Замок Эйвери

GrayOwl

– О-о, да, очень, профессор Снейп, - говорит он громче, видя приближающуюся профессора Синистру.

– О, Элиза, Вы теперь, наверное, никогда не простите Вашего скромного поклонника, - говорю я так, чтобы слышала и Помона Спраут, - я вчера за десертом не проявил должного такта и не сказал Вам, насколько превосходно Вы выглядели. Что же до сегодняшнего утра, Вы поистине неотразимы, позвольте Вашу руку, я провожу Вас.

… Педсовет в разгаре - все делят и проклинают в присутствии Минни расписание, составленное ей же, правда, второпях, так что в нём множество накладок, ведь это первый год, когда Директрисе пришлось самостоятельно

заниматься его созданием по образцу прошлогоднего. Блейз в самый разгар «битвы» опускает руку под стол и сжимает моё бедро перед коленями приподнявшейся со стула толстушки Помоны. Я перехватываю руку, когда она становится слишком бесцеремонной, и смотрю ему в глаза с укором.

– Золото, - шепчет мне Блейз.

– Что? Какое?

– В глазах.

– А у тебя - звёзды, - заявляю я во всеуслышанье, ведь нас, молчаливо сидящих на своих местах, дамы сейчас просто не воспринимают.

Когда ажиотаж спадает, сначала я, а за мной и Блейз, только взглянув на расписание и убедившись, что оно осталось для нас таким же, как и в прежнем году (и вовсе незачем было

так вопить!), ставим свои подписи на множество раз магически перекроенном несчастном расписании.

Обед в Большом зале давно закончен, мы руководим действиями домовых эльфов по передислокации мебели из бывших комнат Блейза. В них он оставляет только кровать… на которой его связали.

Когда работа закончена, и у нас появилась вторая гостиная, а кабинет Блейза выглядит теперь согласно его названию, мы, особенно это касается меня, обживаем вторую гостиную за парой рюмок коньяка и приятно пахнущими, настоящими сигарами, а ничего пугающего не происходит. Наконец, допив свой коньяк (я ещё остаюсь смаковать), Блейз уходит в большую гардеробную, где отыскивает одежду для посещения замка Эйвери. Я знаю, что это надолго и позволяю себе откинуться на подголовник кресла, чтобы вздремнуть часок.

… Стон, невероятный, более мучительный, чем я когда-либо издавал под пытками Бэллатрикс, а это значит - больно, очень больно, только я даже Блейзу, стоящему рядом и что-то говорящему, не могу показать… как мне больно. Я должен, перед Блейзом, прежде всего, заставить себя не застонать, несмотря на жуткую боль, я обязан стоять, как игрушечный Аврор, прямо и не падать, а как же хочется закричать! И я слышу отчаянные, отчего-то, слова Авады из уст Блейза, только говорит он так устало - ведь не подействует заклинание, но стук о землю чьего-то (его?) тела говорит об обратном, а моё мировосприятие искажено - стою, светило закатывается за горизонт, на котором - ни следа поселений, тени нынче длинны, но я не отбрасываю тени.

Я смотрю на свои ноги, но с ними всё в порядке, а у ног… в луже крови - голова Ремуса, искорёженная, страшная, с вытекшим глазом… Кто тебя так, Рем, мой Рем?
– думаю я с нежностью и… улетаю, со мной - две призрачные тени без лиц, но это - не Дементоры, уж я-то знаю… тогда кто? Меня душит что-то, и я вижу красный закат на ещё перламутровом небосклоне…

Я просыпаюсь с дурным настроением и больной головой, привычно произношу Обезболивающее заклинание - не то, значит, коньяк, наливаю рюмку и залпом выпиваю, горло саднит… да что там было-то, во сне этом дурацком? Всё позабыл… а теперь выкурить сигаретку… и головная боль прошла, а вот и Блейз стоит передо мной, недоумевая, как я, со своей обычной скоростью, не успел одеться за почти что два

часа.

– Я спал, - произношу хриплым голосом, - сейчас оденусь.

– И причешись обязательно.

Одеваясь, вглядываюсь в собственное лицо.

– Да, отощал ты совсем, брат Северус, а всё потому, что бегаешь много с места на место…

– Я не бегаю, а аппарирую.

– И любовью занимаешься по несколько раз за день.

– Это правда, но разве плохая? Всё равно, вечером или ночью умирать.

– А с чего это ты взял? Из-за той галлюцинации, что пришла к тебе с перепоя да… сам знаешь, каких излишеств. Может, ты вчера сотрясение мозга получил, в ванне-то?

– Да не было это галлюцинацией, и сам прекрасно об этом знаешь.

– Я промолчу.

– А я, я обойдусь.

– Сев, а ты, случаем, ничего не забыл в Лондоне?

– Забыл - твой подарок, и мы туда заскочим.

– Ага, а ещё за моими бритвенными принадлежностями.

Я выскакиваю с незастёгнутыми шоссами, остальное - в порядке:

– Так ты обмануть меня вчера хотел?!

– Д-да, представь себе, хотел, но только для того, чтобы победить образ зверя в душе, я же не знал, как ты можешь, оказывается, помогать.

– А ещё обманывать будешь?!

– Только с благой целью.

– Ну, приехали, он мне ещё и лгать будет. Несносный мальчишка!
– я стремительно пускаюсь за Блейзом, он - от меня. Наконец я валю его на кровать, но он кричит:

– Помнёшь же фалды себе. Се-э-в, я тоже такую «юбочку» хочу!
– притворно хнычет он, дёргая меня за украшение традиционного костюма.

Мы опять хохочем до слёз…

– Ты не причесался, Сев, а нам уже пора. Надо же ещё и в Лондон заглянуть.

– Ты говоришь, как шваль, ой, как маггл, хотел я сказать.

– Так ты не избавился от привычки называть людей людьми?
– строго интересуется Блейз. Смеха как не бывало, он вытирает глаза от навернушихся во время хохота слезинок, скопившихся в уголках непостижимо огромных сейчас, наверное, от сдерживаемого гнева.

– Ну, поссорься со мной из-за этих дрянных магглов!

– О-о, нет, Сев, просто мне обидно, прежде всего, из-за тебя, что ты, такой…

– Расчудесный и имеющий собственное мнение на всё… Всё это уже мы проходили однажды, Блейз, и если тебе нужен повод для ссоры, сойдёт любой, только не шваль, - устало говорю я, голому опять ломит. Надо было вместо того, чтобы спать и просыпаться в дурном расположении духа, верно, от содержимого сна, сходить к Поппи обследовать ушиб, а так:

– Anaestetio localus!
– приложив руку к ушибу.

Блейз мгновенно преображается, становится участливым, спрашивает о самочувствии, вообще он - сама обходительность, но недоверие и непонимание уже настигают нас, и я говорю:

– Блейз, не запрещай мне только… думать о них, как о швали, но вслух ты лично от меня этого слова не услышишь, обещаю.

– Ты - моя любовь навеки!
– он бросается мне на шею и нежно, но настойчиво целует, прося ответного поцелуя, и я тоже целую его, словно не делал этого вечность - горячо, страстно, ненасытно…