Закат
Шрифт:
По пути к двери Сетракян бросил последний взгляд на стеклянную банку, в которой хранились останки расчлененного сердца его жены. Он долго облучал кровяного червя ультрафиолетом и в конце концов убил его – раз и навсегда. Теперь же этот орган, столь долго находившийся во власти паразита, чернел день ото дня, разлагаясь, как и положено биологической субстанции.
Сетракян смотрел на банку, как на могилу любимого человека. Он именно этого и хотел: банка с сердцем Мириам должна была стать последним предметом, увиденным им в этом доме. Потому как Сетракян твердо знал: он больше никогда не вернется сюда.
Эф
У агента Леша был лицевой тик. Его левый глаз время от времени самопроизвольно подмигивал, отчего в пляс пускалась вся щека, однако на речь это не влияло. На столе в закутке стояли фотографии детей школьного возраста в недорогих рамках.
– Итак, – сказал агент. – Эта самая штука. Я все же не понимаю. Она что – вирус или паразит?
– И то и другое, – ответил Эф.
Он старался говорить рассудительно, надеясь своими словами как-нибудь вымостить путь к свободе.
– Вирус передается с паразитом, имеющим форму кровяного червя. А сам паразит проникает в организм человека во время заражения, через горловое жало.
Агент Леш непроизвольно моргнул и принялся строчить в блокноте.
Значит, ФБР все же принялось в конце концов доискиваться до сути – только слишком поздно. Хорошие следаки вроде агента Леша действовали в самом низу, в широком основании пирамиды, не имея ни малейшего представления, что все уже решено теми, кто располагается на верхушке.
– А где же те двое? – спросил Эф. – Двое других агентов?
– Какие еще двое?
– Те, которые возили меня в город на вертолете.
Агент Леш поднялся, чтобы лучше видеть другие закутки операционного зала. Несколько преданных делу агентов все еще оставались на работе.
– Эй, кто-нибудь из вас возил доктора Гудвезера на «птичке» в город?
Ответом были лишь отрицательные возгласы и недовольное бормотание. Эф сообразил, что с момента возвращения он не видел тех двоих мужчин.
– Могу предположить, что они исчезли навсегда.
– Быть такого не может, – сказал агент Леш. – Нам приказано оставаться на местах в ожидании дальнейших указаний.
Это было совсем уже плохо. Эф снова взглянул на фотографии в рамках:
– Вы вывезли семью из города?
– А мы и не живем в городе. Слишком дорого. Я каждый день езжу сюда на машине из Джерси. Но – так и есть: детей мы отправили. Школа закрылась, поэтому жена отвезла их в дом нашего друга на озере Киннелон.
«Не очень далеко», – подумал Эф.
– Мои тоже уехали, – сказал он.
Гудвезер наклонился вперед, насколько позволили наручники и столовый нож на бедре.
– Послушайте, агент Леш, – зашептал он, пытаясь войти в доверие к этому человеку. – Все, что сейчас происходит… Я знаю, это походит на хаос, вроде как полнейший беспорядок. Но это не так. Понимаете? Не так. Это тщательно спланированное, согласованное наступление. А сегодня… сегодня все переходит в решающую стадию. Я по-прежнему не знаю в точности что, где и как, но знаю когда. Именно сегодня. И мы – вы и я, мы оба – должны выбраться отсюда.
Агент Леш моргнул дважды:
– Доктор Гудвезер, вы под арестом. Вы стреляли в человека среди бела дня, на глазах десятков свидетелей. Вы давно уже предстали бы перед Федеральным судом, если бы из-за этого безумия большинство правительственных учреждений не закрылись. Поэтому вы никуда отсюда не выберетесь, а из-за вас и я не выберусь. Но вернемся к делу – что вы можете сказать вот об этом?
Агент Леш показал Эфу стопку распечаток. Каждая представляла собой фотографию некоего знака, протравленного на стене или окне здания, – везде одно и то же шестиногое изображение, похожее на жука.
– Это Бостон, – пояснил агент Леш, перекладывая листок в низ пачки. – Этот из Питтсбурга. Этот снимок сделан в пригороде Кливленда. Вот Атланта. А вот Портленд, штат Орегон, – отсюда до него пять тысяч километров.
– Не могу сказать наверняка, – ответил Эф, – но, по-моему, это нечто вроде кода. Они не сообщаются между собой посредством речи. Им требуется какая-то другая языковая система. Они метят территорию, отмечают свое продвижение… что-то в этом роде.
– Как жуки…
– Похоже. Это почти как… Вы слышали об автоматическом письме? О мозге, работающем в режиме подсознания? Видите ли, они все соединены между собой на экстрасенсорном уровне. Я не понимаю этого, зато знаю теперь, что такой уровень существует. И полагаю, как у любого другого могучего разума, у этого интеллекта есть сегмент подсознания – вот оттуда эти штуки и выплескиваются… почти художественно. Оно, подсознание, словно бы самовыражается. Вы уже знаете, что этот, так сказать, базисный рисунок – один и тот же – нацарапан на зданиях по всей стране. Думаю, подобными художествами охвачена уже половина мира.
Агент Леш бросил стопку распечаток на стол, схватился обеими руками за шею и принялся ее массировать.
– Серебро, говорите? Ультрафиолетовое излучение? Солнечный свет?
– Проверьте пистолет, который был у меня. Он ведь где-то здесь? Проверьте пули. Там чистое серебро. Не потому что Палмер вампир. Он не вампир… Пока еще не вампир. Но это оружие мне дали…
– Да-да. Продолжайте. Дал – кто? Я хотел бы знать, откуда вам известны все эти вещи…
В зале погас свет. Гудение в вентиляционных отверстиях, откуда поступал теплый воздух, стихло. Все агенты в своих закутках недовольно застонали.
– Что, опять?! – воскликнул агент Леш, поднимаясь на ноги.
Помигав, включилось аварийное освещение; над дверями снова зажглись знаки «Выход»; пробудились потолочные световые панели – к жизни вернулась лишь пятая или шестая их часть, и горели они теперь в половину, а то и в четверть силы.
– Прекрасно! – сказал агент Леш, снимая фонарик с крючка в верхней части перегородки, отделявшей его от соседнего закутка.
Над головами завыли динамики – включилась пожарная сигнализация.