Замогильные записки Пикквикского клуба

Диккенс Чарльз

Исполнивъ свое дло, м-ръ Джаксонъ сдлалъ видъ, будто надваетъ перчатку, которую, ради приличія, держалъ всегда въ своей рук, и потомъ, сдлавъ учтивый поклонъ, юркнулъ изъ дверей. Черезъ полчаса онъ былъ уже въ своей контор передъ лицами господъ Додсона и Фогга.

Въ эту ночь м-ръ Пикквикъ спалъ очень дурно, и его воображеніе безпрестанно рисовало ненавистный образъ вдовы Бардль вмст со всми кляузами и крючками, придуманными и пущенными въ ходъ на его погибель. Поутру на другой день, посл завтрака, онъ, въ сопровожденіи своего слуги, отправился къ Грейскому скверу въ гостиницу «Лебедя», гд жилъ его адвокатъ.

— Самуэль! — сказалъ м-ръ Пикквикъ, озираясь кругомъ, когда они достигли до конца Чипсайда.

— Что вамъ угодно, сэръ?

— Куда теперь идти?

— Въ Ньюгетскую улицу.

Но, продолжая стоять на одномъ мст, м-ръ Пикквикъ испустилъ глубокій вздохъ и тоскливо взглянулъ на лицо своего слуги.

— О

чемъ вздыхаете, сэръ? — спросилъ Самуэль.

— Да такъ, мой другъ, что-то взгрустнулось, — отвчалъ м-ръ Пикквикъ. — Этотъ проклятый судъ назначенъ, кажется, на четырнадцатое число будущаго мсяца?

— На четырнадцатое февраля, сэръ, — сказалъ Самуэль, — выборъ удивительно замчательный.

— Отчего же замчательный?

— Да вдь это, сэръ, валентиновъ день {День Валентина — англійскій народный праздникъ, когда, по народному присловью, каждая голубка промышляетъ для себя голубка двушка, встртивъ въ этотъ день перваго мужчину, называетъ его своимъ Валентиномъ: мужчина въ свою очередь называетъ своей Валентиной первую двушку, которую удалось ему увидть. Разумется, между любовниками такія встрчи устраиваются заране, и Валентинъ обыкновенно женится на своей Валентин. Привтствія, подарки и письма, полученныя въ этотъ день, называются также валентиновскими.}, и вы, конечно, знаете, что Валентинъ шутить не любитъ, когда дло идетъ о наказаніи преступнаго любовника.

Улыбка м-ра Уэллера не пробудила ни малйшаго луча веселости въ душ ученаго мужа. М-ръ Пикквикъ круто повернулъ въ Ньюгетскую улицу и, повсивъ голову, безмолвно продолжалъ свой путь.

Такъ они прошли около четверти версты, думая каждый о своихъ собственныхъ длахъ. Самуэль все время держался въ нсколькихъ шагахъ отъ своего господина; но вдругъ ему пришла счастливая мысль сообщить старшин весьма интересный анекдотъ, возникшій въ его душ вслдствіе естественнаго сцпленія идей, пробужденныхъ видомъ вншнихъ предметовъ. Въ мгновеніе ока онъ догналъ ученаго мужа и, указывая ему на домъ, мимо котораго они проходили, сказалъ:

— Видите вы эту колбасную лавку?

— Вижу.

— Это, сэръ, знаменитая факторія сосисекъ.

— Право?

— Я вамъ говорю. Года за четыре на этомъ мст произошла удивительная оказія.

— Какая?

— Не случалось-ли вамъ слышать, какъ однажды изчезъ, неизвстно куда, почтенный джентльменъ, торговавшій ветчиной и колбасой въ огромномъ размр?

— Его убаюкали, Самуэль, з_а_б_о_р_к_о_в_а_л_и {За нсколько лтъ передъ этимъ, между англійскими мошенниками распространился особый промыселъ, невиданный и неслыханный нигд — убивать людей съ тою единственною цлью, чтобъ продавать ихъ трупы въ анатомическіе театры для медицинскихъ операцій. Въ этомъ ремесл особенную извстность заслужилъ нкто Burke, Ирландецъ, котораго, наконецъ, поймали и казнили въ 1829 году. Отъ имени его англичане сдлали глаголь to burke, борковать, то есть, убивать людей для анатомическаго театра. Прим. перев.},можетъ быть? — спросилъ м-ръ Пикквикъ съ безпокойствомъ.

— Нтъ, сэръ, — отвчалъ м-ръ Уэллеръ, — и я вамъ осмлюсь доложить, что бываютъ на свт предиковинныя вещи. Джентльменъ этотъ, сэръ, былъ хозяиномъ вотъ этой самой колбасной, которую вы видите. Онъ изобрлъ для своего ремесла патентованную паровую машину, гд, такъ сказать, въ одно мгновеніе ока, огромнйшіе камни могли растираться посредствомъ чудодйственнаго жернова въ мельчайшій порошокъ и превращаться въ сосиски первйшаго сорта. Онъ выхлопоталъ даже привилегію на свои патентованныя сосиски. Онъ гордился своимъ изобртеніемъ и смотрлъ, бывало, по цлымъ часамъ, какъ работаетъ его хитрая машина, приготовляя удивительные завтраки для джентльменскихъ желудковъ. Вообще, сэръ, онъ былъ совершенно счастливъ и этою машиною, и двумя курчавыми мальчишками, которые бгали вокругъ, называя его своимъ милымъ папашей; но бда въ томъ, что судьба навязала ему на шею ехидную жену, отравлявшую весь этотъ домашній комфортъ. Отъ криковъ этой вдьмы дрожалъ, бывало, весь домъ и дребезжали стекла, какъ отъ землетрясенія. — "Послушай-ка, ты, моя душенька, — говоритъ однажды горемычный мужъ, потерявшій всякое терпніе, — если ты будешь продолжать эту потху, говоритъ онъ, я уду въ Америку, чтобъ отвязаться отъ тебя. Помяни мое слово". — "По мн, пожалуй, ты можешь провалиться сквозь землю, — говоритъ жена:- посмотрю я, какъ американцы уживутся съ такимъ шайтаномъ" Затмъ она еще пуще окрысилась на бднаго мужа, побжала въ столовую и начала вопить во всю улицу, что вотъ, дескать, гадкій мужъ собирается отправить ее на тотъ свтъ и что ей давно житья нтъ въ собственномъ дом. Эта комедія продолжалась часа три, до тхъ поръ, пока ея глаза закатились подъ лобъ и она со всего размаха грянулась на полъ, брыкаясь при этомъ и руками, и ногами. Очень хорошо-съ. На другой день супругъ ея пропалъ. Онъ не взялъ ни денегъ изъ хозяйственной кассы, ни запаснаго платья изъ своего гардероба: стало-быть, онъ не ухалъ въ Америку. На другой день онъ не воротился, и такъ прождали его напрасно цлую недлю. Хозяйка напечатала объявленіе въ газетахъ, публично извщая, что она во всемъ готова простить своего мужа, какъ скоро онъ придетъ домой. Такое объявленіе, конечно, длало ей великую честь, тмъ боле, что мужъ, собственно говоря, ни въ чемъ не быль виноватъ передъ ней; но и посл этой уловки онъ все-таки не воротился. Напрасно искали его во всхъ каналахъ и напрасно, два мсяца сряду, приносили къ дверямъ колбасной лавки трупы всхъ утопленниковъ и удавленниковъ: ни одинъ трупъ не представилъ ни малйшаго сходства съ пропавшимъ мужемъ, и сосди мало-по-малу успокоились въ томъ предположеніи, что колбасникъ пропалъ безъ всти. — "Туда ему и дорога", сказала неутшная супруга и, отложивъ всякія попеченія, принялась торговать сосисками и колбасами. Однажды вечеромъ приходитъ въ ея лавку пожилой худощавый джентльменъ и спрашиваетъ сердитымъ голосомъ:- "Вы, что ли, содержательница этой лавки?" — Я, — говоритъ она, — чего вамъ угодно? — "Я пришелъ, сударыня, — говоритъ онъ, — потребовать отъ васъ отчета, за какія напасти намрены вы подавить своими проклятыми сосисками меня и все мое семейство? И кто вамъ сказалъ, сударыня, что мдныя пуговицы съ гербами обойдутся вашей торговл дешевле свиного мяса?" — Какъ пуговицы! — говоритъ она, — объяснитесь, милостивый государь. — "Нечего тутъ объяснять, — говоритъ пожилой джентльменъ, развертывая клочокъ оберточной бумаги, гд было штукъ двадцать или тридцать пуговичныхъ половинокъ, — какой чортъ, сударыня, надоумилъ васъ приправлять пуговицами эти проклятыя сосиски? Хороша начинка!" — Ахъ! ахъ! это пуговицы моего супруга! — кричитъ вдова, и тутъ же съ нею длаются страшныя истерическія корчи. — "Что это значитъ?" — визжитъ пожилой джентльменъ, поблднвшій, какъ полотно. — Все теперь ясно для меня! — визжитъ вдова. — Мужъ мой, въ припадк безумія, превратилъ себя самого въ сосиски!

— И это, сэръ, была сущая правда, — заключилъ м-ръ Уэллеръ, устремивъ пристальный взглядъ на испуганную физіономію м-ра Пикквика, — только до сихъ поръ въ общемъ мнніи остается подъ спудомъ, самъ-ли онъ бросился въ свою патентованную машину, или кто-нибудь его пихнулъ. Достойно замчанія, сэръ, что пожилой сухощавый джентльменъ, страстный любитель сосисекъ, не могъ съ этой поры даже слышать о нихъ.

Вскор посл этого трогательнаго повствованія господинъ и слуга прибыли въ квартиру м-ра Перкера. Лоутонъ, главный его конторщикъ, стоялъ подл пріотворенной двери, разговаривая весьма небрежно съ какимъ-то горемыкой въ истасканномъ сюртук, въ сапогахъ безъ подошвъ и въ перчаткахъ безъ пальцевъ. Во всхъ чертахъ его тощаго лица ярко отражались слды продолжительныхъ страданій, и онъ, повидимому, живо чувствовалъ свое крайнее униженіе, потому что тотчасъ же отпрянулъ назадъ въ темный уголъ, какъ скоро завидлъ новаго пришельца.

— Какъ это жаль… право, — сказалъ незнакомецъ съ глубокимъ вздохомъ.

— Конечно, жаль, — повторилъ Лоутонъ, выводя своимъ перомъ какія-то каракули на косяк двери. — Не хотите-ли заочно передать ему ваше порученіе?

— A когда, примрно сказать, онъ долженъ воротиться назадъ? — спросилъ незнакомецъ.

— Не знаю, право, — отвчалъ Лоутонъ, длая мистическіе знаки м-ру Пикквику, когда незнакомецъ потупилъ свои глаза.

— И вы полагаете, что мн было бы безполезно дожидаться его здсь? — продолжалъ незнакомецъ, тоскливо посматривая на дверь конторы.

— О, да, я въ этомъ совершенно увренъ, — отвчалъ конторщикъ, продолжая рисовать каракули на косяк. — На этой недл уже нечего ждать, а, пожалуй, можетъ случиться, онъ не воротится и на будущей недл, потому что вообще, узжая за городъ, Перкеръ никогда не торопится возвращеніемъ домой. Ужъ таковъ его обычай.

— Какъ? Онъ за городомъ! — воскликнулъ м-ръ Пикквикъ. — Боже мой, что-жъ теперь намъ длать?

— Не уходите, м-ръ Пикквикъ, — сказалъ Лоутонъ, — y меня для васъ письмо.

Переминаясь съ ноги на ногу, незнакомецъ еще разъ потупилъ глаза въ землю, и въ это мгновеніе смтливый конторщикъ бросилъ многозначительный взглядъ на ученаго мужа, давая такимъ образомъ знать, что онъ разыгрываетъ плутовскую роль, которой однакожъ м-ръ Пикквикъ не могъ постигнуть.

— Войдите, м-ръ Пикквикъ, прошу покорно, — сказалъ Лоутонъ. — Что-жъ, вы оставите какое-нибудь порученіе, м-ръ Уатти, или потрудитесь завернуть въ другой разъ?

— Будьте такъ добры, попросите его сказать, что тамъ y нихъ сдлано по моему длу, — сказалъ незнакомецъ умоляющимъ тономъ: — да, ради Бога, не забудьте этого, м-ръ Лоутонъ, — вдь отъ этого зависитъ судьба цлаго семейства.

— Нтъ, не забуду, положитесь на меня, — отвчалъ конторщикъ.

— Войдите, м-ръ Пикквикъ. Прощайте, м-ръ Уатти; вы, врно, пройдетесь по бульвару; погода превосходная, не такъ ли?