Замогильные записки Пикквикского клуба
Шрифт:
Онъ немедленно вынулъ изъ кармана розовый платочекъ и горько заплакалъ.
— И вы были, вроятно, примрнымъ ученикомъ въ приходской школ,- замтилъ м-ръ Уэллеръ.
— Вы не ошиблись, сэръ, — отвчалъ Іовъ, испуская глубокій вздохъ, — въ училищ меня вс любили, и, сказать правду, я былъ идоломъ своихъ товарищей.
— Ну, конечно. Это меня не удивляетъ. Какимъ утшеніемъ и отрадой вы служили въ ту пору своей счастливой матери!
При этихъ словахъ полились обильные потоки слезъ и рыданій; кончики розового платка совсмъ закрыли глаза чувствительнаго
— Какой чортъ тебя душитъ? — сказалъ раздраженный Самуэль. — Послушай ты, плакса…
— Ахъ, извините, м-ръ Уэллеръ: ей Богу, я никакъ не могу обуздать своихъ чувствъ, — сказалъ Іовъ Троттеръ. — Кто бы могъ подумать, что мой господинъ пронюхаетъ о моихъ переговорахъ съ вашимъ господиномъ? Вдь онъ все разузналъ и немедленно уговорилъ молодую двушку притвориться, будто она никогда не слыхала о немъ. Содержательницу пансіона тоже подкупилъ онъ, и въ ту же ночь, вы знаете, мы укатили на почтовыхъ. Если бы вы знали, м-ръ Уэллеръ, что теперь y него на ум! Меня просто морозъ по кож подираетъ!
— Такъ вотъ оно какъ было, — сказалъ м-ръ Уэллеръ. — И вы не врете, любезный?
— Нтъ, сэръ, честное слово; поврьте моей совсти.
Въ это время они подходили къ воротамъ гостиницы.
— Очень хорошо, это мы увидимъ, — сказалъ Самуэль, — a между тмъ мн надобно кой о чемъ потолковать съ вами, Іовъ Троттеръ. Если y васъ нтъ особенныхъ занятій ныншній вечеръ, то я бы попросилъ васъ прійти въ восемь часовъ въ гостиницу "Большого благо коня".
— Извольте, сэръ, съ большимъ удовольствіемъ
— Не надуете?
— Помилуйте!..
— Ну, такъ смотрите y меня въ оба, не то я зайду опять въ зеленую калитку, и тогда… понимаете?
— Будьте уврены, сэръ, не опоздаю ни одной минутой, — сказалъ Троттеръ.
Затмъ онъ крпко пожалъ руку Самуэля, поклонился и ушелъ.
— Берегись, Іовъ Троттеръ, берегись, — говорилъ Самуэль, провожая его глазами, — на этотъ разъ, авось, мы порасквитаемся малую толику.
Кончивъ этотъ монологъ и потерявъ, наконецъ, изъ вида сердобольнаго Іова, м-ръ Уэллеръ махнулъ рукой и пошелъ быстрыми шагами въ комнату своего господина.
— Все идетъ какъ по маслу, сэръ, — сказалъ Самуэль.
— Что?
— Я отыскалъ ихъ, сэръ.
— Кого?
— Этого шаромыжника и его плаксиваго слугу съ черными волосами.
— Возможно ли! — воскликнулъ м-ръ Пикквикъ съ величайшей энергіей. — Гд они, Самъ, гд они?
— Помалчивайте, сэръ, теперь мы все обдлаемъ на славу.
И, помогая одваться своему господину, м-ръ Самуэль Уэллеръ постепенно раскрылъ передъ нимъ свои соображенія и планъ будущихъ дйствій.
— Когда-жъ это будетъ сдлано? — спросилъ м-ръ Пикквикъ.
— Все въ свое время, — отвчалъ Самуэль.
Но удалось ли прозорливому слуг осуществить свой планъ, мы тоже увидимъ въ свое время.
Глава XXIV. Ревность Петера Магнуса и бдственныя послдствія ночныхъ похожденій ученаго мужа
По прибытіи въ комнату, гд наканун происходило дружеское изліяніе взаимныхъ чувствъ въ обществ дорожнаго товарища, м-ръ Пикквикъ нашелъ, что этотъ джентльменъ уже нагрузилъ на свою особу вс драгоцнности, извлеченныя изъ двухъ разноцвтныхъ мшечковъ и сраго узелка, прикрытаго оберточной бумагой. М-ръ Магнусъ, проникнутый сознаніемъ собственнаго достоинства, ходилъ по комнат взадъ и впередъ, обнаруживая вс признаки чрезвычайнаго волненія, бывшаго слдствіемъ ожиданія великихъ событій.
— Здравствуйте, сэръ, — сказалъ м-ръ Магнусъ.
— Съ добрымъ утромъ, — отвчалъ м-ръ Пикквикъ.
— Каково? Что вы теперь скажете, сэръ? — сказалъ м-ръ Магнусъ, охорашиваясь въ своемъ новомъ фрак и драгоцнныхъ панталонахъ.
— Да, это непремнно произведетъ должный эффектъ, — отвчалъ м-ръ Пикквикъ, съ улыбкой обозрвая чудодйственный костюмъ.
— Надюсь, — сказалъ м-ръ Магнусъ.- A я ужъ отправилъ и карточку, м-ръ Пикквикъ.
— Право?
— Да, любезный другъ. Слуга воротился съ отвтомъ, что она согласна принять меня въ одиннадцать часовъ. Остается всего пятнадцать минутъ, м-ръ Пикквикъ.
— Ужъ недолго.
— Очень недолго, и, сказать правду, сэръ, мое сердце начинаетъ биться слишкомъ сильно: что вы на это скажете, м-ръ Пикквикъ?
— Ничего особеннаго: это въ порядк вещей.
— Надобно быть любезнымъ, м-ръ Пикквикъ, это главное.
— И откровеннымъ — это, можетъ быть, еще главне.
— Мн кажется, сэръ, — сказалъ м-ръ Магнусъ, — что я вообще слишкомъ откровененъ по своей природ; это моя слабость, порокъ въ нкоторомъ отношеніи.
— Напротивъ, это прекраснйшая черта въ вашемъ характер,- возразилъ м-ръ Пикквикъ.
— Однакожъ, знаете ли что: трусить никакъ не должно въ такихъ длахъ. Зачмъ и для чего? Тутъ нечего стыдиться: это въ нкоторомъ отношеніи, дло самой природы, ея неизмнный законъ. Супругъ на одной сторон, жена на другой, — вотъ и все. Такъ, по крайней мр, я смотрю на эти вещи.
— И вы смотрите съ истинной, философской точки зрнія, — отвчалъ м-ръ Пикквикъ. — Нашъ завтракъ готовъ, м-ръ Магнусъ, — пора.
Они сли за столъ и принялись пить чай, закусывая пирожками, телятиной и масломъ. М-ръ Магнусъ, несмотря на свою хвастливость, страдалъ въ значительной степени припадками трусости и главнйшими признаками этого чувства были: потеря аппетита, склонность опрокидывать чашки и непреоборимое влеченіе смотрть каждую минуту на часы.
— Хи-хи-хи! — заливался м-ръ Магнусъ, стараясь притвориться развязнымъ весельчакомъ. — Остается только дв минуты, м-ръ Пикквикъ. Что я блденъ?
— Не очень, — отвчалъ м-ръ Пикквикъ.
Кратковременная пауза.
— Прошу извинить, м-ръ Пикквикъ, но я хотлъ бы знать: вы въ свое время ничего не длали въ этомъ род?
— То есть, вы говорите относительно предложенія?
— Да.
— Ничего, никогда, — сказалъ м-ръ Пикквикъ съ величайшей энергіей. — Никогда!
— Стало быть, вы не можете имть и понятія о томъ, съ чего обыкновенно мужчина долженъ начинать такія дла, — сказалъ м-ръ Магнусъ.