Замыкание
Шрифт:
Софья молча слушала, сгорбившись на стуле, хотя по образному выражению завуча, должна была через рифы и мели протащить корабль, подвести класс к пониманию, что деньги - зло, они не делают человека счастливым, а, наоборот, обрекают на одиночество и физическую деградацию.
Кафе "Театральное"
Летом Марго жила на даче и несколько раз звонила, от скуки, о статье не вспоминала, рассказывала, что сосед - вдовец, между прочим, профессор, с интересом поглядывает
Голос вялый, расслабилась, поедая клубнику с грядок на участке, отвоеванном у соснового леса. Яков возмутился, когда они вдвоем приехали на дачу, это ж надо додуматься, спилить вековые сосны, чтобы укроп с петрушкой посеять.
– Клубнику, - возразила Марго.
– Какая разница.
Яков расстроился, заболело сердце, и они в гостях не задержались.
В середине августа Марго пожаловалась, что сосед по даче живет с аспиранткой. Ничего особенного, все та же толстая, щекастая, зато молодая.
Спрашивается, зачем Софья потащилась к ней, с утра пораньше, в переполненной электричке, в руках сумки с продуктами по списку. Приехала на станцию, зашла в магазин и увидела такие же продукты и по той же цене.
Весь вечер, отмахиваясь от комаров, ядовитое средство ненадолго помогало, Марго вспоминала роман с Григорием. Если сократить лирические отступления, оставалось прилично эпизодов: не роман, но на повесть бы хватило.
И, как назло, Яков ни разу не позвонил. Позвонила Софья и стала допрашивать, как он там без нее, не забыл ли поужинать. Даже потребовала, чтобы он перечислил, что ел. Марго, конечно, прислушивалась, и выражение ее лица было таким, как и положено одинокой женщине, завидующей чужому счастью.
Яков хмыкал и ждал, когда жена отключится.
Не ранним утром собирали смородину, благо, погода солнечная и теплая, мимо забора прошел крепкий на вид мужчина с пузцом и вежливо поздоровался с ними.
– Этот что ли профессор?
– спросила Софья, Марго кивнула, - Ему больше подошла бы лопата, чем кафедра.
– Понимала бы ты...
Марго резко повернулась и ушла в дом. Но вскоре вернулась и пожаловалась на головную боль. Задерживать не стала, когда Софья засобиралась домой.
– Что так рано? Опять поссорились?
– спросил Яков, вглядываясь в ее лицо.
– Нет, конечно, мы ведь взрослые.
– Я рад, - он умильно посмотрел на нее.
Дома хорошо, спокойно, зачем ее понесло на дачу.
Но, как говорится, осадочек остался. Было жаль Марго, одну на даче, жаль себя - все могло быть иначе. Как? Интереснее, что ли. Ведь был выбор.
Первого сентября, когда Софья, прижимая к груди букеты поникших астр, осторожно спускалась по школьным ступеням, зазвонил телефон. Пока доставала из сумки телефон, цветы попадали.
– Привет, Соня, сегодня такой день торжественный, - услышала она напористый голос Марго и ответила на ходу:
– Подожди, руки заняты, сейчас, дойду до скамейки.
Она отключилась, но не успела дойти, Марго снова позвонила:
– Я хочу тебя поздравить и пригласить куда-нибудь, отметить.
– Нет, нет, - перебила ее Софья, - я домой, Яков ждет с шампанским, стол накрыл.
–
– Приглашаю тебя завтра в кафе "Театральное", закажу столик, чего мне это будет стоить, - она сделала паузу, - Думаю, стоит, столько лет дружим.
Софья согласилась и даже не насторожилась, поверила в ее искренние чувства. Что называется, потеряла бдительность, забыла, что прожженная журналюга нахрапом добивается своих целей, и в ее словаре нет слов "душа" и "щедрость". Оправдать могло лишь то, что в такой день все радовались друг другу: и учителя и ученики, ни одного недовольного лица.
Не успела коснуться кнопки звонка, дверь открылась. Как Яков догадывается, что его женушка уже на пороге? Увидеть в окно не мог, она подходила к подъезду с другой стороны. Слышал шаги по ступеням? Но работал радиоприемник, как обычно, когда он рисовал и был один дома. Звук выключал при ней, знал, что она уставала от школьного шума, нарастающего на переменах до грохота взлетающей космической ракеты, утихающего на уроках. Бывало, когда уставала, любой шорох, шепот, шуршание бумаги, падение ручки, хихиканье, хлопок превращались в сплошной гул приближающегося землетрясения. Она приходила домой, закрывалась в комнате и ложилась.
Он возился с цветами, расставляя их в банках с водой, забыв, что есть вазы, но она промолчала. Как обычно, не забыла проявить вежливый интерес и прошла в его кабинет взглянуть на рисунки забавных зверюшек. Проницательный Яков не замечал фальши, краснел от удовольствия, когда она, считая, что муж впал в детство, преувеличенно нахваливала зайчика или петушка. Он иллюстрировал сказки, которые сочинял друг - художник Митяй.
Митяй к старости заработал катаракту и рисовать уже не мог. Яков называл его пройдохой, как всех, кто писал для детей, хотя на фоне многотонной макулатуры под названием литература для младшего возраста стихи у него неплохие. Яков иллюстрировал не менее увлеченно, чем его друг сочинял четверостишья. Работы хватало, Митяй увлекся всерьез, даже отказывался от операции, боясь, что с обретением зрения утратится поэтический дар.
Стол был накрыт на кухне, Яков не произносил высокопарных слов по случаю такого дня, ей тем более не хотелось ничего торжественного, наслушалась сегодня речей.
На следующий день было шесть уроков русского, она забыла о приглашении. Только собралась домой, позвонила Марго, и сказала, ждет ее у входа в кафе. Софья пожаловалась на усталость, но подружка заверила, что не рассчитывает на долгие посиделки.
Пришлось сворачивать в сторону метро, ну, не глупость ли, ехать на свидание, чтобы послушать, как Марго оседлала соседа по даче.
Подружка у входа в кафе изображала скромницу в кремовом платье с голубым бантом в белый горошек. Короткая юбка и белые сапожки на высочайших каблуках удлиняли ноги, придавали ее узкому тельцу форму насекомого, стрекозы - однодневки с оторванными крыльями, попавшей в паучью сеть. Всего лишь видимость, эта стрекоза ядовитее любого паука.
Марго уловила неодобрение, прищурившись, окинула ее костюм и скривилась:
– Кроме тоскливо-зеленого в твоем гардеробе других цветов все также не водится? Лягушка ты наша, царевна.