Закипела сталь
Шрифт:
— Это очень сложный механизм. Я возился больше часа, но так и не сделал ключа.
— Das ist alles, was mogen Sie sagen? [3] — выкрикнул Гейзен и подошел к Пырину вплотную.
Алексей Иванович молчал.
Гейзен грубо выругался. Бить этого человека не имело смысла. От нескольких ударов он умрет — тогда прощай последняя нить.
— Иголка в ногти! — подчеркнуто громко сказал Гейзен.
Пырин задрожал. Значит, и его замучают, как связную… Как же спастись от истязаний?
3
Это
Счастливая мысль осенила его. Шатаясь, он направился к тяжелому дубовому столу, остановился в трех шагах. Прикинув глазом, чуть подвинулся еще.
Штаммер смотрел на него непонимающе.
Гестаповцы вошли в кабинет в то мгновение, когда Пырин, повалившись на бок, ударился виском об острый угол стола. Расчет оказался точным.
11
Под штаб-квартиру Сердюк облюбовал водосборник доменного цеха. Когда завод работал, сюда стекала вода из холодильников доменных печей. Немало потребовалось усилий, чтобы сделать помещение с бетонными стенами и таким же перекрытием пригодным для жилья. Пришлось убрать накопившуюся грязь, заделать многочисленные отверстия, оставив одно, служившее входом, устроить нары. Железнодорожный фонарь, стоявший прямо на полу, освещал только стену с отверстием, завешенным куском ветхого брезента. Сквозь это отверстие по бетонному тоннелю можно было попасть в общий водосборник. Там сходились тоннели из всех новых цехов завода, и оттуда тянулся большой тоннель для спуска воды в пруд.
Сердюк решил отсидеться некоторое время, чтобы не подвергать подпольщиков опасности. Озлобленные провалом задуманной операции, гитлеровцы рыскали по городу, устраивали облавы, производили массовые обыски.
Единственным звеном, связывавшим группу с поверхностью, был Саша. Ночью он пробирался в тоннель со стороны пруда, приносил еду и сообщал новости.
Сначала он встречался только с Крайневым в общем водосборнике, потом Сергей Петрович уговорил Сердюка открыть Саше их местопребывание.
— Недоверие обижает парня. Все равно он знает приблизительно, где мы. Пусть знает до конца.
Сердюк разрешил привести Сашку в штаб-квартиру и, увидев его, понял секрет неуловимости Сашки: гитлеровцы не принимали всерьез этого низкорослого, щуплого с виду парнишку с наивным, еще не тронутым возмужалостью лицом.
— Ты, говорят, подручным сталевара работал? Что же ты, к печке скамейку носил? — пошутил Сердюк.
— Мал золотник, да дорог, — отрезал Сашка, уязвленный в самое больное место.
— Что дорог, то верно. — Сердюк улыбнулся, прижал паренька к себе. — Рассказывай, дружище, какие новости.
Саша торопливо полез в одну из бесчисленных дыр подкладки своей стеганки, достал тщательно сложенную желто-бурую бумагу и развернул ее на полу перед фонарем.
Сердюк, Теплова
— По пятьдесят тысяч марок за голову, — иронически протянул Сердюк. — Не дешево ли? Пожалуй, скоро набавят цену.
— А это кто? — полюбопытствовал Сашка, показывая на четвертую фотографию.
— Это радист, с которым тебе придется держать связь, — пояснил Сердюк. — Ишь, в затылок только схватили. Попробуй по такому снимку найти.
— И меня по этому снимку не узнают, — сказал Крайнев и провел рукой по отросшей бороде.
— А у меня здесь нос курносый… — шутливо возмутилась Теплова.
Саша усмехнулся, взглянул на Валю, потом на Крайнева и сострил:
— Для семейного альбома сойдет.
Рассказав о новой перерегистрации паспортов, которую затеяли гитлеровцы, и, получив от Сердюка задание связаться с радистом, Саша ушел.
— Пырин, значит, у них в лапах. — Сердюк тяжело вздохнул. — Его не ищут…
В следующий раз Саша появился днем, когда его не ожидали, проникнув в водосборник прямо с завода. Свертка с продуктами с ним не было.
— Что произошло? — встревожился Сердюк.
— Пришел получить задание на завтра. В день Красной Армии нельзя отмалчиваться. Седьмое ноября мы листовками отметили, а сейчас что люди скажут? Нет у нас большевистского подполья, так, что ли?
Валя и Крайнев посмотрели на Сердюка. Он был смущен и не старался этого скрыть.
— Видишь ли, Саша… — начал было Сердюк.
— Я вижу, — бесцеремонно прервал его Сашка. — Но надо, чтобы и люди видели… Вы меня простите, Андрей Васильевич, но я в массе вращаюсь, знаю, чем ее поддержать можно… — Побуревшие от пыли светлые волосы Сашки щетинились, придавая ему еще более протестующий вид.
— Короче… Что ты предлагаешь? — резко спросил Сердюк, рассерженный нравоучительным тоном Сашки.
— Надо же вот эту шифровку оправдать, — продолжал неугомонный Сашка и, достав из подкладки ватника листок бумаги, прочитал:
«Сердюку. Поздравляем товарищей днем Красной Армии. Желаем здоровья, дальнейших успехов в работе».
Простые слова, дошедшие с Большой земли сюда, в подземелье, тронули всех до слез.
— Нам запрещено заниматься чем-либо, кроме гестапо и выпуска листовок, — сказал Сердюк после долгого молчания. — Правда, такой праздник не грех отметить. Но как? Может быть, у вас есть что, друзья?
— У меня есть, — похвастался Сашка и обратился к Вале: — Ты с собой все свое барахлишко захватила или в чем есть пришла?
— Не пойму, — ответила Валя.
— Красное платье твое здесь?
— Здесь.
— Отдай мне, — просительно произнес Сашка. — Я флаг на трубу повешу.
Теплова пошла в угол насосной, извлекла из свертка любимое шелковое платье.
— Спасибо, Валя, не пожалеешь!
Саша обернул его вокруг талии, застегнул стеганку. Уже из тоннеля крикнул:
— С праздником вас, товарищи!