Забвение истории – одержимость историей

Ассман Алейда

Именно против этой секулярной религии культурного наследия направлен «святотатственный» терроризм Исламского государства. Тем самым старая проблема вандализма выходит на новый уровень. Весь мир наблюдал по новостным телеканалам в режиме реального времени за варварскими актами «чистки», уничтожения исторического наследия в Мали, Мосуле или Пальмире. Этот нацеленный удар по западной эстетике и историческому сознанию был нанесен на глазах у всех. Разрушение, преднамеренно растянутое во времени и состоящее из серии коротких эпизодов, вполне соответствует афоризму Ницше: «В памяти остается лишь то, что не перестает причинять боль». Поэтому нам следует обратить особое внимание не только на анонимных разрушителей из рядов ИГ, но и на мужественных спасителей и защитников культурного наследия: Абдель Кадер Хайдара сумел, благодаря самоотверженной поддержке многих помощников, спасти в Тимбукту от уничтожения тысячи средневековых арабских рукописей, которые удалось вывести из страны; Халед Аль-Асад (1934–2015), археолог из Пальмиры, самоотверженно работал там, пока не был захвачен боевиками ИГ и обезглавлен в августе 2015 года; его сирийский коллега Абделькарим со своими сотрудниками сумел до захвата Пальмиры спасти тысячи произведений античного искусства, в том числе множество скульптур, ценных могильных даров из Некрополя, которые были перевезены в Национальный музей Дамаска.

Телевизионные

кадры, запечатлевшие злодеяния ИГ, повергли весь мир в состояние длительного шока; визуальное распространение актов вандализма стало важным компонентом нового метода ведения войны. Эти акты вандализма пришлись как раз на то время, когда многие страны мира достигли в рамках ЮНЕСКО соглашения о принципах сохранения культурного наследия для будущих поколений. Шоковое воздействие этих актов было усилено данным противоречием. Человечество живет ныне в условиях глобализации, которая объединила весь мир густой сетью синхронной коммуникации; однако этот мир, как мы видим, внутренне глубоко расколот отношением к своим ценностям. Речь идет не только о культурных различиях, но и о разделенных мирах, противоречия между которыми оказываются непреодолимыми и даже не могут стать предметом переговоров. В этой новой всемирно-исторической ситуации мы должны по-новому взглянуть на проблему культурного наследия в настоящем и будущем.

Разрушение Пальмиры ошеломило весь мир. Здесь нельзя не вспомнить слова из песни Джони Митчелл: «You don’t know what you’ve got ’til it’s gone» [93] . Пока террористы постепенно разрушали Пальмиру, уничтожая памятники культуры, телевизионные кадры этих событий заполняли интернет, приковывая всеобщее внимание. Но даже когда памятник культуры разрушен, не всегда ясно, утрачен ли он окончательно. Как показывает пример с головой Ленина, некоторые ликвидированные памятники порой возвращаются. Так, здания, снесенные в ХХ веке по тем или иным соображениям, ныне порой восстанавливаются, в том числе московский храм Христа Спасителя или рижский Дом Черноголовых и берлинский Городской дворец, если говорить о наиболее показательных случаях. Когда восстановление прежнего здания происходит при жизни следующего поколения или еще позднее, то зиявшая ранее пустота легко заполняется, она автоматически закрывается в сознании людей восстановленным зданием. Можно с уверенностью сказать, что историческая Пальмира продолжит свою жизнь в изображениях и текстах [94] . После того как Пальмира будет отбита у ИГ, возникнет новый вопрос: можно и нужно ли восстанавливать эти исторические руины?

93

Что имеем – не храним, потерявши – плачем.

94

См.: Veyne P. Palmyra. Requiem f"ur eine Stadt. M"unchen, 2016, а также рецензию на эту книгу: Kilb A. Requiem auf einen Aussenposten zwischen den Welten // FAZ. 12.3.2016. № 61. S. L 15.

В тени Холокоста – Армения, гереро и нама: геноциды в начале ХХ века

Холокост не был первым геноцидом ХХ века; до этого имели место еще два случая подобных преступлений против человечности: армянский геноцид 1915 года, организованный младотюркской Партией единства и прогресса, и истребление племен гереро и нама в 1904–1908 годах, совершенное немецкими колониальными войсками на территории нынешней Намибии. Немцы были так или иначе причастны к обоим названным случаям геноцида. Срока давности для геноцида не существует, и память о нем сохраняется иначе, нежели память о войне. Если после войны друг другу противостоят победители и побежденные, которым вслед за заключением мира приходится сохранять в совместном будущем столь разные воспоминания об эксцессах насилия, то после геноцида друг другу противостоят преступники и жертвы, причем преступники делают ставку на забвение событий прошлого и их вытеснение из памяти, а жертвы обычно формируют сильную и устойчивую мемориальную культуру. Подобная радикальная асимметрия между интенсивным желанием забвения, с одной стороны, и императивом памятования, с другой, характеризует ситуацию долгих лет после геноцида, которая воспроизводит и продолжает асимметрию могущества и бессилия во взаимоотношениях между обеими сторонами. Эта забытая и вытесненная из памяти история не дает покоя. 2015 и 2016 годы дали немало поводов проверить, насколько актуальны ныне события прошлого, и обратиться к ним вновь.

На полпути между памятованием и забвением: терминологические споры и дипломатическое лавирование

На протяжении всего 2014 года средства массовой информации отмечали столетие Первой мировой войны необозримым количеством разнообразных программ и передач. Забытая война вновь оказалась у всех на устах. Но к концу года этот всеобщий интерес так же неожиданно угас, как вспыхнул в начале. Когда 24 апреля 2015 года наступила памятная дата столетия армянского геноцида, Первая мировая война, в тени которой было совершено это преступление, уже опять исчезла из памяти. Благодаря координации своих многообразных акций средства массовой информации способны привлечь внимание широкой общественности к определенному событию и некоторое время поддерживать к нему интерес. Но окно внимания тут же закрывается снова, едва на передний план выходят другие события, приковывающие к себе всеобщее внимание. СМИ служат опорой для коллективных воспоминаний, но они не способны сами порождать эти воспоминания. Для этой цели нужны другие инстанции и мероприятия, как то: юбилейные торжества, резолюции бундестага или школьные учебные планы.

Армянский геноцид является наглядным примером того, как определенное историческое событие выходит из забвения, чтобы постепенно, шаг за шагом вписаться в немецкую национальную память. В данном случае это историческое событие не было полностью забыто, поскольку оно оставалось предметом разногласий, причиной кризисных ситуаций и дипломатических конфликтов. При этом речь шла даже не о содержании исторического события, а исключительно о его наименовании. Слово «геноцид» было придумано польским евреем Рафаэлем Лемкиным в 1943 году и использовано в 1948 году, когда ООН приняла Декларацию прав человека, для соглашения о предупреждении преступления, именуемого геноцидом, и наказании за него. За счет этого понятия Лемкин хотел дополнить защиту прав отдельного человека защитой прав этнических и религиозных меньшинств, подвергающихся преследованию и находящихся под угрозой истребления. Это понятие позволило ему показать последствия уничтожения значительной части

польского населения и массового истребления европейских евреев нацистской Германией; при этом он думал и о судьбе армян [95] .

95

Moyn S. The Last Utopia. Human Rights in History. Cambridge, 2010.

В армянском геноциде 1915 года повинна Османская империя, а конкретно – националистическая партия «младотюрков». Из распавшейся Османской империи в 1923 году сформировалась турецкая нация, созданная Кемалем Ататюрком. Новое государство, будучи преемником Османской империи, до сих пор не берет на себя ответственность за совершенное преступление против человечности; напротив, оно проводит активную политику отрицания геноцида. Поэтому в отличие от евреев армяне находятся в ситуации, когда они не могут вспоминать собственную травматическую историю вместе с наследниками преступников, которые переворачивают ее с ног на голову, ставят ее под сомнение или вовсе отрицают. Независимо от непосредственных взаимоотношений между преступниками и жертвами более двадцати стран мира – от Аргентины до Кипра – признали к настоящему времени факт армянского геноцида, сложилась широкая поддержка армян в рамках международной мемориальной политики, к которой присоединились Европейский парламент и Ватикан. По мере расширения этого мемориального альянса все проблематичнее становилась позиция стран, отказывающихся признавать армянский геноцид, ибо независимо от их намерений на них падает подозрение в активной поддержке политики Турции, нацеленной на забвение преступления.

В подобной ситуации речь идет на политическом уровне не столько о самом историческом событии, сколько о юридическом понятии, квалифицирующем это событие. В Турции используют термин «резня», но отвергают слово «геноцид». По версии турецких историков, о «геноциде» нельзя говорить хотя бы потому, что Османская империя не оставила ни одного документа, указывающего на намерение систематического истребления армян. Термин «геноцид» в высшей степени взрывоопасен. В политической дискуссии он порождает собственную динамику, которую непросто удержать под контролем. На это есть разные причины. Во-первых, понятие «геноцид» стало обычным приемом политических активистов, которые пользуются им всякий раз, когда хотят представить себя в роли жертв, чтобы привлечь повышенное внимание к собственным проблемам. Одновременно оно как нельзя лучше пригодно для максимальной криминализации политического противника и его полной дискредитации в глазах мировой общественности. Например, Андрей Пургин, возглавлявший до 2015 года Донецкую народную республику, сепаратистское движение на востоке Украины, посетовал в одном из своих интервью на недостаточную гуманитарную поддержку со стороны ООН, заявив, что Украина осуществляет «геноцид по региональному принципу». Созданное Пургиным «национально-освободительное движение» вынуждено, по его словам, реагировать на сложившуюся демографическую ситуацию, которую он называет «геноцидом»: «Украина уже много лет уничтожает русских как народ. В 1991 году [на Украине] было семнадцать миллионов русских, а в 2013 году русскими назвали себя лишь четыре-пять миллионов из них. У русских дедушек и бабушек внезапно оказались украинские внуки» [96] . Во-вторых, глобальная общественность восприняла истребление евреев нацистами как экстраординарный образец и модель геноцида. Указание на геноцид служит, с одной стороны, агрессивной стратегией в конкуренции жертв, а с другой стороны, используется в рамках разнонаправленной памяти (multidirectional memory), чтобы добиться признания для тех случаев геноцида, которые пока еще не получили этого статуса. Наблюдается также инфляция понятия «геноцид» за счет его неоправданного использования; порой, напротив, это понятие табуируется, чтобы подчеркнуть уникальность Холокоста по сравнению с другими случаями геноцида. Такова была, например, аргументация Франка-Вальтера Штайнмайера, который выступил на дебатах в бундестаге 24 апреля 2014 года против признания армянского геноцида.

96

Инфопресса, 17.12.2014. Интервью Ютты Зоммербауэр: https://www.inopressa.ru/pwa/article/16Dec2014/diepresse/Purgin.html.

Когда эта тема приобретает такую остроту, возникает желание поскорее избавиться от нее из-за опасений конфликта с Турцией или с турками, проживающими в Германии. Федеральная земля Бранденбург первой в Германии включила эту тему в школьную программу истории в 2002 году, из-за чего почувствовала столь сильное недовольство и «дипломатическое давление» на себя, что в 2005 году тема геноцида была вновь удалена из школьной программы [97] . Даже спустя столетие после событий 1915 года политические верхи Берлина продемонстрировали, как сложна для них по сей день проблема памяти об армянском геноциде. Зато Федеральный президент Йоахим Гаук сумел найти недвусмысленные слова в своем выступлении на экуменической панихиде, состоявшейся 23 апреля 2015 года в Берлинском соборе. Он ясно заявил, что речь идет о «геноциде, совершенном с армянами, арамейцами, ассирийцами и понтийскими греками», и указал на совиновность германского рейха как ближайшего военного союзника Османской империи, который до сих пор недостаточно признал свою ответственность за то, что знал о совершаемом преступлении и даже был их соучастником. На циничный вопрос Гитлера «Кто говорит сегодня об уничтожении армян?» Гаук, спустя семьдесят шесть лет, ответил: «Мы говорим об этом! Мы!»

97

M"onch R. V"olkermord an Armeniern vom Lehrplan genommen // FAZ. 24.1.2005.

Если 24 апреля 2015 года большинство депутатов бундестага высказались за признание указанных исторических событий актом геноцида, то правительство ФРГ предпочло занять уклончивую позицию и заявило, что выяснять отношение к резне и депортациям 1915–1916 годов должны прежде всего те страны, которых они затрагивают, то есть Турция и Армения. Через год дипломатическое лавирование продолжилось. Йоахим Гаук и Джем Одземир, сопредседатель партии «Зеленых», выступили инициаторами возобновления дебатов. После часовой дискуссии 2 июня 2016 года бундестаг единодушно принял резолюцию по Армении при одном голосе против и одном воздержавшемся. Эта резолюция преследует сразу несколько целей: четкое позиционирование по отношению к конкретным историческим событиям, признание совиновности Германии, стремление внести вклад в примирение между армянами и турками. Резолюция имела лишь один изъян: канцлер Ангела Меркель, вице-канцлер Зигмар Габриэль и министр иностранных дел Франк-Вальтер Штайнмайер не смогли принять участие в голосовании. Им, к сожалению, помешали неотложные дела.