Замыкание
Шрифт:
Николай по выходным приводил маленьких Машу и Мишу кататься на санках по натоптанному снегу. Счастливые, с ног до головы в снегу, и дети и отец, возвращались домой и наперебой рассказывали, как скатывались с горы.
Не помнит, с какого возраста маленький Миша любил крепко обнять ствол сосны и, закинув голову, подолгу смотреть на небо. Не отзывался на ее голос, прижимался всем телом, и невозможно было оторвать. Может, таким образом показывал, что родители ненадежны, слабы, на них
Где-то в классе шестом стал при любой погоде один ходить в лес, как он говорил, на свидание к деревьям. Они энергетически сильно заряжены, - особенно стройные сосны, только не засохшие. Софья неохотно его отпускала, просила Машу сопровождать брата, но ее надо было долго уговаривать. Однажды попали на пожарище, Миша испугался, ночью ему снились кошмары, она проснулась от его крика.
В сочинении на свободную тему он написал: "Мы идем по еле заметной тропе, а перед нами разворачивается панорама леса, кажется, что на сцене исполняется балет. Странный балет со зрителями посреди сцены, танцоры то смыкаются плотной стеной, то размыкаются.
Но так кажется, ведь деревья стоят на одном месте, и я прихожу к ним, поучиться их стойкости. Стоят они вот уж столько лет, и ждут меня. А сколько их по обочинам дорог. Листья покрываются пылью, пока не смоет дождь. Но все равно им тут плохо, они живут не так долго, как в лесу, быстро засыхают. Смотрите, они тянут к нам ветки. Жизнь дерева зависит от места, в котором вырастает". Софья комментировала: "Для человека, особенно для женщины, где родиться, важно тоже". "Да, что самое удивительное: сосна остается сосной, а дуб дубом", - ехидничал Николай.
Яков успокаивал ее: ничего страшного, у мальчика сентиментальный период, пройдет. Прошло, с деревьями он перестал обниматься, но стало хуже: он ушел в веру. Это лучше, чем алкоголь и наркотики, но она не могла примириться с возникшим отчуждением, хотя и понимала, что они принадлежали к разным поколениям, и неизбежно появилась бы другая причина взаимонепонимания. Но примириться с тем, что у матери - атеистки вырос глубоко верующий сын, не могла, ругала себя, что упустила его. А ведь могла повлиять на сына еще тогда, когда еще только сошлась с Яковом.
Эпизод с монахом
Возможно, это был сентябрь. Каждый год, первого сентября, Николай вспоминал о детях и появлялся к началу торжественной линейки. Обнимал сына, дочь, совал им шоколад: сыну - молочный, Маше - черный, и до конца линейки оставался рядом с сыном. Когда ученики и учителя направлялись в классы, он отзывал Софью в сторону, и она, уговаривая себя не взрываться и не портить такой день, выслушивала один и тот же текст: "Как ты могла лишить детей отца, взамен подсунув им древнего старика, выжившего из ума. Неужели ты не чувствуешь вины перед ними?"
Если была хорошая погода, то он приходил и на следующий день, и на третий, и на четвертый.
От него всегда пахло алкоголем. Когда
После того, как Маша перешла в десятый класс и попросила отца не позорить ее перед одноклассниками, он уже поздравлял детей с началом учебы по телефону и в школе не появлялся.
Но до Машиного десятого надо было жить год. В тот сентябрьский день Николай достал Софью так, что она после занятий бежала куда глаза глядят, чтобы успокоиться и не портить настроение Якову.
Она вышла из троллейбуса, не доехав остановки до центральной улицы Ленина, перешла через дорогу и свернула в незнакомый двор. Пересекла детскую площадку, через арку попала на безлюдную дорогу и наткнулась на бетонные плиты. Дальше стройка, мусор и грязь. Растерялась, даже напугалась, - ни одной живой души вокруг, заблудилась в родном городе. И тут вспомнила, когда-то поблизости было озерцо с чистой водой, над ним клонилась береза, чуть в стороне росли голубые ели. Оазис окружали побеленные каменные столбы и чугунные решетки между ними. Там, под березой, с Колей отмечали вином окончание его последней летней сессии.
Почти бегом, по грязи, через кучи строительного мусора спустилась под горку и увидела каменный столб от забора, внизу в лучах заходящего солнца поблескивала мутная вода. Ни елей, ни берез. Прошла немного и чуть не наткнулась на гору тряпья. Тряпье шевелилось, - кто-то с кем-то боролся. Над всем этим болталась голая женская нога. Нога ритмично дергалась, наконец донесся женский писк и протяжный мужской стон.
Опасаясь, что парочка увидит ее, бежала, не разбирая дороги, и чуть не увязла в грязи.
Хаос стройки как разрухи после бомбежки, парочка нищих в оргазме, уничтоженный островок оазиса плюс встреча с бывшим мужем - слишком для одного дня, она потерялась, плохо ориентировалась, попала в тупик, с трудом выбралась, снова тупик, - в отчаянии чуть не завыла. И в этот момент услышала характерный звон трамвая, хлопок закрывающейся двери троллейбуса, скрип тормозов легковушки.
Выбралась на оживленную улицу и обрадовалась людям, потоку машин, рекламам с потекшей краской. Стала жадно читать все подряд, складывать буквы в слова, слова в предложения, постепенно успокаиваясь.
Под крышей высокого дома загоралась и потухала, переливаясь всеми цветами радуги, реклама. Попыталась сложить латинские буквы в относительно понятный текст, но получила ощутимый удар в плечо, - мимо пробежал на остановку троллейбуса мужчина с туго набитым рюкзаком. Чертыхнулась и неожиданно наткнулась на объявление кириллицей, багровые неровные буквы в текст не складывались.
Лист ватмана висел на заборе, перед входом в театр оперетты: очередная перекраска здания, в этот раз из зеленого в розовый цвет. Подошла ближе, и поняла, текст не сложился из-за незнакомого слова "иеромонах". Вокруг букв густые брызги багровой краски, как запекшаяся кровь.