь как ветер свирепствует, встретив преграду, так женщина кидается на тайну, для нее заветную, и пока не поставит на своем, конца не будет назойливости. Уступает наконец Ремелин и говорит: «Большая гора в моей земле взращивает черных коршунов; на другой, что против нее, их еще больше, причем белых; но во всякой их стычке один черный одолевает двух белых, как ты только что видела. Я засмеялся, так как подобным образом один мой воин в любой сшибке одолевает двух ваших». Она в ответ: «Коли это правда, это достойно вашего смеха и наших слез». И быстро переведя беседу на другие предметы, она занимала его приятными речами до самого отъезда. Передав его слова Алану резче, чем сама их услышала, она сильней разжигает меж ними распрю, дочь своего сердца; настаивает и добивается, чтобы король вместе с нею сделался предателем невиновности. Они прячут сотню франкских рыцарей, тайно ополченных оружьем и изменой, в крипте внешних ворот, дабы перехватить Ремелина и Вигана. Их двоих приглашают торжественней обычного, через посланцев более высокого сана, и получают их согласие. Тогда Клодоан, плача и предсказывая им беду, обильными слезами добивается от своего брата, чтоб выслали его, Клодоана, вперед вместе с отцом, затем что он весьма схож с братом, и, ежели враги обманутся, может Клодоан вместо брата погибнуть, а это-де потеря меньшая. Виган же пусть следует за ним поодаль и, если увидит, что все счастливо, войдет, если же заметит коварство, пусть возвращается домой, да приготовит себе заранее по сменному коню через каждую милю.
717
…с серьезным мешает забавы… — Окончание гекзаметра, источник не установлен.
Когда Ремелин и Клодоан вступают в замок, ворота внезапно запирают, их хватают; Ремелин лишен ятр и очей; Клодоан, объявивший свое имя, пощажен. Видя, что Виган избежал смерти, королева призывает воинов и, пред ними простершись, просит поспешить, все им сказывает, все сулит; они уносятся вон, спеша убить невинного. Но Виган, уже переменив пять коней, а шестого не находя (ведь нерадивый и ленивый раб, державший там коня, не предвидя ничего дурного своему господину, отлучился поесть в соседнюю деревню), в страхе шпорит пятого, которого он не щадил, понадеявшись на шестого. Когда тот начинает сдавать у лесной опушки, Виган второпях поворачивает, завидев женщину, что прядет подле дома. Он открывает ей себя и свое положение, суля ей все что угодно. Она поручает ему качать ее младенца в колыбели, внутри дома, и тешить его, чтоб не плакал, пока она отведет глаза его преследователям. Он повинуется. Подъезжают к ней конники, наспех ее выслушивают и, не выказав недоверия, спешат дальше, однако не раз возвращаются, чтобы в усердных розысках перевернуть все вокруг ее домишка. Между тем Виган, чтобы развлечь плачущего ребенка, дает ему в руки нож с рукояткой слоновой кости и, оставив его, пока тот замолк, обходит дом внутри, ищет укрытия, с тревогой выглядывает в окна; наконец, кидаясь назад от младенческого крика, находит ребенка, наткнувшегося на нож, мертвым. На что уж ему надеяться? Страшившийся близкой смерти, он теперь, будто уже схваченный, ждет спокойно, с сухими глазами, ибо с надеждой уходит и страх. Пока искавшие Вигана вели ловитву в окрестностях, мать, обнаружив сына своего мертвым, падает чуть не замертво на его тело, а потом выскакивает в исступлении, чтобы выдать Вигана. Он падает ей в ноги, обещает стать ей сыном взамен умершего, заверяя, что никакой пользы не будет для нее в мщении, а коли она его простит, то получит надежду на великие богатства. Наконец она подается и спешит навстречу своему мужу, открывая ему все. Прельщенные надеждою на его посулы, они отводят Вигана в безопасное место тайной и безвестной тропой, покуда воины еще в дозоре. Затем Виган стягивает силы и, поведав войску об измене и своей от страхов избаве, на глазах у всех чествует своего спасителя рыцарским поясом и наделяет его многими богатствами и землями, коими доныне владеют его потомки, прозванные Сыновьями Нагого, ибо он первый, словно став из нагого одетым, из бедного стал богатым.
Виган же, дабы отомстить отцовские и свои обиды, восстает на Алана Ребрита, что переводится «король бретонцев», с такой мощью, что из столь многих городов и сел не оставляет своим врагам где голову приклонить [718] и что доныне видны следы того свирепейшего опустошения: разоренные города, развалины церквей о нем свидетельствуют. Алан ищет убежища у тестя своего, короля франков, по его посредничеству Аланова дочь и наследница выдана замуж за Вигана, и Алан вновь обретает мир. Благодаря их союзу успокаивается и долго пребывает в тиши весь тот край.
718
…не оставляет своим врагам где голову приклонить… — Ср.: Мф. 8: 20; Лк. 9: 58.
Случилось однажды, что Виган с женой играл в шахматы [719] , когда его призвали к более важным делам; он оставил вместо себя верного рыцаря, чтобы тот закончил с госпожой игру, а сам удалился. Выиграв, госпожа говорит рыцарю: «Не тебе мат, а сыну слепца». Эту насмешку Виган не мог снести равнодушно: он поспешил к Алану Ребриту и застиг его врасплох; тот, разбитый, в одиночестве бежал в церковь святого Леви [720] и, закрыв дверь, смиренно молил блаженного Леви охранять один вход своими заслугами, пока сам он будет оружием удерживать врагов при другом, ибо у церкви было две двери. Не в силах войти дверью святого, враги, насилу войдя дверью Алана, вытаскивают его и прямо перед церковью оскопляют и ослепляют; из-за этого в приходе святого Леви ни одно животное доныне не может родить, но когда подходит пора родам, они уходят оттуда, чтоб разродиться. Чтобы похвалиться полным мщением, Виган унес с собой в левом рукаве глаза и детородные части Алана; утаив и дело, и намерение, с лицом улыбчивым и веселым, по возвращении домой он садится с женой за шахматы и, выиграв, бросает на шахматную доску детородный член и глаза, примолвив то, чему от нее научился: «Мат дочери слепца». Увидев это, женщина уразумела, что случилось, но, в душе пораженная даже до смерти, она, изображая веселость, говорит с безмятежным смехом, что ее господин свершил правосудие самое остроумное; и
719
…Виган с женой играл в шахматы… — Упоминание шахмат в связи с событиями IX в. — анахронизм, они распространяются в Западной Европе лишь с XI в., хотя в сокровищнице Сен-Дени и других церквей хранятся шахматы, якобы принадлежавшие Карлу Великому, царице Савской, Юлию Цезарю и т. п. (Пастуро 2012, 289—293). Ссора за шахматами — частый мотив, ср. истории Ожье Датчанина, чьего сына убил сын императора Карла, проломив ему голову шахматной доской («Подвиги Ожье Датчанина»), и Рено де Монтобана, убившего сына Карла («Четыре сына Эмона»).
720
Церковь святого Леви (beati Lewi) идентификации не поддается; ближайший по созвучию вариант — церковь и приорство св. Лео (Leau или Lau), что, однако, не подходит географически; подробнее см.: Walter Map 1983, 384.
В ту пору графом Нантским был Хоэль [721] , юный, пригожий и отважный; хотя он и мог без труда снискать милость этой дамы, лишь тем был ей мил, что был средством причинить вред Вигану; она отряжает к нему гонцов, и они сходятся в едином духе беззакония, она ради мести, он ради алчности, оба ради сластолюбия. Они жаждут друг друга, каждый — своего и оба — смерти Вигана. Несчастного обманывают; жена коварно посылает его, якобы уладить дела близ нантских рубежей, и его убивают. Хоэль захватывает все, делает чужую жену своей, а приемную дочь выдает замуж за знатного мужа по имени Илиспон. Через несколько лет Хоэль прижил с ней сына, которого нарек Саломоном, а потом умер.
721
…графом Нантским был Хоэль… — См. примеч. 715.
Наследовал ему Илиспон; могучим вторжением он завладевает всей Бретанью, а чтобы не осталось кому злословить его наследование, ищет убить Саломона. Но один муж из тех краев, благородный и весьма верный, Эннон, сжалившись над ребенком, похищает его и прячет его среди своих кухонных слуг, чтобы скрыть величие его рода, воспитывая его среди людей ничтожных, в рабском состоянии и убогом положении. Лишь его пестун со своей женой знал о нем правду.
Когда было ему пятнадцать лет, вепрь, бежавший от Илиспоновых ловцов, по случайности ринулся в рощу близ кухни, где жил Саломон. Эннон и его домочадцы выскакивают на лай собак и оцепляют рощу вместе с ловцами. Никто не осмеливается приблизиться к вепрю; бросается на него Саломон, в скаредном платье, но с отважным видом, с плащиком в левой руке и ножичком в правой, храбро встречает его наскок левой, умерщвляет правой: прекрасное это зрелище отроческой отваги вызывает у всех изумление. Пока из-за огромности вепря все глаза устремлялись на него и на отрока, отзывает его в сторону старый охотник, что был с его отцом, и спрашивает об имени его и роде. Тот молвит: «Имя мне Саломон, рода своего не ведаю, ибо меня, брошенного, нашел и воспитал Эннон». Тот со слезами отвечает: «Я ведаю». Когда отрок рассказал это Эннону, тот, боясь, что его затею выдадут и Илиспон его убьет или по меньшей мере лишит владений, укрепляет свои города, отбрасывает страх и открыто оповещает всех, знакомых и незнакомых, о своем намерении. Он просит помощи себе и своему господину. Многие князья Бретани, уже раздраженные угнетением и самовластием Илиспона, видя теперь желанный случай, с весельем стекаются к Эннону.
Весть об этом страшит Илиспона, он призывает всех, кого можно, на помощь. Среди них прибывает Мейнфелин из Кимелека [722] , муж великой мудрости. Жена Илиспона положила глаз на юношу из сего собранья, они влюбились друг в друга и боялись, как бы Мейнфелин, человек проницательный и догадливый, не разоблачил их тайны. Госпожа замышляет удалить его от двора, или обвинив в чем, или навлекши на него что-нибудь постыдное. Приметив это, он наказует своим восьми сыновьям и всей челяди во всех обстоятельствах выказывать ту воздержность, какую увидят в нем самом. Шут, который по приказанию госпожи бродит по его дому, опрокидывает на голову Мейнфелину, пьющему молоко за столом, кувшин с молоком, но тот, словно потешаясь над его глупостью, выплескивает молоко на шута и с добродушным и мирным лицом ждет случая отомстить Илиспону, хотя по видимости считает, что никакой обиды ему не нанесено и что все это — чистое сумасбродство дурака. Когда все это забылось и не отмстилось, он получает позволение отбыть и уезжает якобы домой. Явившись к Эннону, он застает его в унынии и пробуждает в нем радость своим приходом. Эннон говорит ему: «Единственное, что, по нашим опасениям, помехою нашей победе, которую Бог нам послал с тобою и через тебя, это то, что сосед наш Камон, юноша разумный, доблестный и владеющий множеством отменных замков, с моего согласия лелеял надежду жениться на моей единственной дочери, доселе не знавшей мужчины; а теперь, слыша, что я переменил решение и думаю выдать ее за Саломона, он укрепляет города, собирает людей, всячески умножает свои силы и, явственной яростью воспламененный, хочет отмстить свои обиды. А так как ненависть, в которую впадают из любви, самая упорная, если он не обратится к нам на помощь, мы ничто». Тогда мудрец: «Пусть пойдут со мною Саломон и твоя дочь, и мы уймем его гнев». Они последовали за мудрецом, а Камон вышел им навстречу с великим сонмом ратников. Мудрец ему: «Господин наш Саломон, которого законы отцов и его права поставили над нами, уступает вам свою любовь, дочь Эннона, девицу, чтобы вы, первым пылавший к ней долгим огнем, не были обмануты в своих влечениях, и отрекается от своего желания, дабы удовольствовать вашему, предпочитая сам терзаться и снедаться, чем открыть такому другу стезю соблазна». Побежденный этим великодушием, Камон превознес Саломона за его скромность и за возвращение его возлюбленной и обещал привести в помощь им свои силы.
722
Кимелек — возможно, Кемперле (Quimperle), как замечает М. Р. Джеймс.
Услышав обо всех сих договорах, Илиспон собирает войска, спешит навстречу Саломону и назначает день битвы. Бдительный старец из Кимелека еженощно осматривает поле битвы, состояние места, лучший к нему подход, где стать, куда отступать. Он занимается этим ночью, чтобы не открыть врагам своих хлопот, как бы те не переменили места как слишком хорошо исследованного или не последовали его примеру. Довелось ему увидеть нечто примечательное: в ночь перед битвой Илиспон в одиночестве пришел к дереву на помянутом поле и на глазах у старца совершал жертвоприношение преисподним богам, и те наконец ответили его настойчивости: кто-де первым окажется тут поутру, тот и выйдет победителем. Но пока Илиспон идет назад к своим, дабы выстроить их к бою и тотчас вернуться сюда, мудрец приводит пред рассветом на это место Саломона, чтобы ему досталась победа, и он оказывается первым. Мудрец выстраивает полки Саломона на битву, оставив в запасе сто ратников, коих скрывает он в тылу, в густом леске.
Коротко сказать, войско Илиспона было разбито и обращено в бегство, но мудрец и семеро его сыновей погибли. Когда же Саломон возвращался с пятнадцатью ратниками, ибо все прочие пали, внезапно встретился ему некий Левкий, один из его союзников, с тридцатью шестью своими людьми. Видя себя сильней Саломона, он помышляет в преступном сердце, что если убрать Саломона с дороги, он как сильнейший в королевстве сможет возложить на себя диадему; он в стороне держит совет со своими, у Саломона рождаются подозрения, и он со своими людьми готовится к защите и бегству. Бросается на него Левкий со своими и превосходящим числом обращает в бегство. Заслышав шум, сто ратников, скрытые мудрецом в лесу, внезапно перехватывают Левкия, берут его со всем отрядом в плен и карают их достойною изменников смертью через повешение. После этого вся Бретань подчинилась Саломону и его наследникам.