Забавы придворных
Шрифт:
Хотя из-за своей алчности Герберт надолго увяз в дьявольском клее, он правил Римской церковью крепкой рукой и с блеском; говорят, при каждом его преемнике что-нибудь из ее владений да утекало. Я слышал, папа Лев был причиной, что замок Кресцентия доныне удерживают наследники Петра Льва [695] , лишив блаженного Петра его наследия. Этот Петр Лев был иудей, обращенный в нашу веру трудами папы Льва и получивший от него прозвание Льва; папа Лев усердно обогащал его доходами и землями и поручил ему охрану помянутого замка для его чести и славы. Кроме того, папа дал ему в жены дочь знатнейшего горожанина, от которой Петр имел двенадцать сыновей, своей мудростью доставив каждому из них почетную должность и сделав их первыми людьми в городе. Охрану замка он им оставил с таким наставлением: дал им двенадцать прутьев, крепкою цепью связанных, дабы тот, кто сломает их голыми руками, не развязывая, был первым в наследовании. Каждый силился впустую, и тогда он велел развязать прутья и каждому сломать свой, что и было вмиг сделано. Тогда он молвит: «Так, любезные мои сыновья, пока враждебность застает вас соединенными цепью любви, она отступает, побежденная; но любая сила, что нападет на вас по отдельности, восторжествует». Так по мудрости Петра и осмотрительности его потомства остался у них патримоний Христа, словно их наследие. А в наши времена папа Александр Третий прервал то обыкновение врат святого Петра, что зовется педагием [696] , и предал алтарь Господень этой церкви в мирские руки, то есть уступил римскому префекту; ныне же избран римлянами папа Луций, преемник Александра Третьего, который в прошлом году был Убальдом, епископом Остийским и святой Римской церкви кардиналом.
695
…замок Кресцентия доныне удерживают наследники Петра Льва… — Замок Кресцентия — это мавзолей Адриана, он же Замок Святого Ангела. Бенедикт, обращенный иудей, назвал своего сына Львом в честь папы Льва IX (1049—1054); сын Льва Петр был горячим сторонником Григория VII (1073—1085) и получил этот замок от Урбана II (1088—1099). Это семейство известно в римской
696
Педагий (pedagium) — пошлина, взимаемая с путешественников; как exactio pedaticorum появляется в постановлении I Латеранского собора (1123), а с 1151 г. — в английских источниках. Александр III умер 30 августа 1181 г., Луций был избран 1 сентября.
XII. О БАШМАЧНИКЕ ИЗ КОНСТАНТИНОПОЛЯ, СВЯЗАВШЕМСЯ С ДЕМОНАМИ [697]
Примерно в ту же пору, как Герберт наслаждался призрачным счастьем, был в Константинополе юноша из простонародья, башмачник, превосходивший всех искусников этого ремесла новыми и отменными выдумками. В день он выделывал больше, чем любой другой в два, и всякая его поспешность была изящней прилежности мастеров. Стоило ему увидеть любую босую ногу, кривую или прямую, он тотчас приноровливал к ней башмак, и не работал ни для кого иначе, как поглядев на его ногу, отчего снискал благосклонность знати и не имел времени на бедных. Кроме того, во всех зрелищах на арене, будь то метание, борьба или подобное испытание сил, он всегда первенствовал, и о нем всюду говорили с изумлением. Однажды прекраснейшая девица с великой свитой подошла к его окошку и показала обнаженную ногу, чтобы он ее обул. Несчастный глядит со вниманьем; обувь сделана и продана, и, начав с ноги, он принимает в свое сердце всю женщину, впивая без остатка ядовитую напасть, от которой весь погибает. Алчет раб царской утехи и не находит почвы для надежды [698] . Бросив свою утварь, продав наследственное добро, он делается ратником, чтобы, пусть запоздало, сменив свою низкую участь на положение человека благородного, хотя бы удостоиться более мягкого отказа. Прежде чем осмелиться заговорить с возлюбленной, он ревностно отправляет воинскую службу, за которую взялся, и вследствие успеха, сопутствующего его предприятиям, становится меж ратников тем, чем был меж башмачников. Тогда он делает попытку, но, хотя считает себя достойным, не может добиться желанной девушки от ее отца; воспламеняется чрезмерным гневом и, стремясь силой взять ту, которую не дают ему низость рода и скудость имения, собирает большую ватагу пиратов, готовится морской войной отомстить свою неудачу на суше и, никогда не покидаемый успехом, становится ужасен земле и морю. Между тем как он неуклонно наседает и неизменно преуспевает, доходит до него неложная молва о смерти его возлюбленной; погрузившийся в скорбь, он добивается перемирия и спешит на похороны; видя погребение и приметив место, на следующую ночь он один раскапывает могилу и ложится с мертвой, как с живой. Совершив это нечестие и поднявшись от мертвой, он слышит, что ему должно вернуться сюда в пору ее родов и унести то, что породил. Он повинуется приказу, в урочный час возвращается и, разрыв могилу, принимает от мертвой человеческую голову вкупе с запретом выставлять на погляд, кроме как пред врагами, коих ему надобно будет уничтожить. Он укладывает ее, накрепко обвязанную, в ларец и, уповая на нее, оставляет море и вторгается на сушу. На какой город или деревню ни нападет, выставляет пред собою это горгонское чудо; застывают несчастные, узрев ужас, Медузе подобный. Страшатся безмерно, и все принимают этого человека как своего господина, лишь бы не погибнуть. Никто не разумеет причину невиданной пагубы и внезапной смерти. В один миг видят и гибнут, без звука, без стона; на укрепленьях вооруженные мужи умирают без единой раны; подчиняются замки, города, провинции, ни в чем ему нет помехи, и скорбит все рыцарство, что пало легкой жертвой столь дешевой победы. Одни называют его волшебником, другие богом; чего ни потребует, ни в чем ему не бывает отказа.
697
О башмачнике из Константинополя, связавшемся с демонами. — «Забавы придворных» содержат самую раннюю версию этой средневековой легенды о Горгоне, но следующие две — почти одновременные: у Роджера Ховеденского и Гервасия Тильберийского (Императорские досуги. II. 12; см. Дополнение II). В дальнейшем она появляется в «Приключениях сэра Джона Мандевиля» (XIV в.) и т. д. Подробнее см.: Hinton 1923, 458—460; Varvaro 1994, 138ff.
698
Алчет раб царской утехи и не находит почвы для надежды. — Ср.: Вергилий. Буколики. II. 2.
Среди успехов его сказывают и о таком: по смерти императора Константинопольского его дочь и наследница была этому мужу оставлена. Он принимает это наследство: кто бы отказался? Они прожили вместе некоторое время, и вот она спрашивает его о ларце и не унимается, пока не узнает правды. Известившись обо всем, она ему самому при пробужденье подносит к лицу эту голову, поймав его в собственную ловушку. Великих грехов отмстительница, она велит унести это Медузино чудо и выбросить посреди Греческого моря, и чтобы виновник греха разделил эту гибель. Посланцы спешат на галере и, выйдя на середину моря, ввергают в его глубины два чудовища вселенной. По их исчезновении вскипает пучина с песком; бурленье, как бы сорвавшееся с морского дна, свидетельствует, что отбегают воды, внезапно отпрянув и затрепетав от гнева Всевышнего [699] ; будто море, мучась тошнотой, силится выбросить то, что изнуренная этими родами земля изблевала в него, когда поправилась. Вскипают буруны до звезд и, подобно огню, устремляются ввысь [700] . Но через несколько дней переменяется сих чудес направленье: воды, к звездам взмывавшие, обращаются вниз и образуют водоворот, вращаясь вечным круженьем. Что было бугром, стало ямой. Ведь глубинный ил, не выдерживая отвращения и содрогания морского, истощился и отступил, оцепенелый, и, разошедшись безмерным зиянием, открыл путь до последних пределов бездны [701] . Потому это место способно всосать все, что ни прольет в него огромность морская, подобно Харибде близ Мессаны. Что ни упадет туда по случайности, что ни будет втянуто жадным зевом, оказывается в неисцелимой опасности; а как имя девице было Саталия, то и это место, всеми избегаемое, зовется водоворотом Саталии, а в просторечии — Пучиной Саталии (Gouffre de Satilie) [702] .
699
…от гнева Всевышнего… — Ср.: Авв. 3: 8.
700
Вскипают буруны до звезд и, подобно огню, устремляются ввысь. — Картина хаоса, в котором смешивается природа стихий: валы кипят и устремляются вверх, словно огонь (см., например: Овидий. Метаморфозы. I. 26 и след.).
701
…до последних пределов бездны. — Иов 38: 16.
702
Gouffre de Satilie — распространенное среди крестоносцев название залива Антальи (от греч. ??? ?????????).
XIII. О НИКОЛАЕ ПИПЕ, МОРСКОМ ЧЕЛОВЕКЕ [703]
Доныне живы многие, кто рассказывает нам, что видел в море эту великую, всякое изумление превосходящую диковину — Николая Пипе, морского человека, который подолгу, по месяцу или даже году, оставался не дыша без вреда для себя в морской глуби вместе с рыбами. Предчувствуя бурю, он запрещал кораблям выходить из гавани, а уже вышедшим говорил воротиться. Он был подлинный человек, ничего нечеловеческого в своем облике не имеющий, без всякого изъяна в каком-нибудь из пяти чувств, но сверх естества человеческого одаренный способностями рыбы. Когда он спускался в море с намерением там задержаться, то брал с собою куски старого железа, оторванного с подвод или конских копыт, или изношенной утвари — а для чего, я никогда не слышал. В том лишь он был ниже людей и сходен с рыбами, что не мог жить без морского запаха или воды; когда его отводили подальше, он бежал назад, будто ему дыхания недоставало. Вильгельм, король Сицилии [704] , прослышав о нем, хотел его видеть и велел его к себе доставить, но когда его силком тащили, он умер у них в руках от разлуки с морем. Хотя я читал и слышал о вещах не менее удивительных, я не знаю ничего подобного этой диковине.
703
О Николае Пипе, морском человеке. — Историю этого человека-рыбы рассказывает также Гервасий Тильберийский: «Сицилия отделяется от Италии нешироким проливом, где находятся Сцилла и Харибда, морские водовороты, поглощающие корабли или сшибающие их друг с другом; это место называют Фаро. Туда, говорят, по велению короля Сицилии Рожера спустился Николай Пипа, человек родом из Апулии, почти непрестанно обитавший в глубине моря. Морские чудовища миновали его без вреда, словно хорошего знакомца и приятеля; прилежный исследователь моря, он, когда шли по пучине корабли, предупреждал моряков о близкой буре; внезапно являясь нагим из моря, он ничего не просил у проходящих мимо корабелов, кроме масла, благодаря которому он мог осматривать и исследовать морскую глубь более тщательно. Он говорил, что под водами Фаро есть лесистая падь, объяснял, что из-за преград, создаваемых деревьями с двух сторон, волны сшибаются друг с другом, и утверждал, что в море есть горы и долины, леса и равнины и деревья с желудями: тому подтверждением, что мы сами часто видели морские желуди на берегу» (Императорские досуги. II. 12). Литературная переработка сюжета о Николае Рыбе — баллада Шиллера «Der Taucher», известная русскому читателю по переводу В. А. Жуковского («Кубок»). Подробнее см.: Hinton 1923, 460—461; Varvaro 1994, 53—55.
704
Вильгельм, король Сицилии, — Вильгельм I (1154—1166)
Над Ле-Маном в воздухе являлось многим сотням людей большое козье стадо. В Малой Британии [705] виделись по ночам гурты угнанной скотины и ратники, гонящие их, всегда в молчании; бретонцы часто отгоняли себе от этих стад коней и скот и пользовались ими — иногда себе на гибель, иногда без вреда.
Скитающиеся ночью сонмища и полки, что зовутся Герлетинговыми, весьма известные в Англии, являлись до времен короля Генриха Второго, нашего господина, — войско в бесконечном блуждании, безумном кружении и бесчувственном молчании, и там показывались вживе многие, о ком было известно, что они умерли [706] . Эта свита Герлетинга последний раз появилась на границе Уэльса и Херефорда в первый год царствования Генриха Второго, около полудня, шествуя, как это у нас заведено, с подводами и вьючными лошадьми, седельными сумками и корзинами, птицами и псами, бегущими скопом мужчинами и женщинами. Те, кто увидел их первым, рожками и воплями подняли против них всю окрестность; по обычаю этого бдительного племени [707] подоспел большой отряд со всяческим оружием, и так как словами они не смогли ни слова добиться от этих скитальцев, то готовились добиться ответа стрелами. Но те, поднявшись в воздух, внезапно исчезли.
705
В Малой Британии… — Ср. выше, IV. 15.
706
…показывались вживе многие, о ком было известно, что они умерли. — Исходный, короткий вариант истории короля Герлы (I. 11). В согласии с европейским фольклором свита Герлетинга состоит из умерших, а в переработанной версии эта деталь опущена, поскольку Мап прибавил предысторию Герлы и его людей, объясняющую, как они оказались в этом положении (Smith 2017, 91).
707
…этого бдительного племени… — Т. е. валлийцев.
С того дня нигде больше не показывалось это воинство, словно нам, неразумным, передало свои блуждания, в которых мы платья изнашиваем, царства опустошаем, себе и коням тело разбиваем, не имеем времени лечить недужные души; ничто полезное не приходит к нам бесплатно, никакой выгоды не получается, если посчитать убытки; ничего не делаем обдуманно, ничего свободно; носимся безумно, в пустой и бесплодной спешке; и между тем как наши князья всегда беседуют тайно, в укромных местах с закрытыми и охраняемыми входами, ничто у нас не делается по совету. Нас мчит неистовство и пылкость; о настоящем заботимся нерадиво и безрассудно, будущее вверяем случаю, и так как мы сознательно и осмысленно устремляемся к гибели, скитаясь и трепеща, пред прочими людьми мы — унылые изгнанники. У других обычно спрашивают о причине печали, ибо печалятся редко; у нас — о причине веселья, ибо редко мы радуемся. Иногда наша печаль делается легче, но радости мы не ведаем, нас поддерживает утешение, но не благословляет веселье. Вместе с богатством в нас поднимается уныние, ибо чем сильней кто-нибудь делается, тем сильней сотрясается нападениями на его желанье, доставаясь в добычу другим.
При сем жалостном и хлопотливом дворе изнываю я, поступаясь своими желаниями, чтобы угодить чужим. Мало таких, кто способен мне помочь, а навредить всякий может. Если в одиночку не ублажу все общество, я никто; если обставлю человека достойного, сделавшись предметом зависти, обо мне станут тайком злословить и говорить, что мои поборники обмануты внешностью. Человека простого считают глупцом, мирного — ленивым, молчаливого — подлецом, речистого — скоморохом, благодушного — льстецом, попечительного — алчным, <…> опасным [708] , сострадательного — попустителем, богатого — скупым, молящегося — лицемером, не молящегося — мытарем. Тем, кто препоясывается против этого буйства, неизбежно приходится сдерживать свои добродетели и вооружаться пороками, тщательно держа то и другое по своим местам, чтобы пред добрыми выглядеть праведно, пред дурными — дурней всех. Никто, однако, не оспоривает здравомысленного решения — всегда поклоняться Троице тайно и хранить истое благочестие в сокровенной чистоте сердца, чтобы наша воздержность была внутри подобающим образом хранима и беспорочно защищаема, как бы ни попускал Господь изрубить мешок [709] , чтобы внешние обстоятельства не изменяли внутреннего человека и акциденции преходящих вещей не тревожили субстанциального пребывания души в Господе.
708
<…> опасным… — Лакуна в тексте.
709
…как бы ни попускал Господь изрубить мешок… — Т. е. «каким бы испытаниям ни подвергалось наше тело». В переводе Таппера и Огла: «…неважно, сколь широко позволяет Господь развязать мешок Его благодеяний» (Walter Map 1924, 235).
Я хотел разгласить эти вещи о нашем дворе, ибо подобного ни в прошлом не слышали, ни в будущем не испугаются. Я желаю еще, чтобы будущее рыцарство вспомнило об этом бедствии [710] и научилось сносить терпимое, взяв пример от нас, претерпевших несносное. Встаньте же, пойдем отсюда [711] , ибо среди трудов для того, от кого мы отреклись в крещении, у нас нет времени ни умирить Бога, ни угодить Ему. Здесь ведь каждый человек или жену берет, или пару волов испытует [712] .
710
…чтобы будущее рыцарство вспомнило об этом бедствии… — Игра словами militia—malitia, имевшая богатую историю в XII в. (Ансельм Кентерберийский, Бернард Клервоский; см., например: Grabois 1992).
711
Встаньте же, пойдем отсюда… — Ин. 14: 31.
712
Здесь ведь каждый человек или жену берет, или пару волов испытует. — Т. е. «отговаривается недосугом», ср.: Лк. 14: 19—20.
Послушайте, как избежал этих обвинений Салий.
XIV. О САЛИИ, СЫНЕ ВЕРХОВНОГО ЭМИРА
Салий, по роду и обряду язычник, был сыном верховного эмира; дивились ему [713] отец его, мать и весь народ из-за его знания, столь зрелого в отрочестве. Озабоченный спасением своей души, он не нашел в языческом законе оснований для надежды. Исследовав предание отцов, он обратился к христианской истине, по крещению, вере и товариществу присоединившись к храмовникам. Когда в пору перемирия его отец, мать и знатные родичи говорили с ним наедине, чтобы заставить его опомниться от заблуждения, он отвечал: «Любезный отец, превосходящий всех в мудрости, оставь плакать и скажи мне, какого воздаяния ты ждешь от богов своей душе за твою службу?» Тот ему: «Любезный сын, уготовали нам рай боги наши, текущий млеком и медом [714] в двух великих потоках, и будет нам в меде вкус всех вожделенных яств, а в молоке — услада всех напитков». Говорит Салий: «Если в вас не будет желания, в них не будет удовольствия; чем больше ваше желание, тем скорее вы, насытившись, отлучитесь по природной нужде. Ибо телесная пища и питье исчезнуть не могут; нужно, чтоб у вас был нужник, и пусть сгинет рай, нуждающийся в такой будке». Видя, что он насмехается над законом отцов своих и что их настойчивость тщетна против его устойчивости, они удалились со слезами и проклятьями. Вот он, ни жены не бравший, ни волов не испытывавший.
713
…был сыном верховного эмира; дивились ему… — Игра слов: filius admirandi … quem admirabantur. Ср. выше, примеч. 496.
714
…текущий млеком и медом… — Исх. 3: 8 и пр.
XV. ОБ АЛАНЕ, БРЕТОНСКОМ КОРОЛЕ [715]
Алан Ребрит, то есть король бретонцев, в недобрый час женился на сестре короля франков, сам будучи графом Реннским и господином, почти королем, всей Малой Британии. Графом Леонским [716] в ту пору был Ремелин, который хотя и клялся в верности Алану и был его человеком, однако был с ним дерзок и чуждался его. Заметив это, жена Алана докучала ему ночами, шепча, что он-де ленив и боязлив, если как-нибудь не взыщет с Ремелина или его жизнь, или подобающую службу. Наконец Алан отвечал: «Легко убрать его с дороги, но у него есть два сына, Виган и Клодоан, ликом схожие, несродные нравами: Клодоан хорошо образован и умен, но опустился до шута, целиком поглощенный стихами и шутками и необычайно в них опытный; Виган же статен и красивее и мудрее всех людей, каких я видел; он обладает такой искусностью в ратном деле и такой отменной доблестью, что скорее превосходит Ахилла и Гектора, нежели им равен. По его мудрости они с отцом никогда не покидают своей земли одновременно, чтобы их было не перехватить вместе». Она в ответ: «Если так обстоит с ними дело, — чтобы по смерти отца не стала для нас еще тягостней вражда сына, мы должны убрать с дороги его, если не их обоих; заставь отца явиться».
715
Об Алане, бретонском короле. — Пересказ бретонской истории IX в., в котором, кроме имен, мало общего с реальностью. Главными фигурами здесь были Саломон, король Бретани (857—874), и Алан (Ален) I Великий, граф Нантский и король Бретани (877—907). «Илиспон» Мапа восходит к историческому Эриспоэ, сыну Номиноэ, основателю Бретонского королевства, убитому Саломоном в церкви в ноябре 857 г. Саломон и его сын Вигон (или Виган) были убиты в результате заговора, составленного Паскветеном, зятем Саломона, и Гурваном, графом Ренна, зятем Эриспоэ. Алан Великий, брат Паскветена, стал герцогом или королем всей Бретани; он был известен как Rebras или Rebres, что Мап интерпретирует как re brit, «король бретонцев». Ремелин, возможно, отражает исторического Риваллона, брата Вигона, или Риваллона, графа Корнуая, современника Саломона. Хоэль, граф Нантский, был сыном Алена Кривой Бороды, герцога Бретонского в 937—952 гг., и, таким образом, жил и действовал в середине—конце X в. Подробнее см.: Walter Map 1983, 376—377.
716
Графом Леонским… — Виконство или графство Леон (Leon), в самой западной части Бретани; прекратило свое существование в конце XIII в., будучи присоединено к герцогству Бретань.