Замогильные записки Пикквикского клуба
Шрифт:
Завтракъ былъ очень скученъ, и разговоръ между нашими путешественниками вовсе не клеился. Даже м-ръ Бобъ Сойеръ живо чувствовалъ на себ одуряющее вліяніе погоды. Онъ былъ теперь, по его собственному выраженію, "сбитъ съ панталыка". М-ръ Пикквикъ и Бенъ Алленъ были тоже не въ своей тарелк.
Въ тоскливомъ ожиданіи лучшей погоды, путешественники перечитали послдній нумеръ лондонской вечерней газеты отъ первой строки до послдней, перетоптали коверъ въ своей комнат отъ перваго до послдняго рисунка, повысмотрли вс картины на стнахъ и перепробовали, безъ малйшаго успха,
Заложили и похали. Дождь полилъ сильне, слякоть по дорог увеличивалась съ каждою минутой, и огромные куски грязи летли безпрепятственно въ открытыя окна экипажа, такъ что пассажирамъ во внутренности кареты было почти столько же неловко, какъ и тмъ, которые по-прежнему помстились на запяткахъ. При всемъ томъ, въ самомъ движеніи и живомъ сознаніи чувства дятельности заключалось уже безконечное превосходство передъ скучнымъ и томительнымъ бездйствіемъ въ скучной комнат, откуда, безъ всякой цли и намренія, приходилось смотрть на скучную улицу и дождевыя капли. Оживленные путешественники не могли понять, зачмъ и отчего они такъ долго отсрочивали свою поздку.
Когда они остановились въ Ковентри на первой станціи, паръ отъ лошадей поднялся такими густыми облаками, что затмилъ совершенно станціоннаго смотрителя, и путешественники слышали только его громкій голосъ, выходившій изъ тумана. Онъ говорилъ, что человколюбивое общество {Лондонское человколюбивое общество, Human Society, основано съ единственною цлью спасать утопающихъ. Прим. перев.}, при первой раздач премій, должно непремнно наградить его первою золотою медалью вслдствіе того, что y него достало храбрости снять шляпу съ ямщика, иначе этотъ парень неизбжно долженъ былъ бы утонуть, такъ какъ вода съ полей его шляпы лилась обильнымъ потокомъ на рукава его, грудь и шею.
— Прекрасная погода! — сказалъ Бобъ Сойеръ, поднимая воротникъ своего пальто и закрываясь шалью.
— Чудодйственная, сэръ, — подтвердилъ Самуэль Уэллеръ.- A знаете что, сэръ?
— Что?
— Случалось-ли вамъ когда-нибудь видть больного ямщика?
— Не припомню. A что?
— Въ ту пору, напримръ, когда вы были студентомъ, въ клинику вашу никогда не приносили больного ямщика?
— Нтъ, никогда.
— Я такъ и думалъ. A случалось-ли вамъ видть на какомъ-нибудь кладбищ надгробный памятникъ ямщику?
— Нтъ, не случалось.
— A мертваго ямщика видли вы когда-нибудь?
— Никогда.
— Ну, такъ никогда и не увидите, — отвчалъ Самуэль торжественнымъ тономъ. — Есть еще другой предметъ, котораго никогда не видалъ ни одинъ человкъ: это, сэръ, мертвый оселъ. Никто не видалъ мертваго осла, за исключеніемъ разв одного джентльмена въ черныхъ шелковыхъ гультикахъ, знакомаго съ одной молодой женщиной, y которой былъ козелъ. Но тотъ оселъ пріхалъ сюда изъ Франціи, и очень могло статься, что былъ онъ не изъ настоящей породы.
Въ этихъ и подобныхъ разговорахъ проходило время, пока, наконецъ, экипажъ остановился въ Дончорч. Здсь путешественники перекусили, перемнили лошадей и отправились на слдующую станцію въ Девентри, откуда черезъ нсколько часовъ благополучно прибыли въ Таучестеръ. Дождь, усиливаясь постепенно, не прекращался ни на одну минуту.
— Это, однакожъ, изъ рукъ вонъ, господа! — замтилъ Бобъ Сойеръ, заглядывая въ окно кареты, когда экипажъ остановился въ Таучестер, y подъзда гостиницы "Сарациновой головы". — Не мшало бы положить этому конецъ.
— Ахъ, Боже мой! — воскликнулъ м-ръ Пикквикъ, открывая глаза посл продолжительной дремоты. — Вы, кажется, ужасно вымокли.
— Не то чтобы ужасно, a такъ себ,- отвчалъ Бобъ, — дождь, кажется, не думаетъ церемониться съ нами.
Дождь струился крупными каплями съ его шеи, рукавовъ, локтей, колнъ, и весь костюмъ м-ра Боба, пропитанный водою, представлялъ подобіе блестящей клеенки.
— Да, какъ видите, я промокъ порядкомъ, хотя, можетъ быть, не до костей, — сказалъ Бобъ, стряхивая съ себя дождевыя капли на подобіе ньюфаундленской собаки, только что вынырнувшей изъ воды.
— Дальше, я думаю, намъ нельзя хать въ такую позднюю пору, — сказалъ Бенъ.
— Это ужъ само собою разумется, — подтвердилъ Самуэль Уэллеръ, присоединяя свои наблюденія къ общему совщанію, — лошади измучатся по-пустякамъ, и толку не будетъ никакого. Въ этой гостиниц, сэръ, превосходныя постели, — продолжалъ Самуэль, обращаясь къ своему господину, — все чисто, опрятно и уютно, какъ нельзя больше. Въ полчаса, не больше, здсь могутъ приготовить маленькій обдъ первйшаго сорта: пару цыплятъ, куропатокъ, телячьи котлеты, французскіе бобы, пироги съ дичью, жареный картофель на закуску. Мой совтъ, сэръ: переночевать здсь, если вы сколько-нибудь дорожите жизнью и здоровьемъ.
Здсь кстати подосплъ содержатель "Сарациновой головы" и вполн подтвердилъ показанія м-ра Уэллера относительно комфортабельности своего заведенія, способнаго выдержать соперничество съ первыми гостиницами столицы. Къ этому онъ прибавилъ нсколько печальныхъ догадокъ относительно пресквернаго состоянія дорогъ и ршительной невозможности добыть лошадей на слдующей станціи.
— Къ тому же, господа, вы должны взять въ разсчетъ, что этотъ неугомонный дождь зарядилъ, по всей вроятности, на всю ночь, тогда какъ завтра, безъ сомннія, будетъ прекрасная погода, — заключилъ убдительнымъ тономъ содержатель "Сарациновой головы"
— Ну, хорошо, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, — мы переночуемъ. Только мн надобно послать въ Лондонъ письмо такъ, чтобы завтра поутру оно могло быть доставлено по принадлежности, иначе, во что бы ни стало, мы должны хать впередъ.
Содержатель улыбнулся. Ничего, разумется, не могло быть легче, какъ завернуть письмо въ листъ срой бумаги и отправить его или по почт, или съ кондукторомъ вечерняго дилижанса, который продетъ изъ Бирмингэма.
— И если, сэръ, вы хотите, чтобы оно было доставлено какъ можно скоре, вамъ стоитъ только надписать на конверт: "вручить немедленно". Или, всего лучше, извольте надписать, чтобы подателю за немедленное доставленіе вручили полкроны. Это ужъ будетъ врно, какъ нельзя больше.