Закат Пятого Солнца
Шрифт:
— А разве нас не простят ради того золота, которые мы привезем? — спросил Фернан. — В конце концов, мы обещали, что экспедиция окажется выгодной, а именно так оно и выйдет.
— Может, и простят, — пробурчал Кортес. — Но я уже насмотрелся на благодарность губернатора. Пример Грихальвы весьма показателен. Нет уж! Пришло время окончательно порвать с нависающей над нами тенью Диего Веласкеса. Да и разве в прощении дело? Вспомни наши разговоры на Кубе. Я же не ради золота отправился на запад.
Лишь теперь Фернан начинал понимать, зачем Эрнан Кортес в свое время приложил столько сил, отбирая верных людей. Вспомнились и давние слова о том, что рано
Ну а Кортес, сплотив вокруг себя сторонников, начал готовить их к решительным действиям. Его друзья говорили наедине то с одним, то с другим и убеждали каждого в том, что возвращение на Кубу бессмысленно. Что все золото уйдет губернатору, а они останутся столь же нищими, как и предыдущие экспедиции. На руку сыграл и пример Грихальвы, который не дождался от Веласкеса никаких благодарностей. В этих агитациях участвовали все преданные Кортесу люди и число их постепенно росло.
В одно утро генерал-капитан, заблаговременно отослав Диего де Ордаса с десятком солдат на разведку, собрал всех участников экспедиции и повел речь о том, что делать дальше.
Альварадо, Эскаланте, Пуэртокарреро и остальные дружно воспротивились возвращению на Кубу. Они потребовали не только остаться здесь, но и наконец-то прочно обосноваться. Было решено основать город. Хуан Веласкес и прочие сторонники губернатора оказались не готовы к такому повороту событий и не проявили достаточно решимости в возражениях. Обо всем этом тут же составили официальный акт, подписанный королевским нотариусом, сопровождавшим экспедицию.
Поселение получило название Вилья-Рика-де-ла-Вера-Крус — Богатый Город Истинного Креста. Знание юриспруденции очень помогло Эрнану Кортесу. Каждый город имел многочисленные права и подчинялся напрямую самому королю. Так экспедиция формально стала независимой и отмежевалась от губернатора Кубы Диего Веласкеса де Куэльяра. Веракрусу нужна была собственная администрация, и на все должности Кортес назначил верных ему людей. Сам он стал главным судьей города. Диего де Ордас и Хуан Веласкес, переговорив с недовольными людьми, начали выказывать протесты. Но ни к чему хорошему это не привело. Их схватили и заковали в цепи.
Веракрус стал городом пока лишь на бумаге. Внешне это был все тот же лагерь, укрепленный, полный хижин, с расставленными по периметру пушками, но назвать его настоящим городом язык не поворачивался. А главной проблемой оставался голод. Разрешив внутренние неурядицы, Кортес тут же переключился на пополнение запасов провизии.
— Раз уж индейцы не желают больше приходить к нам для торговли, мы, так и быть, сами пойдем к ним навстречу. Педро, собирайся в поход.
И вот Альварадо во главе группы воинов двинулся вглубь неисследованной территории. Затея была рискованная. Сотня солдат могла никогда не вернуться назад, растворившись в чужом краю. Местные жители старались не попадаться на глаза в пределах видимости стоянки испанцев, но кто мог сказать, как они поведут себя с небольшим отрядом, забредшим вглубь их земли? В распоряжении Педро поступило пятеро всадников и почти сто пехотинцев.
Однако, вопреки всем опасениям, через несколько дней отряд Альварадо вернулся без потерь. Это был настоящий успех. Прибывшие несли с собой огромное количество маиса, муки, овощей. Многие шли, будучи обвешаны живыми, тревожно квохчущими курами. Сам Педро, несмотря на успех похода, выглядел довольно мрачно.
—
— Что интересного видел в походе? — спросил Кортес.
— Брошенные деревни! — фыркнул Альварадо. — И в каждом поселении храмы во славу этих языческих демонов. А два раза возле этих алтарей попадались нам тела жертв с вырезанными сердцами, изрядно покромсанные каменными ножами. Зачастую с отрезанными руками или ногами. Видать, наше появление отрывало дикарей от обеденного стола.
Стоявший рядом с Кортесом Алонсо де Пуэртокарреро содрогнулся от этих слов. Заметив это, Альварадо лишь поморщился. В отличие от многих других конкистадоров, у которых вид жертвоприношений вызывал суеверный ужас, в нем это зрелище будило лишь гнев.
— Не бледней ты так, Алонсо! — бросил Педро. — Слуги дьявола не имеют силы там, где есть добрые христиане, способные держать оружие в руках. Подожди, придет время и мы отучим язычников резать людей на алтарях.
Дни проходили за днями и ничего не менялось. Испанцы ловили рыбу, иногда уходили в небольшие разведывательные рейды, подолгу тренировались. Но времени свободного у конкистадоров хватало. Фернан все больше общался с Мариной. Девушка уже настолько бегло говорила на испанском, что Гонсалес только диву давался. Жила в ней некая невероятная тяга к познаниям. Так что Марина настойчиво изучала все новые и новые слова, расспрашивала Фернана о жизни за океаном, просила рассказать обо всем, что он знал. О людях, что там живут и о животных, что там водятся. О странах и городах европейцев, об их обычаях и религии. Охотно рассказывала и о себе.
— Я не родилась рабыней. Мой отец был вождем и правил городом неподалеку от столицы. Но боги призвали его в расцвете сил.
Услышав это, Фернан с трудом удержался от скептической улыбки.
«Какая же рабыня не мечтает иметь аристократические корни? Хотя… А вдруг правда? Этих индейцев не разберешь. Но вот слова о богах… Те чудовища, которым поклоняются местные жители, могут призвать человека только в свое царство, то есть в самый настоящий ад»
А Марина продолжала рассказ.
— Моя мать еще раз вышла замуж и, полностью отдавшись новым чувствам, забыла о своей дочери. Она продала меня в рабство. Я ее не виню. Я ведь теперь христианка, а священник говорил, что мы должны прощать обиды.
Постепенно Фернан все больше узнавал Марину и понимал, что она и впрямь сильно отличается от прочих девушек, подаренных испанцам. Остальные вполне довольствовались ролью наложниц, ни на что больше не претендуя. Привычные к повиновению, они делали то, что им говорили, полностью подчинялись своим новым хозяевам и не проявляли никакой инициативы.
Марине же этого было явно мало. Она в самый первый день заявила о себе, сказав, что знает язык ацтеков. Так из роли просто красивой любовницы она быстро возвысилась до уровня помощницы и советчицы. Марина оказалась сообразительной, быстро училась и обладала неисчерпаемой любознательностью. Она готова была часами слушать любого испанца, у которого находилось для нее свободное время. Так она все лучше осваивала чужую речь и начинала все больше понимать этих чужих удивительных людей, среди которых ей отныне предстояло жить.