Заговорщица
Шрифт:
— О-о-о! — только и простонал брат Тимоте, но сколько чувств вложил он в этот стон!
— Дорогой гость, — пригласил Моревер, — садитесь же и чувствуйте себя как дома!
— Тогда, если позволите, я сниму рясу. Мы, старые солдаты, никак не можем привыкнуть к этим длинным одеяниям. В них очень неудобно сражаться. А ведь застолье — это та же битва…
Брат привратник сбросил рясу на кровать и остался в кожаной кирасе. Расположившись за столом, он вооружился ножом и приготовился атаковать паштет.
— Прошу! — сказал Моревер. — Вижу, вы сохранили с прежних времен кое-какие привычки, кирасу вот носите…
— Простая предосторожность, — ответил брат Тимоте с полным ртом. — В нынешние времена ничего не стоит получить удар кинжалом…
Моревер кивнул.
— Значит, до пострижения вы были солдатом?
— Сен-Дени, Жарнак, Монконтур, Дорман, Кутра, — перечислил поля сражений брат привратник, потрясая ножом.
Обед протекал мирно, сотрапезники беседовали о том, о сем. Монах совершенно успокоился и ел за двоих, а пил за четверых. Он рассказывал о своих военных подвигах, будучи в восторге от такого внимательного слушателя, как Моревер.
Наконец наступил момент, когда монах выпил ровно столько, что готов был выболтать секрет. Это тут же подметил Моревер.
— Так вы говорите, что почтенный настоятель отец Бургинь направил вас ко мне? — как бы невзначай спросил Моревер.
— Ну, не совсем к вам… но вы можете помочь… благослови вас Бог за тот восхитительный обед, которым вы меня угостили… По правде говоря, я приехал повидаться с герцогиней де Монпансье…
— А зачем вам герцогиня? — поинтересовался Моревер, открывая очередную бутылку.
— Зачем?.. — пьяно пробормотал брат Тимоте. — А я и сам не знаю…
— Черт возьми! Но не для того же, чтобы признаться ей в любви?!
— Вот еще! Этого только не хватало! Вообще-то я везу ей письмо… Но я не знаю, где смогу встретиться с герцогиней, и хочу посоветоваться с вами…
— Вы хотите, чтобы я передал ее светлости письмо? С удовольствием передам! — живо отозвался Моревер.
— Нет, нет! Настоятель Бургинь строго наказывал: «Тимоте, никому ни слова о письме!»
— Но вы же мне уже рассказали, — возразил Моревер.
Монах понял, что запутался в собственной лжи, и поспешил добавить:
— Отец настоятель мне велел так: «Тимоте, если тебя схватят с письмом, пусть убьют! Но перед смертью проглоти послание!» Поэтому, дорогой друг, я не могу вам показать, а тем более передать это письмо: оно у меня зашито в рясе.
— Тогда что же вы от меня хотите?
— Ну… вы проводите меня к герцогине… надо, чтобы кто-то ввел меня в дом…
— Трудное дело! Герцогиня давно спит!
— Не обязательно сегодня вечером… можно, например, послезавтра.
— А не поздновато ли? — покачал головой Моревер.
— Завтра утром!
— Поздно! Я точно знаю, что рано утром герцогиня покинет Блуа. Не далее как сегодня я слышал это от герцога де Гиза, ее брата.
Монах ужасно расстроился и даже побледнел.
— Ничего страшного! — успокоил его Моревер. — Подождете ее возвращения. Герцог сказал, что она уедет на один-два месяца, не больше.
— Два месяца?! Какой кошмар! — простонал монах. — И зачем я только застрял в той гостинице, забыл уж в каком городишке… Там, знаете ли, была служаночка, и вот она сначала не хотела меня поцеловать, а потом… Ох, что я скажу отцу настоятелю?!. Он меня выгонит из монастыря…
— Все может быть… Ваше несчастье тронуло меня до глубины души. Но есть еще способ все уладить…
— Боже! Вы меня возвращаете к жизни! И какой же это способ?
— Пойти к герцогине прямо сейчас. Я принят у нее в доме, если пойдете со мной, нас пустят. Я берусь разбудить госпожу де Монпансье!
— Идем! Скорей! — воскликнул монах. — А где живет герцогиня?
— Рядом с замком. Смелее, друг мой! Надевайте рясу и вперед — я все улажу.
— Ох, как мне повезло, что я застал вас в гостинице «У святого Матфея». Вернусь в монастырь, поставлю этому святому свечку.
— Я бы на вашем месте поставил две, — иронически посоветовал Моревер. — Пойдемте, но только тихо! Незачем будить всю гостиницу.
— А как же мы попадем на улицу?
— Сейчас увидите. — ответил Моревер.
Они погасили свечи, прошли через коридор и вернулись в комнату, занимаемую монахом. — в комнату номер три. Моревер открыл окно; к нему была приставлена лестница.
Если бы монах не был так пьян, он бы, наверное, понял, что Моревер недаром порекомендовал ему занять именно эту комнату. Но брат привратник уже утратил способность размышлять. Он спустился через открытое окно вслед за Моревером.
Недавно пробило половину двенадцатого. Туман не только не рассеялся, а, напротив, стал еще гуще. Город погрузился во тьму. Они не встретили не единой живой души.
Брат Тимоте покорно брел за Моревером. Он ни о чем не думал, единственное, что заботило достойного привратника, это сохранение равновесия. Он очень боялся свалиться, ибо на свежем воздухе у него отчаянно кружилась голова.
Наконец они подошли к замку и двинулись вдоль замковых рвов, заполненных водой. Внезапно Моревер остановился и спросил:
— Стало быть, письмо зашито у вас в рясе?
— Здесь! — и монах показал на грудь. — Его найти нелегко!
— Вы сказали, что письмо важное?
— Очень важное?!
— И вы никому на свете его не отдадите?
— Никому! Даже вам!
— А вот это мы еще посмотрим!
Моревер занес руку, кинжал молнией сверкнул в воздухе — и в тот же миг брат Тимоте, жалобно вскрикнув, упал на землю. Кинжал Моревера проткнул ему горло чуть повыше кожаной кирасы.
Моревер огляделся — никого… Если кто и слышал предсмертный крик несчастного монаха, то вряд ли обратил на него внимание. Моревер хладнокровно склонился над трупом, прощупал рясу, нашел письмо, распорол кинжалом ткань и вытащил бумагу. Потом он поднял покойника, снял с него рясу и столкнул в ров, а рясу захватил с собой.