Заговорщица
Шрифт:
На том они и разошлись. Днем Крийон покинул замок и направился в ту самую гостиницу, где Пардальян угощал, его обедом. Шевалье, ккак и обещал, никуда оттуда не выходил. Они встретились, посидели за бутылочкой испанского муската, побеседовали.
Наслаждаясь вином, Крийон с улыбкой заметил:
— Вы всегда знаете, шевалье, что может доставить человеку удовольствие.
— Как только вы вошли, я сразу понял, что вы умираете от жажды, дорогой Крийон. Я понял, что мой долг хозяина велит мне немедленно предложить вам этот чудесный мускат.
— Вы знаете, почему я пришел?
— Наверное, вы придумали, как провести меня в замок и где спрятать…
— Именно так. И стоит вам захотеть…
— Может, прямо сегодня?
— Если вам нужно сегодня…
— Мне ничего не нужно, но вот королю, думаю, необходимо…
— Договорились, — сказал Крийон, — значит, увидимся сегодня вечером. Как пробьет шесть, приходите к воротам замка. Остальное я беру на себя…
В это время года в шесть вечера уже опускаются густые сумерки. Пардальян, закутавшись до самых глаз в плащ, терпеливо ждал перед воротами замка. Наконец появился Крийон.
— Пойдем! — сказал капитан. — Только сперва поклянитесь мне, что…
— Нет, — прервал его шевалье, — я вам ни в чем клясться не буду. Я уже сказал вам и готов повторить: во-первых, короля хотят убить, и, во-вторых, я не желаю, чтобы Генриха III убили. Думаю, этого достаточно.
— Пойдемте! — со вздохом сказал Крийон.
Он взял Пардальяна под руку, и они, беззаботно беседуя, вошли во двор замка. При виде командира часовые отдавали честь. Они поднялись по боковой лесенке на третий этаж, и тут Крийон с облегчением воскликнул:
— Теперь все в порядке! Вам ничто и никто не угрожает!
— А где вы хотите меня спрятать? — спросил Пардальян.
— У Руджьери, — ответил Крийон. — Если хотите, астролог даже составит вам гороскоп.
Пардальяну стало не по себе, однако виду он не подал. Напротив, произнес, как всегда, спокойно:
— А почему бы и нет? Всегда хочется узнать, что о тебе думают на небесах. Ведь сам я пока не собираюсь туда переселяться…
Они поднялись наверх, Крийон открыл низкую дверь, и Пардальян оказался в просторной, почти пустой комнате. За столом сидел астролог Руджьери и внимательно читал какую-то старинную книгу в деревянном переплете.
Крийон представил шевалье как собственного родственника и добавил на ухо Руджьери, что этот человек оказал Его Величеству важную услугу. Попрощавшись с шевалье, бравый капитан вышел, оставив Пардальяна один на один с астрологом.
Руджьери внимательно посмотрел на гостя. То ли шевалье за шестнадцать лет сильно изменился, то ли у астролога с возрастом ослабла память, но он не узнал юношу, которого когда-то по его приказу заточили в камеру смертников и едва не раздавили железным прессом… Юношу, чья кровь была нужна Руджьери для оживления Деодата, сына астролога и королевы…
— Прошу вас, сударь, — сказал Руджьери.
Он проводил гостя в соседнюю комнату.
— Здесь вы у себя дома, — гостеприимно сказал астролог. — Как видите, в комнате три двери. Одна выходит в мой рабочий кабинет, вторая в коридор, а третья ведет в такую же комнату. Эта дверь всегда заперта. Кроме того, если вы хотите сохранить ваше пребывание здесь в тайне, рекомендую не шуметь. Дело в том, что в смежной комнате прячется один дворянин. Я предоставил ему убежище — так же, как и вам. Он проведет в замке несколько дней.
С этими словами Руджьери откланялся и удалился.
«Странно! — подумал шевалье. — Что это за дворянин и почему он прячется?»
Глава XXXIII
ГЕРЦОГИНЯ ДЕ ГИЗ
Теперь расскажем нашим читателям о событиях, что произошли ночью двадцать первого декабря 1588 года в том самом старинном особняке, где состоялось собрание заговорщиков.
На втором этаже дома находился огромный зал, занимавший почти весь этаж. Шесть его высоких окон выходили на парадный двор особняка. Перед залом имелось что-то вроде прихожей — небольшая, скромно меблированная комната. Заглянем же, читатель, в эту комнату.
Часов около десяти вечера два человека вели там серьезную беседу. В кресле сидела женщина, а перед ней стоял мужчина. Он, похоже, только что совершил долгий переезд. Вид у него был усталый, одежда заляпана грязью.
Фауста беседовала со своим нарочным, несколько минут назад вернувшимся из Рима.
Прекрасная итальянка выглядела по обыкновению спокойной и бесстрастной. Но глаза ее горели, и слабый румянец окрасил бледные щеки. Те, кто хорошо знал Фаусту, сразу бы заметил, что она старается скрыть сильнейшее волнение. Мужчина держал речь. Вот его слова:
— Я прибыл в Рим двадцатого ноября. У меня были ваши письменные распоряжения, а также устные инструкции. Я все исполнил. Рассказать подробней?
— Не стоит. Переходи к главному. Постарайся изложить все точно и ясно.
— На третий день моего пребывания в Риме кардинал Ровенни добился для меня аудиенции с Сикстом V. У меня не было иной возможности попасть к папе, пришлось прибегнуть к помощи этого предателя Ровенни. Он, видимо, рассчитывал, оказывая вам услугу, примириться с вами…
— Неважно. Все равно, кто тебе помог.
— Итак, я встретился с папой. Когда я объявил, что я — ваш посланник, папа разъярился, крикнул, что покарает смертью подобного наглеца, и велел заточить меня в темнице замка Сант-Анджело. Но на следующий день Сикст посетил меня в тюрьме и спросил, что ему велела передать проклятая еретичка. Я ответил, что принес предложение о мире. Но пока я сижу в темнице, ни о каких переговорах не может быть л речи. Я представляю вас и, следовательно, имею право вести беседу на равных.
— И что ответил этот старый свинопас?