Заколдованный замок
Шрифт:
— Все, что я знаю? — рассмеялся Феб (это ему Мейбл адресовала свой вопрос), и губы остальных богов изогнулись в веселой усмешке. — Вашей жизни, о дитя земли, не хватит, чтобы вместить рассказ обо всем, что я знаю.
— Тогда хотя бы о кольце и о том, как вы оживаете, — попросил Джеральд. — Вы же видите, как нам хочется об этом узнать.
— Расскажи им, Феб, — молвила прекраснейшая Афродита. — Стыдно мучить детей.
И Феб, раскинувшись на шкурах барса, которые Дионис добыл на ели, повел рассказ.
— Все статуи могут оживать, когда взойдет
— Совершенно верно, — вставил Джеральд, когда Феб на минутку умолк.
— В прекрасных храмах, которые вы построили, — продолжал солнечный бог, — оживают статуи ваших святых и ваших героев — они разгуливают по храму и уходят ночью в леса и поля. Есть одна только ночь во всем году, когда вы можете воочию повстречать их. Сегодня вы видите нас, потому что раздобыли кольцо и, став мраморными, вошли в наше братство. Но в ту особую ночь каждый житель земли может увидеть нас.
— А когда наступит эта ночь? — вежливо, но быстро спросил Джеральд.
— В день праздника урожая, — ответил Феб. — В эту ночь от луны исходит один луч совершенного света, что касается алтарей, спрятанных в самых главных храмах: один из этих храмов схоронен в Элладе, под струей водопада, который обрушил на него разгневанный Зевс, другой — здесь, в вашей стране, в этом великом саду.
— Значит, — взволнованно подхватил Джеральд, — если в эту ночь мы придем к вашему храму, мы увидим вас, даже не будучи статуями — и без всякого кольца?
— Вот именно, — подтвердил Феб. — Более того, в эту ночь мы обязаны отвечать на все вопросы, какие зададут нам смертные.
— Но когда же наступит эта ночь?
— Ага! — рассмеялся Феб. — Так вот что вам хотелось бы знать!
Царь богов, чья мраморная статуя была на голову выше всех остальных, потянулся, зевнул, расправил свою пышную бороду и сказал повеселевшим голосом: — Довольно рассказов, Феб. Берись за лиру!
— Кольцо, — шепотом напомнила Мейбл, когда солнечный бог принялся настраивать белые струны мраморной арфы, лежавшей у его ног. — Вы обещали рассказать, откуда вы знаете про кольцо.
— Подожди, — шепнул в ответ Аполлон. — Сейчас я должен исполнить приказ Зевса, но ты можешь еще раз спросить меня об этом, прежде чем наступит рассвет, и я расскажу тебе все, что знаю.
Мейбл откинулась назад, прислонившись к мягким коленям Деметры; Джеральд и Джимми вытянулись во всю длину, подперев подбородки руками и уставившись на солнечного бога. Он взял в руки лиру и едва он коснулся струн, как дух музыки осенил всех — дух колдовской, покоряющий, заставляющий оставить всякую мысль, кроме мысли о музыки, и всякое желание, кроме желания внимать этому звуку.
Феб коснулся пальцами струн, и тихая музыка потекла из-под его пальцев. Прекраснейшие в мире сны слетели к ним на голубиных крыльях, прекраснейшие мысли, которые порой вьются возле нас, не даваясь в
И тут внезапно чары распались. Феб задел порванную струну, воцарилась тишина, и вот уже солнечный бог вскочил на ноги, восклицая: — Рассвет, рассвет! Возвращайтесь на ваши пьедесталы, о боги!
В одно мгновение все множество прекрасных мраморных созданий поднялось на ноги и помчалось сквозь заросли деревьев — только ветки трещали, разлетаясь, когда они пробегали мимо. Через минуту дети услышали, как мраморные статуи с плеском обрушились в воду. Услышали они и булькающее дыхание огромной твари и поняли, что динозавр тоже возвращается домой с ночной прогулки.
Только Гермес улучил минутку (он, крылатый, мог добраться домой быстрее тех, кто пустился вплавь). Взлетев в воздух и кружась над ними, он шепнул Мейбл:
— Через две недели от сего дня, в храме Странных Камней!
— А секрет кольца? — крикнула ему Мейбл.
— Кольцо — средоточие всего колдовства, — ответил Гермес. — Повтори этот вопрос, когда луна взойдет на четырнадцатый день, и ты узнаешь все!
С этими словами он взмахнул своим кадуцеем и поднялся над землей, раздвигая воздух мощными движением окрыленных стоп. Семь отраженных в озере лун померкли, и тут же поднялся пронзительный ветер. Все отчетливее надвигался серый рассвет, растревожились, зачирикали ранние птицы, и мрамор сполз с детей, сморщившись, словно брошенная в огонь шкура. Поглядев друг на друга, они видели уже не статуи, но людей из плоти и крови, какими они были всегда. Они стояли по колено в высокой жесткой траве. Мягкая лужайка, мраморные ступени, озеро с семью лунами и золотыми рыбками — все исчезло. Тяжелая роса легла на травы, и им стало холодно.
— Надо было нам бежать вместе с ними, — клацая зубами, выговорила Мейбл. — Теперь, когда мы перестали быть мраморными, я разучилась плавать. А ведь мы на острове!
Да, они были на острове — а плавать не умели.
Они хорошо знали об этом. Такие вещи знаешь о себе без всяких экспериментов. Вы же, например, знаете, что не умеете летать.
Рассвет становился все ярче, а грядущий день казался им все мрачнее.
— Лодки тут, разумеется, нет? — оптимистично предположил Джимми.
— На этой стороне озера нет, — ответила Мейбл. — Конечно, на той стороне есть целый домик с лодками. Если ты сможешь туда доплыть…
— Ты же знаешь, что не смогу! — огрызнулся Джимми.
— Никто ничего не хочет предложить? — поинтересовался Джеральд, дрожа от холода.
— Когда обнаружится, что мы пропали, начнут откачивать воду в реке и во всех озерах, — бодро начал Джимми. — Люди наверняка решат, что мы где-то утонули. И когда они придут к нашему озеру, чтобы спустить и его, мы как завопим — и за нами сразу же приплывут.