Заметки на полях
Шрифт:
— О, — сказал он и посмотрел на отца с немым вопросом. — А ты чего тут?
— Да так, мимо шёл, дай, думаю, зайду.
Гоша явно нервничал. Это было ненормально: прийти в гости к отцу. Я решил ему помочь:
— Гош, ты помнишь, сколько мне лет?
— Тринадцать скорррр… — Он запнулся. Я кивнул.
Может, зря, конечно, напомнил. Поставил между нами стену. Мол, я взрослый человек, мне с папой твоим интереснее… Тем более, на самом деле это было не так. Каким-то непостижимым образом с ровесниками я чувствовал себя комфортнее, чем с этими самыми «взрослыми». Может, из нашего поколения уже не такие взрослые получались, а может, сам я так и не смог перерасти свои двенадцать лет.
— Так значит, — вновь обратился я к Гошиному отцу, — беда в том, что он меня не знает? Ну и как мне «узнаться»? Дров ему нарубить? Травы накосить? Корову подоить?
— Дров ты уже наломал, — усмехнулся Анатолий Геннадьевич. — А про корову и вовсе не заикайся, не так поймёт.
Я приуныл. Гоша подсел к столу, посмотрел на меня, на отца.
— А вы вообще о чём?
— О любви, — сказал я. — Чтоб её… А машина у Палыча есть? Я могу ему колесо пробить. А потом заклеить. На самом деле, конечно, только пробить могу. Но вдруг это чем-нибудь поможет?
Поняв, что ничего конструктивного я родить не в состоянии, Гошин папа предложил:
— Ну хочешь, я с ним поговорю?
— А вы друзья? — встрепенулся я.
— Нет. Ну, здороваемся.
— Всё равно. Я был бы вам очень, очень благодарен!
Анатолий Геннадьевич невесело улыбнулся. Я его полностью понимал. Мне бы тоже не грела душу перспектива просить незнакомого мужика за постороннего пацана, рискуя быть посланным на х*й.
Защёлкал замок, открылась входная дверь. Гоша встал, пошёл в прихожую.
— Хтой там? — привычно испугалась бабушка.
— Я это, мам, — послышался усталый женский голос.
Скоро Гошина мама вошла в кухню. Улыбнулась мне. Я улыбнулся в ответ. Она была забавная. Почему-то всю жизнь напоминала мне маму-обезьяну из советского мультика. Не красавица вот ни разу. Но человек хороший.
— Здорово, — поднял кружку в знак приветствия Анатолий Геннадьевич. — А мы тут про любовь.
— Я тоже хочу про любовь! — сходу заинтересовалась Гошина мама. — И чаю.
Спустя десять минут у меня была уже другая стратегия. Женская.
— Подари Кате цветы, — категорически заявила Ольга Петровна, мать Гоши. — Против цветов никакая женщина не устоит.
— Да она и так уже не стоит, нормально всё, — возражал я. — Дело не в этом…
— Вот почему все мужики такие остолопы? — Ольга Петровна в сердцах стукнула ладонью по столу. — Гоша! Ты уроки сделал?
Гоше места за столом не досталось, и он мялся в дверях.
— А? Я? — вздрогнул он. — Н-нет…
— Что значит, «нет»? — хором спросили мы с Анатолием Геннадьевичем. А от себя я добавил: — А списывать я у кого буду?
— Так пятница же, — сопротивлялся Гоша, не понимая, что его просто пытаются спровадить в комнату, подальше от разговора, в котором я, наверное, должен был чувствовать себя неудобно. Впрочем, поглядев на меня, Гошины родители, видимо, сошлись на мысли, что я себя нормально чувствую, и отстали от сына.
— У Кати, помимо отца, ещё и мама есть, тебе не кажется? — продолжила разворачивать мысль Ольга Петровна. — Представь, как ей будет приятно увидеть, что её дочери подарили огромный красивый букет?
Который и стоит п**дец сколько… Впрочем, почки-то две, чего уж.
— Ну и что она сделает? — скептически посмотрел на супругу Анатолий Геннадьевич.
— Толь, ты издеваешься надо мной, что ли? — возмутилась Ольга Петровна. — Да она либо мужу всю плешь выест, либо дочери верёвочную лестницу к окну приделает. Это ведь романтика!
Они заспорили. Я задумался. Что-то было в словах Ольги Петровны. Про Катину маму я совсем забыл, а ведь и правда: родителей-то двое обычно бывает. И если один представляет собой несокрушимую стену, то почему бы не зайти с другого конца?.. Шанс. Я очень люблю шансы. Они — как маленькие солнышки, озаряющие нашу убогую жизнь. И пусть в итоге солнце окажется миражом — а так оно зачастую и бывает — но хоть на какое-то время тебе станет теплее. Пока ты будешь бежать.
— Знаете, что? — оборвал я галдёж, грозящий перейти в семейную ссору. — Спасибо. Вы чудесные люди. Я изо всех сил постараюсь вырасти таким же, как вы, а не таким дерьмом, как я.
Ведь такое дерьмо, как я, просто хлопнуло бы дверью перед носом левого сопляка, пришедшего попросить о помощи, и перекрестилось.
— Страшно?
— Да ну, брось. Я — взрослый человек.
— Да все мы взрослые люди. Сигаретку?
— Дава… Эй! Ты что, ещё и куришь? — возмутился Анатолий Геннадьевич.
— Нервы. Но я в курсе, что это нехорошо.
— Тьфу на тебя, — расстроился Гошин папа. — Выдумал тоже. Смолоду травиться. Эх…
И, махнув рукой, он зашёл в подъезд Катиного дома.
Смеркалось. В моей руке дрожала сигарета.
Раздобыть шикарный букет — это дело, требующее времени. А если хоть что-то можно сделать уже сейчас — то почему бы и нет?
35
Если бы кто-нибудь сказал мне пару недель назад, что я буду стоять у подъезда, курить и ждать, чем закончится разговор постороннего мужика с отцом девушки, которую я люблю, я бы очень долго ржал. Какая, на фиг, любовь, вы о чём? Нет такого понятия. После тридцати лет есть только три базовые потребности организма: диван, жратва и сериал. Ну да, согласен, ещё из организма нужно как-то выводить переработанные отходы. Так что добавим сюда унитаз и писательство. Итого, получается, пять.
Ну ладно, хрен с ним, половой инстинкт тоже просто так с подводной лодки не выкинешь. Шесть. Но любовь — это нечто совсем другое.
— Нахрена тебе это, Сёма? — спросил я, визуально обращаясь к подъездной двери. — Цветы, прогулки под луной, всякие романтические перешёптывания. Это со стороны всё выглядит ми-ми-мишно, а когда ты сам в этом участвуешь… Когда ТЫ сам в этом участвуешь — всё совсем иначе.
И ведь он был прав, этот мудрый человек, произносящий эти гениальные слова. Ну, я, то есть. Ритуальные пляски меня всегда вводили в депрессию. Будь то похоронные процессии, свадебные церемонии, или вот эти брачные игры. Я почему с Дашей так легко сошёлся? Да потому, что у нас никаких ритуалов не было. Встретившись, мы даже не произносили слова «привет». Нас будто подхватило — и понесло каким-то идиотски-извилистым руслом стремительной реки. У нас ничего не было ритуального, мы не смотрели друг на друга влюблёнными глазами, не держались робко за руки, не шептали нежных слов… Ну, почти не шептали.