Закат
Шрифт:
***
Он входит в тронный зал, высыпает у камина охапку дров с еще не растаявшими шапками снега. Пай тут же кидается разводить огонь, влажное дерево дымит, в конце концов занимается неохотно, пламя облизывает поленья, как невкусную, но единственно доступную еду.
На полу у камина старое одеяло, и на него, а не на трон, садится Темный властелин. Комнату совершенно выстудило за ночь, впрочем, остальной замок еще холодней. Тронный зал должен быть жилым — а раз так, проще жить только в нем.
Он смотрит, как его единственный слуга дышит на замерзшие пальцы, указывает на место рядом с собой.
— Иди сюда, — и, дождавшись, когда Пай сядет, накрывает его плечи своим плащом.
Последние зимы в Черном замке. Хорошо, что рыцари предпочитали лето. Иначе они могли бы застать Темного властелина, дремлющего у камина, и слугу, свернувшегося у него под боком.
***
Удивительно, но он сумел неплохо выспаться, хотя теперь ныла каждая жилка, затекшая от неподвижности. Стоило шевельнуться и тут же пришлось зажмуриться, стиснув зубы от резкой боли, пронзившей онемевшие ноги. Опираясь на столб затылком, Закат приподнялся, пытаясь сесть на корточки, но веревки за столбом натянулись, дернули плечи, которым за ночь тоже не полегчало.
Наконец, получилось найти неустойчивое, но удобное положение и Закат ненадолго замер, чувствуя, как кусачими мурашками разбегается под кожей кровь. Снова неловко опустился на колени, вытер подбородок о плечо — из-за кляпа во сне текла слюна. Сглотнул. Не смотря на осторожность рыцаря, губы болели, щипало потрескавшиеся уголки рта.
Впрочем, все это можно было терпеть.
Вокруг кипела обыденная жизнь. Сегодня на пленника у позорного столба смотрели меньше, привыкнув за прошедший день: только торговцы да рыцари, вернувшиеся в Светлую цитадель из странствий, останавливались взглядом, и даже они не задерживались надолго. Это ведь все-таки была не толпа и не площадь, куда люди специально приходят поглазеть на осужденных.
Магистр просчитался, оставив пленника в своей цитадели. Если бы Заката приковали к столбу в столице, ему пришлось бы гораздо хуже. Здесь же значимое неудобство доставляли лишь жажда и голод.
Закат помнил, как голодал по пути в Лесовысь, и надеялся, что вскоре тело, как и в прошлый раз, смирится с отсутствием еды, живот перестанет болеть. Благодаря доброте вчерашнего рыцаря можно было надеяться, что хотя бы жажда не будет мучить его слишком сильно, но солнце пекло по-летнему, на лбу быстро выступил пот, пересохли губы. Достаточно было моргнуть, чтобы перед глазами вставала вода — колодцы, кувшины, ручьи и реки. Закат старался концентрироваться на том, что видел перед собой, оценивал, как тренируются новички — сегодня ими руководил смутно знакомый рыцарь с красивыми, медового цвета волосами. Хороший боец. У вчерашней девушки техника была отточена лучше, но этот лучше учил — не злился, даже когда ученики ошибались в десятый раз.
Когда на ослепительно синее небо набежала туча, Закат взглянул на нее с облегчением. Тут же опустил глаза, поймав себя на том, что мысленно молит ее пролиться дождем. Благодаря кляпу он даже случайно не мог ничего сказать вслух, и все равно не хотелось никого ни о чем умолять. У него ведь не было сил, чтобы что-то изменить. Дождь или пойдет, или нет, нет смысла просить об этом.
На макушку упала первая капля. Сначала редкие, оставляющие в сухой пыли глубокие рытвины, они вскоре превратились в ливень, и люди торопились убраться со двора, уносили снаряжение. Вода текла по волосам Заката, впитывалась в веревочный кляп. Он старался выцедить ее, высосать из волокон, запрокинув голову и щурясь от брызг, норовящих попасть в глаза.
Дождь шел сплошным потоком, порывы ветра пробегали по пологу воды, будто волны на морской глади. Молния ударила куда-то за пределы цитадели, над самым ухом громыхнул гром. Закат, только что изнывавший от жары, теперь дрожал от холода и беззвучно смеялся, сглатывая подаренную ему влагу.
Гроза постепенно сошла на нет, за ее пеленой вновь проступили каменные стены, изрядно промокшие чучела и развезеная в грязь тренировочная площадка. Пахло мокрой землей, стало прохладней — опустевшие тучи не торопились уходить, продолжая закрывать небо. Во двор первыми вернулись слуги — работа-то никуда не делась.
Закат закрыл глаза. Пожалуй, лучшее, что он мог — попытаться задремать.
Толком поспать не удалось: сначала мешал шум, потом, когда небо разъяснилось, к нему добавились духота и яркий свет. Окончательно вырвал из дремоты звук текущей воды, разбудив так же верно, как будит оленя хруст ветки, треснувшей под ногой охотника. Перед Закатом стоял юноша, только что ливший на землю воду из кувшина, рядом с ним — магистр. Изо рта вынули кляп, Закат хмыкнул было, но осекся. Пить все-таки хотелось: несколько глотков, перепавших благодаря ливню, не могли утолить жажду на целый день.
Вода искрилась в свете заходящего солнца, впитывалась в и без того влажную землю. Закат шевельнулся, оперся на носки, приподнявшись. Колени зудели от грязи, на коже отпечатались мелкие камушки.
Если обращать внимание на такие вещи — можно почти не думать о том, как хочется воды.
— Что же ты не пьешь? — голос магистра звучал лживо-участливо. Закат поднял голову:
— Вижу, что не дотянусь. Для этого не обязательно пытаться.
Магистр кивнул юнцу, тот подошел ближе, наклонил кувшин над Закатом. Тот откинул голову. Вода текла по подбородку, с трудом удавалось не захлебываться. Кувшин опустел куда раньше, чем Закат хоть насколько-то напился, но он, облизнув растрескавшиеся губы, все-таки улыбнулся.
— Спасибо.
Юнец вспыхнул до корней волос, обернулся к магистру. По кивку убежал. Тот смотрел на пленника с любопытством. Чуть наклонился над ним, спросил доверительно:
— Тебя кто-то напоил, ведь так?
— Да, — спокойно ответил он. — Дождь.
Магистр отстранился, даже не пытаясь скрыть раздражение. Усмехнулся:
— Ты об этом еще пожалеешь.
Ушел. Закат прикрыл глаза. Неловко завозился, свел колени. К сожалению, он понимал, что имел в виду магистр.
Вряд ли его милосердно отвяжут от столба и отвернутся, даже если он попросит. Однако все было еще не настолько плохо, чтобы не дождаться утра. А магистр обещал, что на рассвете эта пытка закончится.
***
Голова осужденного дергается в сторону, по красивому лицу растекается белок, чуть выше брови алеют царапины от разбившейся скорлупы. Герой щурится, пытаясь проморгаться, разлепить склеившиеся ресницы. Над ним смеются, а он гордо вздергивает подбородок, в который тут же прилетает камень.
Темный властелин едва заметно хмурится, заводила теряется в толпе, резко вспоминая приказ — до смерти не забивать. Сдерживать людей всерьез никто не собирается, так что если они распробуют вкус крови, завтра со столба снимут лишь бездыханное тело.